Меч Шаннары

С Менионом вернулось еще несколько человек. Уставшие после битвы, но преисполненные гордости за ту отвагу и жертвенность, которые смогли показать этой ночью на северных равнинах, они тоже подтягивались к причалу. Никогда принц Лиха не видел подобной удали при таком нешуточном перевесе в силах противника. Горстка воинов из легендарного Пограничного легиона наделала столько шуму во вражеском лагере, что даже спустя четыре часа после их стремительного натиска там царили смятение и паника. Несметные тысячи карликов и троллей топтались на месте, сминая друг друга и нанося бестолковые удары всем, кто оказывался рядом, раня и убивая даже собственных собратьев. Не только обычный страх или ненависть подстегивали их, но и неистовая сила Повелителя чародеев заставляла обезумевших от ярости воинов снова и снова бросаться в кровавую сечу с ненасытной жаждой убийства. Однако солдаты легиона стойко держались, отступая лишь для того, чтобы перестроиться и снова ринуться в атаку. Многие погибли в этом страшном бою. Менион и сам не понимал, какому чуду он обязан спасением своей жалкой жизни.

Веревки отвязали от причала, и Менион почувствовал, как плот мягко отошел от берега. Течение подхватило его и потащило на середину разлившегося от паводка Мермидона. Вскоре они вошли в главное русло реки, и плот беззвучно поплыл вниз по течению к стенам Тирсиса, куда несколько часов назад уже отправились жители Керна. Как только вражеские патрули оставили свои посты западнее острова и спешно вернулись в лагерь, подвергшийся, как им казалось, могучей атаке всех армий Каллахорна, сорок тысяч человек погрузились на огромные плоты, небольшие лодки и даже двухместные ялики и под покровом темноты, никем не замеченные, выбрались из осажденного города. Шорох дождя, журчание реки и далекие крики из лагеря заглушали негромкий шум на берегу, когда испуганные люди, напирая друг на друга в отчаянном желании спастись, торопливо грузились на плоты и лодки. Затянутое тучами черное небо скрывало беглецов, а их сломленный дух поддерживала сплоченность в общей беде. Оставалась еще последняя надежда, что хотя бы на время им удалось спастись от могущественного Повелителя чародеев.

Убаюканный мерным течением волн, несущих их маленький плот все дальше на юг, Менион то и дело проваливался в сон. Причудливые видения мелькали в его неспокойном разуме, погруженном наконец в умиротворяющую тишину. Неожиданно в его дремавшее сознание пробились чьи-то голоса, усилием воли он стряхнул с себя тяжелый сон и вдруг увидел в сыром воздухе мерцающее красное зарево. Прищурившись, он резко оторвал голову от плеча Ширл и с недоумением смотрел, как северное небо наливается алым свечением, словно нетерпеливая заря раньше времени решила прийти на землю. Он услышал печальный, полный боли голос Ширл, слова ее прозвучали чуть слышно:

— Они подожгли город, Менион. Они подожгли мой дом!

Менион опустил глаза и крепко сжал руку девушки в своей ладони. Да, жители Керна спаслись, но сам город с наводящим ужас величием встречал свою смерть, обращаясь в пепел на глазах потрясенных зрителей.

Глава 25

Время остановилось в могильной темноте небольшой камеры. Даже после того, как глаза пленников привыкли к кромешной тьме, осталась пустота, которая притупляла чувства и лишала их способности сознавать ход времени. В давящей черноте камеры слышалось лишь приглушенное дыхание троих друзей, равномерная капель ледяной воды со старых стен да иногда робкий шорох пугливой мыши. Порой узникам начинало казаться, что они слышат и другие звуки, но всякий раз необъятная тишина поглощала их, и надежды на спасение таяли в ее бездонной утробе.

Где-то наверху, где были свет и воздух, среди шума города и людских голосов, Паланс Букханн решал их судьбу и, сам того не ведая, судьбу всех Южных земель. С неминуемым приближением Повелителя чародеев время, отведенное для королевства Каллахорн, стремительно таяло, уходя в песок. Но здесь, в темном безмолвии их маленькой тюрьмы, отрезанной от биения человеческой жизни, время не имело значения и завтрашний день ничем не отличался от дня сегодняшнего. Оставалось только гадать, увидят ли они еще солнечный свет, когда выйдут из своего заточения, или перенесутся из одной темноты в другую? Быть может, на земле воцарится жуткий мрак короля Черепа, если власть его распространится не только на Каллахорн, но и на все уголки Южноземелья.

Когда конвоиры ушли, Балинор и эльфы поспешили освободиться от пут. Связали их не очень крепко, рассудив, что из подземелья не так-то просто сбежать, поэтому все трое первым делом распутали узлы и сняли с глаз повязки. Потом, прижавшись друг к другу в темноте, они стали тихонько разговаривать о том, какое будущее может ожидать их. От удушливого гнилостного запаха древнего подвала перехватывало горло, даже толстые плащи не спасали от ледяного воздуха, который пробирал до костей. Пол в совершенно пустой камере был земляной, стены — из камня и железа.

Балинор хорошо знал дворцовые подвалы, но не узнавал темницы, в которую их заточили. Подвалы использовались, прежде всего, для хранения припасов, были и винные погреба без окон, но эта комната не могла принадлежать к их числу. И тогда он вдруг с ужасом понял, что их бросили в давно запертую и забытую древнюю тюрьму, выстроенную столетия назад под дворцовыми подвалами. Должно быть, Паланс нашел потайной ход и открыл мрачные камеры для новых узников. Может, друзья Балинора из распущенного Пограничного легиона тоже сидят в этих страшных лабиринтах после визита во дворец. Самым ужасным было то, что о тайной тюрьме почти никто не знал.

Разговоры скоро стихли. Говорить было не о чем. Балинор успел предупредить капитана Шилона. Если они не вернутся, он должен будет разыскать Гиннисона и Фандвика, двух самых преданных Балинору командиров, и передать им приказ вновь собрать расформированный Пограничный легион, чтобы противостоять Повелителю чародеев и его армии. Еще Шилон отправит гонцов к эльфам и гномам и попросит у них помощи. Эвентин не позволит, чтобы его кузены оставались узниками Каллахорна, да и Алланон придет, как только услышит о несчастье. Четыре часа, отведенные Балинором на ожидание, должно быть, давно истекли, и оставалось только терпеливо ждать. Однако время стоило дорого, и, если Паланс твердо вознамерился захватить трон Каллахорна, их жизням угрожала серьезная опасность. Принц уже пожалел, что не послушался совета Дьюрина и не отложил разговора с братом до более подходящих времен.

Но разве он мог ожидать такой встречи? Паланс почти не слушал Балинора, он словно взбесился, пожираемый черной ненавистью. Впрочем, в таком непредсказуемом поведении не было ничего странного. Причина гнева заключалась не только в его неуравновешенности, несходстве характеров двух братьев и не в болезни отца, в которой Паланс отчего-то винил старшего брата. Главной причиной его неистовой ярости была прекрасная Ширл Рейвенлок, в которую Паланс влюбился без памяти несколько месяцев назад и поклялся жениться на ней, несмотря на ее холодность и явное нежелание отвечать сыну короля взаимностью. С юной красавицей из Керна что-то случилось, и в этом Паланс тоже обвинял брата. Балинор был уверен, что Паланс обязательно придет в темницу, чтобы узнать о судьбе девушки, которой он так дорожил.

Балинор поделился с эльфами своими догадками. В скором визите брата он не сомневался, но не представлял, что будет отвечать на его вопросы. Совершенно очевидно, что взбешенный Паланс не поверит ни единому его слову.

Прошло больше суток, а никто так и не приходил. Никто не принес узникам ни еды, ни питья. Даже когда их глаза привыкли к мраку, они не видели ничего, кроме собственных темных силуэтов и каменных стен. Спать решили по очереди, но в давящей тишине сон не шел, и они лишь проваливались в тяжелое забытье, не приносящее отдыха ни телу, ни душе. Сначала пленники пытались отыскать слабое место в петлях толстой железной двери, но все они были надежно закреплены на местах. Прокопать смерзшуюся ледяную поверхность земляного пола голыми руками тоже было невозможно. Толстые каменные стены, несмотря на древность, были по-прежнему крепки, даже раствор между огромными глыбами не крошился. Испробовав все попытки выбраться из своей тюрьмы, узники уселись на пол и стали ждать.