Иллюзия обмана (СИ)

Окинув Таситра озабоченным взглядом, она промолчала, но по достоинству оценила работу своих мужчин — их подопечный был фактически здоров. За свою уже весьма не короткую жизнь тётушка Шалук была свидетельницей парочки исцелений от огненного зелья. Обычно процесс затягивался на несколько дней. На этот раз больного удалось выходить за какие-то часы.

— Всё просто чудесно, почтеннейшая госпожа! Рёдоф накормил меня на три дня вперёд! — слегка поклонился юноша.

— Ну, ты хоть винца выпей! Помоги-ка! — она отвела паренька к громадной бутыли, стоявшей в углу, и потихоньку спросила: — Что случилось-то, хороший мой?

— Много чего, почтеннейшая госпожа Шалук, поэтому мне просто необходимо с глазу на глаз побеседовать с этими! — он эфесом указал на Заику и Коренастого. — Остальное я после объясню.

— Поняла-поняла! Пойду помогу Рёдофу. Да и Римэ, бедняжку, нужно перед сном проведать!.. И брата Мренда накормить, а то сидит там наверху безвылазно… — она засеменила к порогу. Проходя мимо Таситра, Шалук хихикнула: — Если клинок затупится — бери, хороший мой, кочергу! Оч-чень помогает! — уже выходя, она и сказала совершенно ошалевшим солдатам: — Учтите, хорошие мои, если оставите здесь беспорядок — уборкой, как в тот раз, не обойдётесь. Вы меня знаете!

Таситр почтительно склонил голову. Дождался, пока за хозяйкой закроется дверь, и обернулся к бывшим сослуживцам:

— Поговорим? — весело и зло предложил он.

— Т-ты жи-жив? — запинаясь, поднялся Коренастый и потянулся к оружию.

Заика и вовсе не мог вымолвить ни слова. Он продолжал сидеть и только с ужасом смотрел на Таситра. Можно было подумать, что он увидел призрака. Нет, он даже сочувствовал беде своего соратника. И без возмущения выполнил приказ Командира. Доставил парня, куда велели. Но одно дело оставить его умирать на руках грозоподобного хозяина, и совсем другое — увидеть живого, относительно здорового и гневного.

— Кто из вас оклеветал меня перед почтенным господином Алчапом? — он клинком отшвырнул ножны с оружием, которые чуть было не схватил Коренастый.

— Ты что, снова в шуты подался? — наконец пришёл в себя тот. — Так не стесняйся — крути своё сальто. Мы даже монетку бросим!

— Да нет… — лениво ответил воин, вроде бы не обративший внимания на оскорбительную фразу. — Просто хочу понять, кому и зачем понадобился мой коврик? И вообще, теперь мне нужен один из ваших…

— М-может т-тебе со-овсем ум сожг-гло? — подал голос Заика, медленно протягивая руку к своему мечу.

Вторые ножны полетели в недоступный угол.

— С двумя безоружными я даже больной справлюсь… Сумки на стол!

Коренастый попытался броситься на него… И взвыл, пытаясь вытащить из ладони неизвестно откуда взявшийся крохотный дротик.

Второй солдат предпочёл не спорить, поэтому медленно и молча положил свою сумку перед Таситром. И мечтательно воззрился на лежавший на расстоянии руки хлебный нож. Молодой человек быстро развязал котомку, достал коврик. Встал. Направляясь к выходу, метнул другой дротик в руку Заики. Чтоб тому тоже было чем заняться: раны безобидные, но если умело попасть — весьма болезненные даже для воинов.

— Спасибо, ребята! Простите за неудобства. Я знаю, что это были не вы! Издержки ремесла, знаете ли… — лучезарно улыбнувшись, сказал он и вышел из кухни.

V

Император опустил клинок и вгляделся в лица своих старых, а точнее — бывших друзей… Как же долго он мечтал об этой встрече… Сколько раз в мельчайших подробностях представлял её… Он совершенно живо видел, как эти двое едва ли не в слезах, а уж на коленях точно, будут умолять о прощении, а он окажется строг и милосерден и, может быть, помилует предателей… Теперь Арнит стоял и не знал, как поступить. Всё шло совсем не так, как представлялось. Не государево это дело — слушать глупую душу, которая кричит: "Где же вы были, братья?", — да ещё и виноватой себя чувствует… и перед кем! Один хлопок ладоней… и стража избавит его от очередного терзания.

Император по-прежнему не двигался, жадно изучая такие знакомые и необходимые ему лица. Хаймер за эти пару лет почти не изменился. Разве что черты стали жёстче, а глаза спокойнее и печальнее. Постаревшего Отэпа узнать было сложнее. Но Арнит уже видел это лицо. Где и когда?… Он не помнил — то ли во сне, то ли… Ну конечно, пристальный взгляд этих стальных глаз долгое время был ночным кошмаром Императора! Да и голос… — это именно он произносил приговор в ту ночь, когда Цервемза пытался его свергнуть.

— Покажи левую ладонь! — приказал Правитель Командиру Квадры, втайне надеясь, что обознался…

— Полагаешь, что полегчает, если это окажусь не я? — усмехнулся Отэп, медленно разворачивая руку. — Вот поэтому ты и не смог бы научиться летать…

Арнит пропустил колкость мимо ушей и обречённо уставился на безымянный палец, ещё в детстве изуродованный приметным тройным шрамом. Отступать было некуда. Тянуть время — бессмысленно.

— Что вам от меня нужно? — устало спросил Император, поочерёдно смотря каждому из них в глаза.

Тийнерет презрительно зашипел, мол, это ещё надо посмотреть, кому от кого…

— Нам, наверное, ничего… — Хаймер не отводил взгляда и задумчиво подбирал слова. — Скорее, мы пришли, чтобы предложить свои услуги тебе.

— К чему, если в моём распоряжении и без вас вполне достаточно расторопных слуг?

— Но кто из них скажет тебе хоть слово правды, или окажется рядом не по долгу службы, а просто потому что ты — это ты?

— А кто сказал, что мне нужны чьи-то советы или поддержка? За остальное я предпочитаю платить звонкой монетой.

— Ты сам, когда, увидев нас, не позвал своих расторопных… Потому что давно уже сделал выбор и не доверяешь ни им, ни Цервемзе, — Хаймер понимал, что, с одной стороны, нужно продолжать говорить, с другой — любое неверно истолкованное слово сведёт на нет все усилия.

— Это ещё ничего не значит! — резко оборвал его Император. — Вы тоже не заслуживаете ни доверия, ни снисхождения…

Арнит почувствовал, что ему становится душно, и побрёл в сторону патио. Государь не отдавал никаких распоряжений, однако странный эскорт двинулся за ним. На пару шагов сзади шёл Первооткрыватель. Несколько поодаль — Кайниол, чью спину на всякий случай прикрывал Отэп. Замыкал это шествие Тийнерет — вышагивавший гордо и воинственно.

Несмотря на все сомнения, Император шёл спокойно. Точно зная, что со спины не нападут. Более того, он чувствовал себя под защитой. Сколько бы он отдал за то, чтобы продлить это счастливое мгновение! Но… коридор оказался слишком короток для принятия решения.

Во дворе стояла предутренняя тишина, нарушаемая лишь насмешливым говорком фонтана. Арнит ополоснул лицо. Напился, а потом, усевшись на скамью, произнёс:

— Вы же лжёте… Оба!… - тон Императора был по-прежнему сух и холоден. — Ты, — взгляд Правителя остановился на Хаймере. — Оправлял мне фальшивые донесения. А ты, — он обернулся к Отэпу, — и вовсе пытался меня опоить…

И Арнит, и его спутники знали, что это правда. Точнее, та её часть, которая в зависимости от того, как истолковать, может оказаться хуже лжи. Его Величеству было выгодно именно так… Поэтому он перешёл в наступление:

— И вообще, если вы такие друзья, то где вас носило, когда я шёл к власти, и мне действительно была нужна поддержка? — Отэп отметил про себя, как странно слышать знакомые капризные нотки в голосе Императора. — Сейчас я добился всего, чего хотел… Независимости, власти, Короны, наконец! И тут являетесь вы с изъявлениями дружбы?

— Ты ведь сейчас и сам себе не веришь… Потому что на самом деле ничего не добился, кроме одиночества и страха, — тихо и грустно сказал Отэп. — Знаешь, после того как меня опоили, я долго пробыл в Квадре. Там меня лишили дара, выжгли душу и научили подчиняться и подчинять. Ни летать, ни петь я уже не смогу. Ты не представляешь и, по счастью, никогда уже не изведаешь, каково это — прожить бóльшую часть жизни, будучи мёртвым… Я знаю по себе. И вот когда я очнулся от этого небытия — понял, что умение читать чувства людей у меня всё-таки осталось. Хотя и не такое сильное, как тогда… помнишь? Мы ведь оба знаем, что я не хотел в тот день ни идти в лес, ни петь, поскольку видел твою затаённую зависть и был совершенно уверен, что домой уже не вернусь. Так вот… если это чувство или знание, как угодно, меня не подводит — ты ни на минуту не переставал думать о нас. Обо мне и о Хаймере. И надеяться, что мы придём… А теперь, когда может продолжиться прерванное когда-то — пытаешься сделать вид, что это тебе не нужно… Заключительный приговор Развесёлой Четвёрки очень точен, хотя и несправедлив. Есть вещи действительно необратимые. Те годы, что разделяют нас с тобой или тебя с Хаймером, ушли безвозвратно, их не наверстать. Да, каждый из нас прожил свою жизнь и обзавёлся собственным, преимущественно печальным, опытом. Но зачем с безумным видом метаться, выясняя, кто, когда и зачем вырвал листки из альбома? Сгорели они! Единственное, что можно сделать — это начать писать на новой странице…