Чужестранец

– Прастен сказал, будто ты с той стороны явился, где холм межевой, – начал Свенельд, расхаживая туда-сюда возле рогож, нимало не смущаясь видом мертвеца. – Этот, – он носком сапога указал на убитого, – не далее чем вчера вечером еще теплый был. Как были у тебя три коня, то следы их найти не великий труд был. Встретились вы на том холме?

– Встретились, – четко отвечал Мирко.

Было ясно, что Свенельд что-то затевает и при этом использует Мирко, но что эта затея обещает ему самому, мякша пока догадаться не мог.

– Твоих рук дело? – вопросил Свенельд даже как-то с насмешкой: видел, что пришельцу не по силам такой удар.

– Моих, – неожиданно уверенно ответствовал Мирко. – «А кто, как не я, заставил его за мной пуститься?» – мелькнула у него мысль.

– Где сеча была? – продолжал осведомляться Свенельд, все так же расхаживая перед собранием.

– На холме, вестимо, – пожал плечами Мирко. – У камня межевого.

– С восходной стороны от камня или с закатной? – продолжал выспрашивать воевода.

– С восходной, – Мирко кивнул, вроде как сам себе в подтвержджение.

– Ладно, – осклабился Свенельд. Метнув взгляд на старосту, Мирко заприметил, что и тот довольно ухмыльнулся. – Теперь говорить станешь, где ты Алвада повстречал до того, как в селе решился меч открыть.

– В лесу повстречал, средь тех разбойных людей, у кого Асмунд атаманом был. – Мирко говорил складно, как и положено на сходах или судах. Воинам, очевидно, это было по нраву: новых забав в селе было мало, а Мирко таковую забаву собой являл: мякши здесь гостевали нечасто и считались диковатыми увальнями. Мирко же удивлял, как если бы вдруг заяц стал за лисой охотиться или куры в поднебесье полетели.

– Чем докажешь? – резко спросил Свенельд.

– Возьмите колчан мой, – быстро сообразил Мирко. – И тело того Алвада осмотрите. Я его в лесу стрелой достал. Рана должна быть. У вас, разумею, таких стрел нет, как мои. Они далече сделаны.

– Тело смотрели? – обратился воевода к старосте.

– Смотрели, – сильным, но глуховатым голосом отвечал тот. – Есть рана стреляная. Неглубока, должно быть, издали. – И присовокупил: – В плечо. В правое.

– Хаскульв, пойди и сличи со стрелами, – приказал Свенельд, обращаясь к старшему, стоявшему недвижно за спиной Мирко. – Да не медли. Ту стрелу, ежели подойдет, сюда неси. У тебя небось не один полный тул с собою? – он опять взглянул на мякшу.

– Не один, – согласился Мирко. – Только стрелы у одного мастера кованы – не трудно сличить.

– Дозволь мне с Хаскульвом пойти, Свенельд-воевода, – прозвучал вдруг мягкий, словно подстилка мшаная, голос. Все повернули головы: говорил хиитола, которого Мирко принял за знакомца колдуна. – Я в ранах сведущ, тебе ведомо.

На миг короче молнии сомнение промелькнуло в Свенельдовом взгляде, а потом, так же быстро поглядев на хиитола и как будто что-то смекнув, воевода ответил:

– Иди, Ари. Дозволяю. Если Ари скажет, поверишь ли? – сызнова оглянулся Свенельд на старосту.

– Поверю, – с некоторой неохотой согласился староста.

– Ну, пойдем, когда так. – Хаскульв покосился на нежданного спутника, но перечить воеводе не стал. Не иначе, Ари Латикайнен и впрямь славен был в селе по-особому. Но и людей, должно быть, врачевал исправно.

Хиитола невозмутимо прошествовал вслед за дружинником – держался прямо, с достоинством, но бороду кверху не задирал.

Свенельд остался стоять как стоял, только поворотился к пристани, за кораблями смотрел – не то делал вид, что смотрит. Молчал воевода – молчали и дружинники, с ноги на ногу переминаясь. Староста косился то на Мирко, то на воеводу, то на улицу, в которую Хаскульв и Ари ушли, и тоже помалкивал. Молчал и Мирко, соображая, чем могло так повернуться настроение воеводы. Можно было допустить, что Ари Латикайнен от Брунко, или даже Прастена, или сам узнал о прибытии Мирко. Но как бы ни уважали хиитола в Устье, а волю воеводы он повернуть не мог бы – не таковым казался Свенельд, чтобы его улестить или усовестить. Никому из сельчан заступаться за Мирко причины не было – даже Прастену: наоборот, ему вред один. Мирко, словно ища, кто же еще мог стать вдруг ему такой заступой, начал осторожно осматриваться.

Село стояло тихое и равнодушное, лес тоже молчал, Только река на незнакомом наречии шумела под берегом, слегка покачивая корабли. Корабли! Мирко заметил, что виденный им давеча парус уже убран, а странные немцы, говорившие схоже не то с чаячьим, не то с вороньим криком, снаряжают своего пузатого черного змея к отходу. А двое из них – один уже седой, а другой рыже-серый, как лисица в предзимье, оказывается, были тут, недалече, – стояли у изгороди и скалились в бороды. Неужто они?! От таких ничего, кроме купли, ждать было нечего: видать, Свенельд с ним сговорился, чтоб его, Мирко, как раба продать?! Его будто холодной водой окатили: вот как, и не поделаешь ничего… Драться – убьют. Или не убьют? Если деньги уж заплачены, а пожалуй, что и так, иначе чего Свенельду так хлопотать, то, может, и не ранят даже: повяжут – и в корабль. А там… Что «там», Мирко не мог даже предположить, ведь ничего об этих чужестранцах не знал. Что у них на уме, да и каков он, этот ум?

Староста, казалось, перехватил взгляд мякши, и немо воззрился на Свенельда. Тот, встретившись взглядом с мужиком, посмотрел снова на Мирко и ухмыльнулся.

– Смышленый, – сказал он вполголоса, в усы, и вдруг резко шагнул к мякше, вплотную подступил. – Смекай, – заговорил воевода торопливее обычного, – если языком молоть станешь и не в свое дело голову совать, без них и останешься. Эти, – он одним движением глаз показал на чужестранцев, – не из Арголиды: зря куражиться не станут. Будешь у них как свой человек, только закон их соблюдай, а он простой. Зачем ты им сдался – не ведаю. Потом узнаешь…

– Свенельд, – позвал тут воротившийся Хаскульв, – вот его стрела. Ею Алвад ранен был. В Устье таковых нет. И в окрестных местах нет – в Мякишах такие только и делают: на жало глянь.

Свенельд отступил от Мирко и прежде, чем взглянуть на жало, сначала поднял взгляд на Хаскульва, словно сказать хотел, дескать, ты что, нарочно, или как? И поморщился, дотрагиваясь до жала…

– Истинно, – промолвил. – Такая руда там только и бывает. Ты, Ари, что нашел?

– Все так, Свенельд, – так же мягко, но звучно отвечал хиитола. – В ране руда эта еще осталась. Малые крупицы. Они на мой зов откликаются.

«Так он голос железа слышит?!» – поразился Мирко. Хотя после того, как Реклознатец остановил Смолинку, дивиться, кажется, было уж нечему.

– Что, Неждан, рядиться будем? – обратился воевода к старосте.

– Твое слово последнее, Свенельд, – чуть с ехидцей отозвался староста. – Если же слышать хочешь, как это по правде будет, – Неждан вновь усмехнулся, – то выкуп надобно заплатить, – он выразительно затянул с уточнением, – семье Алвадовой заплатить. А его, – он кивнул в сторону мякши, – если он еще не раб – смерти предать. А если уже раб, то у кого спросить за него, а, Свенельд? У тех? – Он кивнул на дальних гостей. – Тогда либо пусть платят, либо выставляй поединщика. Добрая будет потеха. Одна поутру была уже. – Староста замолчал так же неожиданно, как и начал, словно имя оправдывая.

– Смело говорить навострился, – усмехнулся Свенельд. – Алвад – разбойник, который нам торг портил. Головы у них нынче нет – разумной головы, – это уж точно, – прибавил он. – Так что смекай: нам теперь они не надобны, как были. Ты свое получишь, не обижу, – снова оскалился воевода. – И вдове долю отложишь – сам проверю. А ты слушай, мякша. – Голос его сделался жестким, будто плеть. – Это и для тебя говорится. И вы слушайте, – обратился он к дружине. – Поморяне знатный выкуп за мякшу дают. Не ведаю, на что он им сдался. Правда, спроси меня кто, взял бы я такого в ватагу, то я сказал бы, что возьму. Так или нет? – обратился он к дружинным.

– Так, Свенельд, – подтвердил по старшинству Хаскульв. – Так ли? – в свою очередь уже он спросил дружину.

– Так, так, – нестройно, но уверенно отвечали Свенельдовы люди.