Лара Крофт - расхитительница гробниц

— Папа так мечтал увидеть это! — вздохнула Лара, глядя в телескоп, настроенный и подготовленный к работе вездесущим Хиллари. — Планеты собираются выстроиться в одну линию… Первая фаза полного солнечного затмения… Такое бывает раз в пять тысяч лет.

— Полное затмение, мэм? — понимающе кивнул дворецкий. — Не изволит ли леди напомнить, когда оно состоится?

— Через неделю.

Дворецкий с некоторым недоверием покосился на телескоп.

— И леди все это сможет рассмотреть?

— Да. — кивнула та. — Наш телескоп достаточно мощный, чтобы все увидеть.

Хиллари задумался. Полное затмение — не шутка!

— А это не опасно, мэм?

Лара наконец-то улыбнулась — впервые за весь день.

— Ничуть. Впрочем, древние всегда связывали с солнечными затмениями всевозможные беды, социальные потрясения, бунты…

— Ну, на то они и древние, мэм, — здраво рассудил Хиллари. — Слава богу, леди живет на исходе двадцатого века. Наука нынче на высоте, об этом я прочел во вчерашней «Таймс». Хотя метеорологическим прогнозам лучше не верить. Обязательно что-нибудь да напутают!

Леди Крофт вновь прильнула к объективу. Величественная картина, открывшаяся ее взору, потрясала.

— Красиво! — восхищенно выдохнула она.

Хиллари понимающе кивнул головой. Кажется, дело идет на поправку. Может, пора готовить паспорт и снаряжение для подводного плавания?

На Суррей спустилась майская ночь, неожиданно жаркая, душная. Тьма держалась в отдалении — старинный двухэтажный особняк белел, освещаемый многочисленными прожекторами. Их приказала поставить вокруг дома еще Ларина мать, которую страшило соседство с темным, непроходимым лесом. Ночной Суррей — странная земля, особенно там, где шумят древние кроны, помнящие еще Вильгельма Бастарда. Бедной женщине все время казалось, что из глухой чащи может нагрянуть беда: то ли разбойники нападут, то ли дикий зверь забежит и напугает ее маленькую дочурку. Лорд Хеншингли Ричард только посмеивался, но перечить не стал. Ему тоже нравилось, когда вокруг было много света.

В древнем заповедном лесу, окутанном густой тьмой и нагнанным с близлежащего озера туманом, глухо фыркал филин. Только эти звуки нарушали царящее вокруг безмолвие, но они настолько резко контрастировали с тишиной, что у ночных сторожей продирал мороз по коже.

«Не к добру», — перешептывались они и спешили наполнить кружки добрым старым элем. — «Точно так же он кричал как раз перед тем, как сгинуть старому лорду…»

…А может и не наполняли они кружки, ибо какие кружки в эпохи баночного пива? Но что шептали — точно.

Раскинувшись на широкой кровати, Лара спала. Сон ее был неглубок, тревожен. Высокая, грудь девушки неравномерно вздымалась в сбивчивом, частом дыхании, на лбу и вокруг рта выступил холодный пот. Она то и дело стонала, отгоняя руками что-то поступавшее к ней.

Вначале, правда, все было нестрашно. Лара услыхала голос — свой собственный, но не нынешний, а давний, когда ей было всего-ничего, шесть-семь, не больше. Даже во в сне она удивилась, а затем поразилась еще больше. Та, давняя Лара, читала стихи. Стихи, которые они учили наизусть вместе с папой…

Папа очень любил эти стихи — детские стихи про Рождество. И Лара тоже их любила — особенно читать вслух, когда рядом отец…

Лара невольно улыбнулась, пытаясь негромко повторить памятные строчки, но внезапно замерла. Иной голос — чужой, хриплый, полной злой насмешки, заглушил ее собственный.

Девушка задохнулась от гнева. Как смеет он, этот!.. Ведь это же стихи про Рождество, их так любил папа!..

Лара не выдержала, зажмурилась, а когда открыла глаза, то поняла, что перед нею — шатер-кенотаф. Палатка освещена неровным сиянием багрового фонаря. Нет, не палатка! Обсерватория, куда она заходила днем!

Да, обсерватория. А вот и она сама, Лара Крофт, только еще совсем маленькая, лет десяти. Перед нею отец — живой, только очень грустный. Он достает из кармана свой серебряный хронометр на цепочке, подаренный на день рожденья Лариной мамой, и открывает крышку часов. На ней фотография молодой темноволосой женщины…

— Если бы ты могла ее помнить, девочка моя, — невесело вздыхает отец. — Она так сильно тебя любила!

— Мама! Мамочка! — обрадованно кричит маленькая Лара.

Папа не прав — и маленькая леди Крофт даже успевает на него чуть-чуть обидеться. Она помнит! Пусть не все, пусть немножко. Помнит, как вместе с мамой они запускали змея — большого, китайского, похожего на дракона. И еще запах маминых духов. И их чаепития, когда Лара, капризничая, ни за что не хотела пить чай с молоком.

— Правда, я похожа на нее? — улыбается девочка, раскачивая часы на цепочке.

…Как маятник, отмеривающий ход времени.

— Конечно, дорогая, — соглашается мертвый лорд Хеншингли Ричард. — Ты такая же красивая, как и она.

Обсерватория исчезает, и вот уже Лара и лорд Крофт стоят возле стола. На нем игрушка, даже, не игрушка, а какой-то странный механизм. Странный, но очень красивый. Большие и маленькие шарики на проволочках движутся вокруг светящегося большого шара…

— Теллуриум — модель нашей Солнечной системы, — поясняет отец. — Посмотри, дочка! Вот планеты выстраиваются в одну линию. Это называется Великий парад…

Девочка согласно кивает. Она еще мало что понимает из того, что говорит папа, но он говорит с нею, как со взрослой. И потому Лара не переспрашивает, а лишь слушает.

…Теллуриум! Это слово надо запомнить. Обязательно запомнить!..

— Иногда он совпадает с полным солнечным затмением. Такое бывает один раз в пять тысяч лет. Совсем немного осталось до того времени, как ты сама сможешь стать свидетельницей этого.

Отец ласково гладит ее по каштановым волосам.

— Ну что же, подрастай, маленькая Лара Крофт. Тогда ты все узнаешь, и, может быть, станешь моей помощницей…

— Конечно, папа, конечно! — восторженно кричит девочка. — Я вырасту большой и сильной, папочка…

Огромная планета с освещенным Солнцем серповидным краем падает на Лару-взрослую. Та не выдерживает, отшатывается. Отец и малышка исчезают…

Тьма!

И вдруг сквозь густую вязкую темень начинают тикать часы. Сначала потихоньку, потом все громче и громче. Наконец, их тиканье становится невыносимым. Лара в отчаянии зажимает уши, лишь бы не слышать этого страшного звука, похожего на скрип напильника о ржавый металл…

Но вот к тиканью часов примешивается новый звук — словно бы кто-то хлопает в ладоши или бьет деревяшкой о деревяшку. Лара спешит туда, во тьму — и видит большой деревянный ящик, похожий на гроб. Крышка ящика прилегает неплотно, из-под нее наружу пробивается слабое свечение.

Несмотря на затопивший душу ужас, Лара понимает, что тиканье часов исходит из этого самого ящика. Хватит! Надо остановить, заглушить!.. Девушка протягивает к руку, но ящик угрожающе рычит и, как собака, пытается цапнуть ее за пальцы. Лара замахивается на обнаглевшее изделие из старых некрашеных из досок…