Заклятие немоты

— Все-таки непонятно, почему люди сами не работают в здешних штольнях? На мой взгляд, горы полны рудой. А между тем все шахты до единой заброшены.

— Ты прав, — кивнул Треновин. — Рудники отменные, но людей-рудокопов и калачом не заманишь в те места, где развелась подземная нежить.

За окнами угрюмо закричали грачи. Резкий, неприятный скрежет их голосов напоминал стоны умирающих. Стая черных птиц сорвалась с ветвей и взлетела в холодное пустое небо. Торн быстро повернулся к окну, Дженет и ее отец вздрогнули. В неловком молчании Роланд помрачнел и поднялся с места.

— Пойду посмотрю за скотиной, — мрачно молвил он, свистнул псу и вышел.

— Сколько было грачей? — тихонько спросила Шелкен Дженет. Торн бросил на нее проницательный взгляд.

— Семь.

Начавшийся так радостно завтрак завершился на странной щемящей ноте.

Имриен и Диармид помогли Дженет убрать со стола. Эрт казался озабоченным.

«Ты знаешь, как там наш петушок?» — спросил он жестами. Теперь капитан часто разговаривал на языке немых — из уважения к девушке.

— Что вы так трясете руками? О чем это? — спросила хозяйка.

— Петушок, видишь? — Диармид дурашливо замахал ладонями.

— Ах вот что! Он в курятнике. Там хорошо, ведь его последний соперник скончался месяца два назад от старости.

«Можете оставить птицу себе», — показала знаками Имриен. Диармид передал предложение Дженет, и та захлопала в ладоши от восторга.

Тем временем Певунчик быстро смекнул, что он здесь единственный и неповторимый. Когда Имриен вышла в сад, петух не удостоил спасительницу даже взглядом. Ни дать ни взять почтенный глава беспокойного семейства! На суетливых клушек он поглядывал свысока и при случае ловко таскал у них жирных червей.

Проходя мимо дома, Имриен заметила в окне Диармида. Дженет мыла ему волосы темной водой.

Девушка присела на край колодца погреться в лучах осеннего солнышка. Маленькие серые лягушки, неотличимые от камней, таращились на нее из влажных сумеречных глубин. Островерхую крышу колодца покрывали мхи и лишайники. За домиком начинались крутые холмы, будто сама земля тянулась к нежнейшим небесам, где в курчавых облаках парил крохотный силуэт Летучего корабля. К западу от порушенной ограды расстилался заливной луг; на берегу небольшого ручейка паслись пара волов и рыжая корова. На севере виднелось пологое ущелье, заросшее до краев сладким шиповником. Восток же покрывали рудниковые копи. Долины окаймлял облетающий боярышник, усыпанный бледно-розовыми ягодами, и старые тополя, чьи кроны кипели в небесах жарким золотом. В высокой траве перепархивали изумрудные попугайчики — лори.

Имриен пила холодный вольный ветер жадными глотками, радуясь ему, словно другу, после сырых и мрачных подземелий. Обносившийся капюшон был откинут назад, и длинные, как у эрта, локоны свободно струились по спине мелкими завитушками цвета золотого морского песка. Нужно будет покрыть их платком перед тем, как ехать в Каэрмелор, подумала девушка и тяжко вздохнула: Королевский Город — как же он близко. А до Байт Даун Рори и вовсе рукой подать. Конечно, если Одноглазка оправдает безумные надежды и вернет Имриен человеческий облик, тогда хотя бы одно из желаний девушки сбудется. Вот только теперь все мечты поблекли в сиянии новой звезды, чьи лучи выжгли тоскующее сердце неутолимой жаждой, и все колдовские чары были бы здесь бессильны.

К колодцу легким шагом приближался тот, кто на веки одарил Имриен ее незаживающей раной. Чистый, безупречно ясный голос напевал окончание знакомой песенки:

Это голос, взлетающий к куполу неба,

— Это песня сплела быль и чудную небыль.

Остановит тебя этот дивный мотив

И заставит сквозь лес на огонь он брести.

Пение в лесу, да! Пение в лесу!

Котел закипает, похлебка дымит,

Улыбка у всех на лицах горит.

Еда на тарелках и в кубках вино.

Садимся за стол мы — пора уж давно!

Празднуйте все, да! Празднуйте все!

Глаза девушки вспыхнули неведомым доселе дерзким восторгом, когда мужчина с ястребом на плече грациозно присел рядом с ней. Его рукав коснулся запястья Имриен — о звезды! Да этот коварный колодец без дна — девушка падает в него и не может приземлиться… А может, она по-прежнему сидит на краю? Какая, в сущности, разница!

Торн, похоже, ничего не заметил.

— Близится конец нашего странствия. Мы могли бы воспользоваться любезностью хозяев и подождать подводу, но мне не по душе терять еще три дня. Пожалуй, я уйду завтра на заре.

«Я тоже», — поспешила добавить Имриен.

— Что за дело ведет тебя в Каэрмелор?

Девушка смутилась. Как обмануть эти темные смеющиеся глаза? Но ведь она дала слово! Как тяжело и горько держать обещания! «Я ищу деревню здесь неподалеку. Ее название — Байт Даун…»

— Байт Даун Рори? — подсказал дайнаннец. — Ясно. Значит, наши пути разойдутся у Королевского Перекрестка, там, где Бронзовая дорога пересечет Каэрмелорскую и уведет тебя прямо к цели.

Торн снял с шеи цепочку с золотым медальоном чуть больше ногтя. Тончайшие узоры из цветов и листьев превосходили совершенством все, что Имриен видела до сих пор.

«Что там внутри?» — спросила она.

Губы дайнаннца тронула улыбка.

— Всего лишь это.

Крышка медальона звонко щелкнула и открылась. Внутри лежала щепотка пыли. Торн посмотрел на нее долгим отсутствующим взглядом, предавшись далеким воспоминаниям.

С виду обыкновенный сухой суглинок — отчего же у девушки внезапно перехватило дыхание? Никогда ничего она не желала так страстно, как прикоснуться к этим пылинкам. Имриен протянула дрожащую руку, но опоздала. Когда Торн дунул и мельчайшие частички развеялись над садом, наполняя воздух радужным сиянием, девушке послышался мириад шелестящих вздохов.

Ястреб сорвался с плеча хозяина и устремился ввысь.

— В этом году Дженет удивится обильному урожаю, — с нежностью произнес Торн. — И не только в этом.

Дайнаннец захлопнул крышку медальона и убрал его за пазуху.

Петушок, взлетевший на ограду, конфузливо брякнулся наземь на глазах у своего гарема.

Что-то произошло с Имриен. Она чувствовала себя так, словно утратила самое дорогое в жизни.

Торн серьезно взглянул на нее и сказал на языке знаков:

«День такой солнечный. Погуляешь со мной по фруктовому саду?»

Горечь потери оставила девушку. Имриен не шагала, а парила над дорожкой, не чуя под собой ног. Девушка и дайнаннец миновали старенькую каменную маслодельню, наполовину вкопанную в землю, чтобы молоко не скисало, коровник, гудящие ульи и вышли через калитку в низеньком заборе из ивовых прутьев в маленький фруктовый садик. Полуобнаженные ветви яблонь и айвы сохранили совсем немного подгнивших плодов, еще не успевших опасть в высокую траву цвета ржаного хлеба, над которой колыхались тонкие сверкающие колоски. Слива уже ожидала прихода зимы, сбросив последний покров с темных веток. Зато в конце сада тянулся ряд столетних камедных деревьев, чья вечная зелень приятно радовала глаз в эти дни увядающей осени.

Торн вздохнул полной грудью, тряхнул смоляными волосами и вновь запел. Его чудный голос согревал душу и кружил голову словно крепкое приправленное вино.

Осень — роскошная зрелая дама,

Росы ее, как алмазы горят.

Ив позолота и кленов багрянец

— Осени спелой дивный наряд.

Лето — девчушка, рыжие косы;

Жаркое время, пора сенокоса,

Губы в малине, а вечер так долог…

Лето — беспечнейшая из девчонок!

Кто ты, Весна? Первый дождик на листьях,

Желтое платье на вербе пушистой.

Трель соловья долетела из леса…

Ты — кроткий ягненок, ты — чудо-принцесса!

Леди Зима — это мудрость седая,