Роберт Говард собрание сочинений в 8 томах - 2

— Нет, нет! — торопливо и испуганно заверещал Ричардсон. — Мне и в голову не приходило подвергать сомнению столь удачный выбор! А какие города нам предстоит миновать на своем пути?

— Только один, — ответил я. — Он называется Пороховая Гарь и стоит на самой границе Аризоны. Да, чуть не забыл! Предупреди-ка свою родню, пускай держится от этого городка подальше. Потому как он издавна служит берлогой для всякого рода висельников. Сдается мне, твоя молодежь пока еще недостаточно ловко обращается с оружием для того, чтобы уютно чувствовать себя в столь неподходящей для нее компании.

— Нам вовсе ни к чему неприятности! — решительно заявил старый хрыч Ричардсон. — Я обязательно предупрежу моих парней, чтобы не совали нос куда не следует!

Наш обоз потихоньку катился и катился вперед; путешествие, по счастью, не отличалось особым разнообразием. Ежели, конечно, не считать обычных неурядиц, какие обыкновенно случаются со всеми этими совершенно не приспособленными к жизни неженками. Так дело и шло, покуда караван не оказался буквально в двух шагах от границы с Аризоной. Вот тут-то, при переправе через речушку, у нас вышла первая серьезная заминка.

Посреди речушки имелась илистая отмель; колеса головных фургонов превратили жирный ил в сплошное месиво, где и застряла намертво последняя повозка, погрузившись в грязь по самые ступицы.

Солнце уже клонилось к закату, поэтому я велел всем остальным двигаться дальше и встать лагерем примерно в миле от Пороховой Гари. Сам же я собирался присоединиться к ним сразу, как только вызволю из речушки тот чертов последний фургон и его незадачливых пассажиров. Но дельце оказалось не таким уж простым. Проклятую повозку засосало в ил уже выше осей, а мулам грязь доставала как раз до самого брюха. Мы дергали, толкали, орудовали самодельными рычагами… Все без толку. Вот ежели бы эти проклятые мулы все время не путались у меня под ногами, тогда я, может быть, чего-нибудь и придумал бы!

Сказано — сделано! Мы кое-как выпутали мулов из упряжи, но они умудрились завязнуть так глубоко, что уже не могли выкарабкаться из ила самостоятельно. Мне пришлось пробираться к ним по непролазной грязи и, перекинув через плечо, одного за другим вытаскивать на сухой берег. А затем я просто ухватился покрепче за дышло и всего через каких-нибудь несколько секунд выдернул фургон из трясины на ровное место.

Должен заметить, владельцы фургона просто глаза вытаращили от изумления, когда я вместе с повозкой появился на берегу. Да ну их! Эти парни из Канзаса вечно удивляются всяким пустякам!

К тому времени, как мы соскребли с фургона и с самих себя большую часть дико вонючего ила и снова запрягли мулов, наступила ночь. Поэтому до лагеря, по счастью разбитого как раз там, где я хотел наша повозка добиралась довольно долго и в полной темноте. Тем не менее старый хрыч Ричардсон еще не спал. Напротив, он сразу нашел меня и, уцепившись за мой рукав, с самым встревоженным видом прошептал:

— Мистер Элкинс! Я все сделал, как вы говорили, но кое-кто из самых непослушных все же отправился в тот городок, хотя, видит Бог, я их предупреждал!

— А-а! — отмахнулся я. — Пустяки. Не берите в голову. Счас приведу их обратно!

Черт бы их всех побрал! Пришлось даже пропустить ужин!

Я забрался на Капитана Кидда, быстро доскакал до Пороховой Гари и привязал мою лошадку к столбу возле единственного в этом мерзком городишке салуна. А городишко, надо сказать, был совсем маленький и выглядел преотвратно. Едва я вошел в салун, как тут же заприметил в углу четырех парнишек из ричардсоновского курятника. Они стояли, окруженные со всех сторон целой бандой отпетых головорезов, среди которых выделялся один мексиканец — высокий, довольно-таки тощий тип с противной чахлой ниточкой черных усов над верхней губой, одетый во что-то вроде френча, изукрашенного изрядно полинявшим золотым шитьем.

— Выходит, парни, вы всерьез решили поселиться в Каньоне Охотничьих Ножей? — насмешливо спрашивал он у ребят.

— Ну-у… В общем-то, да. Так мы и собирались сделать, — ответил один из парнишек Ричардсона. — А что?

— А то, что этот номер у вас не пройдет, — прошипел мексиканец, скалясь как все равно кугуар, причем я заметил, что при этих словах его руки начали плавно съезжать с бедер на отделанные слоновьей костью рукоятки револьверов, болтавшихся на оружейном поясе. — А слыхали ли вы, петушки, хоть что-нибудь о сеньоре Гонсалесе Заморра? Как? Неужели нет? Странно, ведь он — оччень, оччень важная персона в здешних краях. И он уже оччень, оччень давно пользуется Каньоном Охотничьих Ножей в своих личных целях. Так давно, что он, по правде говоря, попросту считает этот каньон своим.

— Когда наконец закончишь свое вступление, Гомес, играй сразу в две руки, — довольно громко пробормотал стоявший неподалеку бандит-американец, — а мы подыграем. Обедни не испортим.

Парни старика Ричардсона никак не могли понять, о чем идет речь, но все же им стало ясно: попахивает весьма большими неприятностями. Ребята сбились в кучу, точно затравленные кролики, и растерянно озирались. Но вокруг них не было ничего, кроме враждебных лиц да здоровенных ручищ, вызывающе поигрывавших револьверами.

— Так кто же сообщил вам, что вы имеете право поселиться в Каньоне Охотничьих Ножей? Кто привел вас сюда? — вкрадчиво продолжал выпытывать Гомес. — Небось какой-нибудь шут гороховый из Канзаса? Так? Или не так?

— Не так! — спокойно ответил я, легко раздвинув толпу плечом. — Их привел сюда я. А мой отец, чтоб ты знал, родом из Техаса. А мой горячо любимый дедушка очень даже неплохо отличился в деле при Сан-Джасинто. Ты еще не позабыл про Сан-Джасинто, скунс вонючий?

Похоже, Гомес еще не позабыл. Он быстренько оставил в покое рукоятки своих пушек, а его смуглая рожа вмиг сделалась пепельно-серой. Что до остальных выродков, так они сразу же начали пятиться назад, торопливым шепотом раздавая друг другу советы:

— Эй, парни, поосторожнее! Это же Брекенридж Элкинс!

Да и вообще, все эти горе-разбойники вдруг обнаружили, что у них имеется целая куча совершенно неотложных дел. У кого — в баре, у кого — за карточным столом, а кому и вовсе понадобилось срочно покинуть салун. Одним словом, буквально через пару секунд Гомес обнаружил, что посреди зала остались только мы вдвоем. Мексиканец облизнул пересохшие губы; малый явно чувствовал себя не в своей тарелке, однако гонор все еще мешал ему пойти на попятную.

— Может, тебе не понравились мои слова насчет сеньора Заморры? — прохрипел он. — Но я сказал чистую правду. Когда я сообщу ему, что в Каньоне Охотничьих Ножей собираются поселиться гринго, сеньор Заморра будет оччень недоволен!

— Тогда поспеши ему об этом сообщить, и чем скорее он переживет такую неслыханную трагедию, тем быстрее снова перестанет огорчаться, — рассудительно заметил я. — Да и вообще, отчего бы тебе не сделать это прямо сейчас?

Я взял Гомеса за шиворот и отправил на улицу сквозь ближайшее окно.

Он сразу вскочил на ноги и заковылял куда-то за угол, в темноту, сплевывая кровь и изрыгая самые кошмарные мексиканские богохульства. Ну а в салуне тем временем воцарилась какая-то неестественная, мертвая тишина. Мне все это порядком надоело, я взвел курки своих шестизарядных и решительно шагнул вперед, к стойке бара, за которой тихо трясся от страха знакомый мне по старым временам беглый каторжник. Только в такой дыре, как Пороховая Гарь, он мог сойти за бармена.

— Эй, приятель! — ласково позвал я его. — Может быть, ты желаешь, чтобы я уплатил за то чертово стекло? Или как?

— О нет! — воскликнул он, механически продолжая протирать тряпкой плевательницу, явно спутав ее с пивной кружкой. — Нет, нет и нет! Ни о чем подобном не может быть и речи! Мы уже давно собирались сами выставить то окно… для… для улучшения вентиляции! Только вот руки все никак не доходили!

— Тогда должен ли я это так понимать, что и все остальные джентльмены, присутствующие здесь, также полностью удовлетворены? — вежливо поинтересовался я.