Еще один шанс. Дилогия (СИ)

- Она мне не подруга! - огрызнулся седовласый. Лицо бывшего военного внезапно залила бурая краска. Он смущенно отвел взгляд в сторону.

- Тем более, - вояжер захлопнул книгу и положил её на стол. - Чего ты тогда "кипятишся"?

- Кстати, Алексей? - десантник неожиданно остановился и прищурился. - А почему мы выбираем кандидатов только в Москве? У нас, что появился принцип? Раз уж начали искать лучшего - давай всех смотреть. Вдруг за границей варианты появятся? Голубые... - там или немощные? Европа всегда такими кренделями славилась!

- В других странах? - Рязанцев удивленно приподнял бровь. - Что? Я не ослышался? Ты Варвару за кордон отпустишь? - Он удивленно заморгал глазами. Заломил руки. - Я так понимаю, до этого разговора мы даже соседнюю деревню в расчет не брали - расстояние видите ли большое. Люди незнакомые. И про Москву я так - ради смеха заговорил. И вдруг оказывается, мы не шутим, а уже давно ведем серьезный, деловой разговор. И главное... - готовы отправить нашу подопечную куда угодно - хоть к черту на кулички? - Путник подавшись внутреннему настроению начал цитировать былинное сказание. - И ждет её теперь дорога дальняя, в край неведомый... - на чужбину, к ворогам! Где даже русским духом не пахнет. Как же так, Паша?

- А кто сказал, что она куда-то поедет? К кому-то кто её где-то ждет? - в этот раз уже Пехота картинно вздернул подбородок и улыбнулся во весь рот. Глаза заблестели от возбуждения. Яркая мысль озарила его голову. - Дома пусть сидит - под присмотром! Нечего по заграницам мотаться!

- Не понял? - Алексей вмиг стал серьезным. Выпрямился в кресле. Приготовился внимательно слушать собеседника. - Так! У нашего влюбленного появился план! - Он хлопнул в ладоши и интенсивно потер их. - Давай, майор, объясняй! Вижу, задумал что-то - ужасное и интересное!

***

Ноябрь 1683 года .

Голландия. Небольшой город Дордрехт.

Неприметная т аверна "Утиное яйцо".

Было уже поздно, и солнце давно спряталось за серыми городскими домами. На улицах города опустились вечерние сумерки, стемнело. Однако в наступившей темноте приветливо светились окна таверны, приманивая своими огоньками обычных своих посетителей.

В низеньком, полупустом помещении таверны, сильно закопченном дымом, где на вывеске были грубо намалеваны утка с яйцом, за дальним от барной стойки столом расположились два посетителя. Один из них был высоким, сухощавым с глубоко посаженными глазами, пожилым человеком. Он изрядно перепив спиртного, продолжал "изливать" душу неизвестному молодому собеседнику. Старец постоянно вздыхая, с горечью вспоминал далекие, почти забытые эпизоды своей жизни.

- Нет, и ещё раз нет, милый Лекс, ты всё понял не правильно! Старик дрожащей рукой поставил кружку на стол. Встретился глазами с острым взглядом собеседника. - Боже мой! Иногда мне кажется, что ещё совсем недавно я был таким же, как ты - легкомысленным и ветреным юнцом. Вся моя жизнь состояла из каких-то нереальных, пестрых красок, крутящихся в водовороте происходящих событий. Ведь именно тогда благодаря музе и советам отца я смог постигать искусство прекрасного. Создавать свои чудесные полотна. Получать признание и уважение горожан. А сколько у меня было поклонниц!

Рассказчик глубоко вздохнул. Он отрешенно проследил за грубой походкой полненькой служанки, что пошла к бочонку, чтобы нацедить кружку вина. Оценил её неловкие движения, угловатость фигуры. Непропорционально длинные руки. Старую, неоднократно залатанную одежду. Недовольно шмыгнул носом. Смахнул рукавом слезу. - А потом появилась она - Карнелия... Любовь, свадьба, воспитание детей, большая часть которых были даже не мои. Постепенно я перестал работать над заказами. Даже за большие деньги. Я остепинился, стал ходить в церковь. Начал заниматься "важными", общественными делами. Думать только об общине, боге и спасении души. Вот тогда-то почитатели моего таланта и изменили мне. Затем меня покинули ученики. - Рассказчик поднес ладони к лицу и растроганно стал тереть ими виски. - О, Творец, я не желал такого исхода. Однако всё пришло само собой. И теперь у меня нет сил даже печалиться или радоваться о том, что произошло. Я доволен всем: своей судьбой, прошедщей жизнью, заботой которой окружает меня моя "любимая" жена. Ну, а творчество? Картины? - Я о них даже не вспоминаю. Наверное, это не мое!

- Мэтр, я согласен и расстроен вместе с вами, - прощелыга плавно протянул руку к очередной бутылке, поднял её со стола и разлил вино по кружкам. - Эх, знал бы ты, сколько стоит это "Не твое творчество" в будущем! - Искра азарта сверкнула в глазах странника. После чего конец фразы сформировался у него в голове. - И сколько денег готовы отвалить коллекционеры за любую из "Не твоих" картин эпохи барокко... даже случайно выставленной на аукционе! То не рассказывал бы мне здесь сказки о счастливой семейной жизни. А срочно бы бросил всё и побежал бы творить в мастерскую.

- Уважаемый Альберт Кейп! - собеседник во всем поддерживая коллегу собутыльника опрокинул в себя огненную влагу с легкостью пьяницы, и в его глазах заплескалось ещё больше странных огней.

- Вы даже не представляете - сколько раз мой учитель с гордостью рассказывал мне о вашем деде, об отце Якобе и тех незабываемых творениях, которые вы создали вместе.

Поклонник пожилого творца в порыве чувств заломил руки, а потом начал щелкать пальцами, показывая своё восхищение. - О, как часто он говорил о ваших картинах, о живописной игре света, о закатах и рассветах на ваших холстах. Отмечал небывалую легкость и глубину чувств, которыми вы наполняли неземные пейзажи! Заставляли трепетаться сердца... и биться их в едином порыве! - Молодой человек вздохнул, поднял взгляд и задумчиво посмотрел куда-то вдаль соловковыми глазами сквозь темные, едва освещенные стены, словно пытался заглянуть сквозь пелену времени.

- И как вы могли всё это бросить? - он продолжил "выдавливать слезы" из "непризнанного таланта". - Променять? Создать, так мало полотен? Как? Потомки вам этого до сих пор не прости... не простят этого - точно!

- Эх, дьявол всё подери! - седой художник процедил сквозь зубы и, расстроившись, схватился за бокал. Он залпом опрокинул себе в рот содержимое, после чего смачно вытер губы кулаком. Осмотрел свежим, незамыленным взглядом место, где находился и надолго задумался.

Вечерело. Дрова, тлевшие в очаге, уже догорели, и угли отбрасывали от себя красный отблеск, накладывая на стены и предметы зловещие краски. На противоположном от входа конце таверны, в углу небольшого возвышения разместились два скрипача. Музыканты, промочили горло, подняли смычки, и начали играть какую-то незамысловатую композицию. Человек десять горожан, прижимая к себе своих подружек, неуклюже, словно пляшущие медведи, принялись топтаться между столами под визгливые звуки скрипок. Остальные посетители тем временем громкими криками и хлопками в ладоши стали подбадривали танцоров.

- Послушай меня, мой юный друг! - живописец очнулся от спячки, нагнулся над столом и резко схватил собеседника за одежду. Его лицо скривилось в ужасной маске и стало выражать глубокое презрение. Винный перегар волной ударил в нос вояжера. - Все беды в этом мире - от женщин. - Он надул покрасневшие от спиртного щеки и прошипел в полном отчаянии. - Они, происки нечистого! Посылая их - Дьявол смеется над нами. Превращает прекрасных, юных созданий - в старых, сварливых гарпий, которые затем терзают наши души. Они становятся исчадием ада! - Творческая личность отпустила странника и недовольно откинулась на спинку стула. - Пусть гиена сожжет их своим пламенем!

- Да-а! - мысли путешественника во времени завели дружный хоровод в ответ на действие пьяного живописца. - Сколько лет прошло... то есть пройдет, а пить в Европе так и не научились. Слабоваты, вы ребята, против русского духа!

Старец не слыша мыслей собутыльника задышал "с надрывом". На лбу от напряжения проступили синие вены. В порыве чувств он стал резко сжимать, разжимать кулаки. - Я часто задаю себе вопросы... - Куда уходит любовь? Почему жизнь не справедлива? Почему нет истины? И не могу найти ответы. Ах, если бы всё изменить? То я не женился бы на Карнелии! И никогда не бросил бы заниматься живописью! Кто знает, как далеко я мог зайти в своем творчестве? А вдруг я стал бы таким как Рембрандт или Рёйсдаль. Все было бы по-другому! У меня было бы много подражателей, завистников, учеников!