Ведьмин Лог

– Поменьше фантазий, поближе к жизни, – поощрила его я.

– А, ну это просто, – сразу обрадовался Илиодор, привстал, шагнул порывисто ко мне.

Потом смутился, спрятав глаза, и, видимо, решил, что лучше будет, если он припадет на одно колено, нежно держа меня за руку. Все было бы хорошо, если бы это была не та рука, в которой я нервно стискивала исходящую соком курицу.

– Понимаешь, – начал он проникновенно, – стыдно говорить, но я рос робким, даже запуганным ребенком. Нет, в воображении своем я был великим из великих, разил драконов и красавиц добивался. Беда, что это было лишь в моем воображении. Мы, чернокнижники, и так таимся от людей, а я был ну сущим… кротом, боящимся высунуть наружу нос. Я так опасался насмешек вульгарных девиц, что даже умолял матушку отправить меня в монастырь.

– В женский? – спросила яг видя, как моя курочка ну просто исходит слезами. Я попыталась подтянуть руку поближе, но он так вцепился и глянул на меня с таким осуждением, что смутил бы даже камень.

– Когда я тебя увидел, я захотел потрясти твое воображение, свершить нечто такое… Перевернуть весь мир! Но я ошибся, разве моя страсть не оправдание мне? Я насовершал ошибок, но неужто ты меня осудишь за любовь?

Я всхлипнула и, догадавшись, взялась за курицу левой рукой, вгрызшись в нее, шмыгнула носом:

– Хорошо сказал, мерзавец, давай еще. И не забудь, что первый раз ты видел не меня, а Ланку, или ты влюбился, когда меня тебе кошкой продавали? Лично меня как девушку это настораживает.

Он отряхнул колени, поднимаясь, ища, обо что бы вытереть руки, потом понял, что кафтан его можно смело выбросить, и потому воспользовался полою.

– Ладно, мне нет оправдания, – решительно начал он во второй раз, – семья моя всегда славилась изощренными придумками, рождая от поколения к поколению все более коварных и жестокосердных чародеев.

– О! – обрадовалась я. – Необычное начало. – Отбросила обглоданную косточку и тоже вытерла руки о его кафтан, все равно он уже начал его марать, дак какая разница.

– Я с детства бредил властью, – начал он загробным голосом, с неудовольствием осматривая свой кафтан, – истории о страшных чародеях, державших в страхе целые народы, мне бередили душу.

– У-у! – восхитилась я, старички пододвинулись ближе.

Архиносквен дал мне пряник, а из-за спины высунулась рука Пантерия. Я вполне могла ожидать в глиняной кружке болотную водицу с прошлогодней клюквой, но нет, нормальный морс, даже медком попахивает.

Под впечатлением я слишком громко хрупнула пряником, и на меня зашикали, как на крикуна в балагане. Илиодор благодарно поклонился и, присев ко мне, излил метания своей демонической души:

Старцы захохотали, а я, наоборот, поежилась, они-то не видят, как лихорадочно блестят у него глаза.

– Зря вы, дядя Архиносквен, смеетесь! – втянула я голову в плечи, спешно запивая волнение морсом. – Он, по-моему, не шутит.

– Конечно, шутит, – успокоил меня Архиносквен, – книга Всетворца, даже если бы она имелась в нашем распоряжении, была бы для него абсолютно бесполезной вещью. Поскольку писать в ней можно только кровью богов, увы, покинувших наш мир.

Я покосилась на Илиодора, беззаботно трескавшего мой пряник, на душе полегчало, но тревога осталась.

– Давай, ври дальше, только без этих зловещих «у-у», мне Пантерия хватает с его черным лесом.

Он с готовностью пустился в новые враки:

Я представила орясину Зюку и захихикала в кулачок. С ее ростом к ней, наверное, исключительно волоты сватались. Хотя, с другой стороны, вон плотник Хома очень крупных женщин любит, его аж трясти начинает. Потом себя одернула: крупных, дак это в ширину, а тут…

обещаний, -

пел соловьем Илиодор, перейдя со стихов на прозу, но при этом все так же обволакивал меня взглядом, полным тумана с капелькой розового масла.

– Был у ней изъян, как и у всех Ландольфов, – Злата была некроманткой, бредившей о власти. Одно препятствие лишь останавливало ее: в этом мире не было магии. И тогда ей в голову пришла идея – создать резонаторы.

– Не переигрывай, ты обещал мне без совиных выкриков.

– Ах да. – Он потер руки, скинул кафтан, оставшись лишь в рубахе, которая выглядела немного лучше кафтана, во всяком случае, в ней угадывался белый цвет. – И вот она пропала! – возвестил он так радостно, словно это и впрямь было счастливым событием в его семье. – Я, малое дитя, так убивался по пропавшей сестре, она ведь старше на семь лет. Шалили вместе, потакала она мне, хоть иногда и сваливала на меня свои проказы, но я был не в обиде и решил, что как только повзрослею, то обязательно ее найду. И вот, представьте, через столько лет я в Северске, где о Ландольфах незаслуженно дурная слава ходит. Небезопасно было мне здесь появляться в собственном обличье, вот я и прикинулся посланцем-инквизитором.

– Вот, – обрадовалась я, – это был первый безвинно убитый тобой человек! – Я призвала магов в свидетели: – И дальше он постоянно душегубствовал в Северске.

Илиодор улыбался мне как пятилетнему дитю, которое освоило наконец-то слова и теперь пытается рассуждать как взрослый человек.

– Господа храмовники, в имении моей матушки до сих пор поднимают кубки за здоровье Императора. С ними в дороге произошел такой забавный случай… А впрочем, не хочу ославить их за глаза, быть может, этот маленький курьез еще не раз расскажут без меня. Итак, – он с чувством маленькой победы развел руки, – бескровно завладев бумагами и платьем, я пересек границу Северска. А у вас тут – смута.