На запретном берегу

— Да, там было жарковато, — усмехнулся Конан. — Взбесившиеся подмастерья перерезали глотки половине асгалу некой знати и почти всем купцам. Деваться было некуда от пожаров и погромов, горел весь город.

Еще не зная, как вести себя с дворцовым лекарем, Конан умолчал о своей роли в этом восстании. Не стал он упоминать и о том, что кровопролитие произошло и по более весомой причине, — киммериец опасался, как бы власти не опознали в нем Амру, грозного пирата южных морей.

— Как бы там ни было, ваш друг Маздок, севший в результате этой заварушки на трон Асгалуна, оказался неплохим королем, — заметил Каспиус, и Конан понял, что лекарь знает большую часть того, о чем киммериец предпочел умолчать. — Наш король с тех пор состоит с ним в военном и торговом союзе.

Ну да, — подумал Конан, — и конечно же, по-прежнему вожделеет прекрасную супругу союзника. Интересно, знает ли этот лекарь, что однажды Маздок переспал-таки с будущей королевой Баалура?

Вслух же он проговорил:

— Я увез оттуда Руфию ради ее же собственой безопасности.

— И колдунья по имени Зерити больше не могла преследовать ее, — поддакнул Каспиус, — поскольку ревнивая ведьма умерла. Или не совсем умерла? — Дойдя до конца лестницы, лекарь свернул в новый коридор, открыл низкую дверь и жестом пригласил киммерийца войти. Конану пришлось нагнуть голову, чтобы не стукнуться о притолку.

— Послушай, приятель, — раздраженно сказал он, — еще с юных лет я раз и навсегда положил себе зарок: по возможности не иметь дело с колдунами, духами и призраками. Я никогда не видел эту ведьму прежде! Мы единственный раз встретились с ней в час ее смерти — или несмерти, раз уж ты так хорошо осведомлен о делах своей королевы. Я терпеть не могу всяких магов и колдунов, и если ты один из них…

Оглядевшись вокруг, варвар понял, что старик наверняка занимается чародейством. Каспиус привел его в холодную, полутемную, с низким потолком и лишенную окон комнату, сильно смахивающую на погреб. Здесь громоздились один на другой сундуки со свитками — старыми, пожелтевшими от времени, и совсем новыми, почти белыми. Несколько десятков книг лежало по углам, низкий дубовый стол был погребен под рукописями. В целом комната весьма походила на логово колдуна. Киммериец пожал плечами.

— Во всяком случае, если Зерити сжигают ее темные страсти и после смерти, то ревнует она не меня, — сказал он. — Ее сумасшедший муж, Ахиром, бывший король Асгалуна, всегда ее нежно любивший, обратил вдруг свой королевский взор на бедную Руфию, вовсе того не желавшую. Для него это безумство оказалось последним. Ну а если ведьма сумела как-то сохранить способность видеть этот мир и после смерти, она, конечно же, должна грызть свой саркофаг от злости, глядя, как ее соперница, став королевой, купается в роскоши, тогда как сама Зерити превратилась в прах.

— Да, выслушав рассказ королевы, я пришел к такому же выводу, — согласился Каспиус. — И, боюсь, рождение наследницы — прекрасной принцессы, любимой всеми от мала до велика, — вызвало у ведьмы зависть еще большую, чем беспечальная жизнь соперницы. Именно поэтому избрала она невинное дитя первой жертвой. Ревность — темное чувство. Страшно подумать, на что оно может толкнуть злую колдунью.

С тяжким вздохом безмерно уставшего человека лекарь сел на большой узкий ларь с наваленной на него кипой одеял.

— Сядьте куда-нибудь, Конан, прошу вас. Мне трудно задирать голову, вы слишком высоки для моей старой шеи. — Конан уселся на какой-то пыльный сундук, оставив кресло у стола хозяину. Каспиус благодарно кивнул. — Извините меня за вопиющий беспорядок, но я обо всем позабыл за эти дни, даже сплю здесь, чтобы не ходить туда-сюда через весь дворец. Все старые свитки хранятся в этом погребе, поскольку здесь прохладно и сухо, а это необходимо для старых пергаментов.

— Что ценного можно сыскать среди такого хлама? — удивился северянин, оглядывая горы рукописей. — Сколько лет надо потратить, чтобы прочесть все это?

— О, меньше, чем вам кажется, — ответил лекарь. Подавшись вперед, он выхватил из кипы свитков лист таким жестом, каким воин выхватывает из ножен меч. — В наших архивах встречаются очень занятные документы. Пытаясь найти противоядие этой колдовской чуме, я прочел описание множества непонятных и трудноизлечимых случаев…

Конан поворошил носком сапога хрустко шуршащую кипу исписанного пергамента на полу.

— Мне приходилось встречаться с магией такого сорта — ее называют белой, — заметил он. — Но цена за нее, как правило, не менее высока, чем за черные чары. Так что будь осторожнее со всем этим, старик.

— Я вижу, вы все же имели немало дел с магией, и потому мне будет ценно любое ваше замечание, — пробормотал Каспиус, уткнувшись в свой лист. — Я вообще очень нуждаюсь в ваших советах, чтобы суметь подготовить все как должно…

Конан вскочил на ноги, глаза его горели уже настоящей яростью.

— Я же сказал тебе, что не желаю иметь никакого отношения к колдовским штучкам! Если ты задумал побить ведьму при помощи всего этого, поищи кого-нибудь другого! Я воин, дерусь мечом и секирой, а не пожелтевшими от собственного яда свитками!

— Нет, нет, Конан, вы неправильно меня поняли, — замахал на него руками старик. — Я совершенно не ожидаю, что вы превзойдете Зерити в колдовстве! Нам нужна совсем иная помощь. Только физической мощью можно добыть лекарство от этих кошмаров, которые снятся теперь почти всему городу… — Он зевнул. — И мне в том числе… Пожалуйста, ущипните меня, если я начну задремывать. Я очень устал…

— Как, даже тебе? — спросил Конан, смягчаясь. — Даже королевскому лекарю?

— Мне еще худшие, чем другим, уверяю вас, — кивнул седой головой Каспиус. — Я думаю, вы и представить себе ничего подобного не можете… Во всяком случае, надеюсь, что не можете.

— Но ты сказал, есть какое-то средство? Почему же ты не испробуешь его на себе — да и на всех желающих?

— Да, я нашел средство против чар. — Каспиус порылся в изголовье своей импровизированной постели и вытащил особенно старый и затрепанный свиток. — Нет ничего в этом мире, что бы не повторилось в прошлом или грядущем. Этому свитку уже не одна сотня лет. Здесь описаны чары ночных кошмаров.

Придерживая рукой нижний край, он осторожно развернул свиток на коленях. Чернила рукописи выцвели и местами стерлись, но в целом запись была в неплохом состоянии.

— Здесь говорится, — пояснил лекарь, — что сон вызывает любое сильное чувство. Кошмары же вызываются только злыми чувствами. Колдун может наслать очень жуткий морок, но лишь действительно могущественный волшебник способен заставить, скажем, население целого города видеть один и тот же, с небольшими вариациями, страшный сон. Колдуны часто пользуются этим оружием — обычно, желая отомстить кому-нибудь. — Он пробежал глазами несколько строчек, беззвучно шевеля губами. — Вот! "Известно только одно верное средство против чумы ночных кошмаров. Оно исчезло из нашего мира уже столетие назад — сонное снадобье из лепестков серебряного лотоса".

— Лепестки лотоса! — расхохотался Конан. — Дайте мне хороший корабль, и я привезу вам столько лотоса, что хватит засыпать все улицы города! В Вендии его продают в любой лавке!

Каспиус печально улыбнулся и покачал головой:

— Вы напрасно думаете, что мы не пытались его найти. Прежде чем королева в отчаянье послала за вами, мы обшарили все базары Вендии и Иранистана и везде потерпели неудачу. Но посмотрите сюда.

И он развернул перед Конаном свиток до конца. В нижней части манускрипта были начертаны разноцветные линии, отчетливее всего виднелась голубая, ведущая почти строго с юга на запад. Очевидно, это была карта какой-то местности.

— Согласно древним травникам, — пояснил Каспиус, — не белый, а именно серебряный лотос слишком нежен и прихотлив, чтобы выращивать его на продажу. Никто из нынешних торговцев даже не слышал о том, чтобы его специально разводили или вывозили откуда-нибудь. Он растет на диких озерах в землях, лежащих еще дальше к югу за Черными Королевствами, где живут одноглазые пигмеи-людоеды.