Белые волки Перуна

Сам воевода весь день провёл в трудах - то лаялся с купцами, которые норовили обнести и князя Владимира, и самого воеводу, то на стены поднимался - нет ли где порухи, а с ближниками Ударяющего так больше и не столкнулся за весь день.

К вечеру уже подъехал воевода к своим воротам, которые выходили на Торговую площадь. А здесь Перуновы ближники всё приготовили для предстоящего нелёгкого волхования. Под звуки била начала собираться толпа, хотя и нельзя сказать, что густо шли радимичи. Ни боярина Всеволода, ни других бояр градских не было в первых рядах. Кого выбрал Гудим в качестве жертвы, Куцай даже вникать не стал. Спешился и прислонился плечом к плечу ближайшего Волка, как того требовал обычай. И мечники Куцая тут же встали. Больше никто в Перунов хоровод не рвался, да и места было мало, еле-еле развернулись, подпираемые со всех сторон угрюмо помалкивающими радимичами. Два смутно угадываемых в полутьме Волка держали связанного по рукам и ногам человека, который вёл себя тихо - то ли оцепенел от страха, то ли смирился со своей участью.

С первым же ударом Перунова сердца полыхнули разложенные треугольником костры, но светлее от этого почему-то не стало, скорее уж наоборот - всё, что находилось за пределами треугольника, окончательно погрузилось во тьму.

Воевода, подчиняясь ритму, задаваемому Перуновым сердцем, усердно топал ногами, подслеповато щурясь на разворачивающееся перед ним действо. Перунов камень, украшенный знаками, был поставлен как раз на том месте, где Лепок видел накануне ухмыляющегося нечистого. По словам Гудима именно там была слабина, которую следовало скрепить кровью во славу Ударяющего бога, дабы у бесов отпала охота таскаться из тёмного мира в наш.

Волки подвели к Перунову камню жертву и опрокинули навзничь. Сердце бога забилось чаще, и чаще задробили ногами мечники. Одетый во всё белое Гудим вознёс уде над обречённым жертвенный нож, но опустить его почему-то не сумел. А увлечённый танцем Куцай не сразу сообразил, откуда и почему в груди волхва появилась оперённая стрела. И только когда упали один за другим два удерживающий жертву Волка, а следом два помогавших Гудиму волхва, Куцаева глотка захлебнулась в страшном крике:

- Измена!

Стрелы летели из темноты густым роем жалящих ос, и одна из них, на излёте, угодила Куцаю в плечо, окончательно вернув его в мир страшной действительности. Стрелу он вырвал, благо вошла она в тело неглубоко, а потом крикнул своим растерявшимся мечникам:

- Отходите к дому, за ограду.

Стрелами били сверху, с крыш выходящих на площадь домов. Стрельцов разглядеть было невозможно, зато освещённые пламенем костров Перуновы ближники были у врагов, как на ладони. Петляя испуганным зайцем, воевода всё-таки добежал до своих ворот почти невредимым. И неожиданно столкнулся с конными мечниками, в которых без труда распознал дружинников боярина Всеволода. Вынырнули они из-за угла и сходу ударили на уцелевших. Стрелы, по счастью, лучники метать перестали, боялись попасть в своих.

Если радимичи рассчитывали на лёгкую кровавую потеху, то здорово промахнулись. И Куцаевы мечники, и Белые Волки уже пришли в себя и теперь дорого продавали свои жизни. На глазах Куцая разъярённый Бирюч страшным ударом снизу вверх выбросил из седла противника и сам угнездился на его месте. И не один он оказался таким удальцом - ещё с полдесятка Всеволодовых ястребов кулями попадали на землю. Куцай зарубил своего противника, но с седла сдёрнуть не успел - на него сзади навалились озверевшие от крови радимичи. С этими драться было легче, редкий из горожан был в броне, а у многих мечи оказались худого закала. Вошедшие в раж Белые Волки и Куцаевы мечники валили их под ноги целыми рядами, а сам воевода стоял чуть не по колено в чужой крови.

За ворота усадьбы всё-таки прорвались, кто вершим, кто пешим. Да и Куцаевы челядины не растерялись и принялись посылать через ограду в радимичей сулицы и стрелы. Толпа отхлынула, прихватив с собой и Всеволодовых дружинников.

Из двадцати пяти Белых Волков уцелело двенадцать во главе с Бирючом, а остальных побили стрелами в спины, когда они дробили радость вокруг Перунова камня.

Оказавшись во дворе собственной усадьбы, Куцай не испытал особой радости. Против закрытых ворот стояли тысячи озверевших радимичей, у которых не было иного выхода, как только добить свидетелей своего неслыханного святотатства.

- Долго нам не продержаться, - сверкнул из темноты зубами спешившийся Бирюч.- Ограда слабая.

Куцай скосил глаза в сторону единственного уцелевшего Перунова волхва и без удивления опознал в нем Блуда, киевского боярина, побывавшего во многих битвах. Воинской удалью и спасся, наверное, волхв, хотя белая рубаха потемнела от крови. Впрочем, кровь эта, похоже, чужая. Глаза у Блуда светились бешенством:

- Ни князь Владимир, ни кудесник Вадим радимичам этого не простят.

Куцай тоже не сомневался в страшном ответе князя и кудесника, но особой радости по этому поводу не испытал, а только со вздохом почесал затылок испачканной кровью пятернёй. Никаких особенных мыслей он там не вычесал, а в ворота уже били тараном нетерпеливые радимичи.

- Приветьте их стрелами! - крикнул Куцай своим.

Но и это оказалось сделать непросто - самых расторопных быстро посбивали с ограды. Похоже, перед Куцаевыми воротами стояли более сотни лучников.

- В дом отходите, - скомандовал Бирюч. - Ворота сейчас рухнут.

В доме голосили сбившиеся в кучу челядинки. Куцаю пришлось цыкнуть, чтобы замолчали. Воевода искал глазами Забаву, но ничего не разобрал в темноте. Зажгли светильники и затворили двери. Челядинов и мечников, у которых были луки, поставили к окнам, а более делать было нечего, разве что ждать смерти.

А Забавы в доме Куцай не нашёл. По словам челядинок, за ней прибежали Всеволодовы холопки и звали к матери, которая внезапно занемогла. Воевода и сам не знал, обрадовало его это известие или огорчило. Но, пораскинув умом, пришел к выводу, что вряд ли Всеволод стал бы посвещать дочь в свои замыслы, а потому и винить жену не в чем. Кабы знала бы об измене, то, наверное, сказала бы мужу. Ах, Всеволод, Всеволод! А какими честными глазами смотрел на воеводу ещё сегодня утром. Княжьей власти, что ли, захотелось? Так за эту власть не с Куцаем воевать придётся, а с Владимиром, который просто так её не отдаст, учинит с радимичей кровавый спрос. Неужели у радимицкой старшины не хватило ума понять это? И ведь непохоже, что взбунтовались в горячке, а по всему видно, что готовились долго и выжидали случай, чтобы ударить наверняка.

- Тебе, старец, надо поменять рубаху, - сказал Куцай Блуду. - Бородой ты ещё не слишком окладист, в лицо никто тебя здесь не знает, глядишь, в суматохе и сумеешь выскочить за ворота.

- Воевода прав, - кивнул головой Бирюч. - И его мечников, и моих Волков радимичи знают наперечёт. А если сумеешь добраться до святилища в Дубняке, то предупреди мечников, что там остались, и уходите вместе.

Блуд совету внял, потому что не было смысла пропадать зря, но по глазам было видно, что не спустит он радимичам, если ныне убежит от смерти, а уж старшину местную пересчитает поимённо. Куцаю ли не знать боярина Блуда, который, встав в ряды Перуновых ближников, вряд ли помягчал сердцем.