Ярмо Господне (СИ)

«Ох мне соблазн… с перышками зеленого лучка его, с укропчиком… Приятного вам аппетита, дорогие сограждане…»

По соседству две компашки летунов и летуний устроились аппетитно и шумно пировать за деревянными столами и скамьями, поставленными на козлы. Между ними и полевыми кухнями на лотках изобильным фуршетом лежали свежая пахучая парниковая зелень, помидоры, огурцы…

И с горы-то доносился шашлычно-уксусно-луковый аромат. Кое-где дымились мангалы, вкусно шипел мясной сок, скатываясь на рдеющие угли…

Наверху вовсе не фигурально шел пир горой. А под гору волнами катились людской шум, гам, вопли, крики, писк музыкальных мобильников, нестройное пение, гнусавили дудки, гармошки…

«Карнавал суть люди и музыка, из рака ноги. Господи, помилуй и спаси…»

На покатых склонах горы Игрище рыцарь Филипп не обнаружил для себя каких-нибудь соблазнительных вещей, вновь став бесстрастным наблюдателем карнавальных проявлений человеческой натуры. «Ибо от первородного греховного естества тварная плоть исходит».

Никогда ранее апостолический рыцарь-инквизитор не встречал, да и харизматическая память прошлого не предоставляла ему тому подобных сведений о столь буйной гендерной волосатости, единовременно собранной в одном месте. «То ли атавизмы, то ли тупиковая ветвь натуральной обезьяньей эволюции, однако…»

Однако в первом представлении он обратил беспристрастное внимание на сухощавый спортивный вид многозначительного большинства летающих ведьм и ведьмаков, празднующих карнавальную Вальпургиеву ночь. Повсюду обнаженные стройные тела, подтянутые животы, прямые спины, ядреные икроножные и бедренные мускулы, выразительные бицепсы, трицепсы, дельтовидные мышцы…

«М-да… магическое искусство ночных полетов постоянно и неустанно требует пищеварительных жертв, изнурительных тренировок и возрастных ограничений для типичных представителей летучей публики. Социальная стандартизация и стереотипность, куда ни обернись…»

Путешествуя, пробираясь между кострами и веселыми группками, на земле и в воздухе Филипп углядел немало сухопарых плоскогрудых ведьм с выпирающими наружу костлявыми ребрами и грудиной — непременно сказывались последствия регулярного диетического недоедания. Не налегали они на жирную пищу телесную и во время шабаша, предпочитая налегке проноситься над головами соплеменников, отмечающих колдовской первомай по народному обычаю неизменно обильной выпивкой и плотной закуской.

«У них с собой много чего было в сумках, в корзинках…»

В сумме редкие бесшабашные ведьмы и ведьмаки упоительно летали выше и круче высоты птичьего полета над горой. Основная же масса летунов и летуний эшелонировано бороздила воздушное пространство на высотах от 5 до 30 метров.

В основном их полетные приспособления не отличались значительным своеобразием по форме и исполнению. Самодельные метлы из березовых прутьев, кустарные просяные веники, деревянные швабры-крестовины, щетки для мытья полов и чистки ковров, иногда совки на длинной ручке — служили им для пилотирования и маневрирования.

Воздушные акробаты и акробатки помоложе отдавали предпочтение технологичным веревочным швабрам с пластмассовой рукоятью. Они гордо и плавно совершали пируэты и синхронные вращения в верхних эшелонах, с презрением посматривая на тех, кто летает понизу.

Ну а мастера и мастерицы высшего пилотажа были вне пределов видимости и досягаемости большинства, за исключением тех случаев, когда они, пронзительно завывая, из темноты стремительно пикировали к огням на земле. Экстремалов, сжимающих в промежности гимнастические палки, брусья, бамбуковые шесты, теннисные ракетки, летучий народишко побаивался, боязливо уступая им воздушные коридоры на любой высоте.

Вот домохозяйка на маневровой трубе со шлангом от пылесоса насилу увернулась от рыболова-спортсмена на пластиковом спиннинге, который с утробным турбореактивным ревом свалился на нее с неба. Тем не менее такой смелый ухажер и его сексуальная готовность ей приглянулись. У земли она к нему согласно пристыковалась.

Какой-то сановитый дядя с залысинами, с сединой в паху и мышцами потомственного культуриста устойчиво рулил на совковой лопате. Он было собрался сделать воздушному хулигану строгое внушение, подлетел поближе, но раздумал, увидя совет да любовь.

Генеральный директор полугосударственного треста «Спецстроймонтаж» Авенир Тарасович Карпеко, неформальный лидер и давний спонсор левитаторов Дожинска, наряду с другими тоже попал в протокольное восприятие рыцаря-инквизитора.

Обнаружил рыцарь Филипп и 13-летнюю половозрелых форм нимфетку Сусанну Агабекову, кружившую на детском марлевом сачке для ловли бабочек. Вернее, она сама его увидела.

«Ох мне ясновидица в потенциале…»

Юная восточная гурия игриво облетела показавшегося ей симпатичным мальчика на крутом вираже, зазывно улыбнулась, полуобернувшись. В едином порыве слету выдернула ручку сачка, приземлилась, нагнулась, просунула голову между ног, показала мальчику язык, обиделась на невнимание к ее чернявой взрослой курчавости. И умчалась вниз по склону, гибко лавируя узкими бедрами, опять оседлав свою набоковскую рампетку.

Ее экстремальные мама с папой, Илона и Артур Агабековы, также оказались в протоколе благочинной инквизиции. Они образовали спарку в анальном коитусе и мастерски пилотировали на серьезной высоте лакированную деревянную линейку-метр, вне всяких сомнений, из набора школьных пособий по геометрии. Секулярные данные, протокольно и бесстрастно зафиксированные инквизитором Филиппом, идентифицировали супругов-левитаторов как учительницу начальной школы и преподавателя бухгалтерского учета в техникуме.

Инквизитор в общем виде констатировал технические, образовательные и социальные склонности воздухоплавателей при выборе средства перемещения. С его точки зрения, магам и магичкам, упражняющимся в левитации, в целях управляемого полета наиболее свойственно использовать округлого сечения продолговатый предмет, удерживаемый между ног. «В силу фаллических аналогий и продолговатости мужеского естества его полетные свойства…»

Здесь инквизитор оборвал нить досужих рассуждений. Он методично удалил из эйдетического протокола все этнографические заметки и скороспелые индуктивные обобщения о племени левитирующих дикарей.

«Ибо не пристало предаваться антропологическим спекуляциям мирских ученых эволюционеров, что из фрагментарных частных наблюдений за недоразвитыми сиречь деградировавшими народностями, безосновательно выносят глобальные суждения об истории и происхождении общемировой цивилизации.

Род-племя летательных как бы ведьм и ведьмаков исторически неподсудны исправлению либо упразднению благочинной инквизицией».

Все же Филипп был вынужден в рыцарской ипостаси, — «воленс-ноленс, из рака ноги», — вести разрозненные своего рода этнологические наблюдения. Обратиться к реальности незащищенным мирским ликом он и помыслить не смел, глядя на творящийся вокруг него натуральный шабаш.

«Вон та чалая ведьмочка в качестве летательного аппарата приспособила в промежности букет живых красных гвоздик с длинными стеблями. Одиннадцать штучек, цветок к цветку…

А тот мозглявый ведьмачок-брюнетик оседлал нечто похожее на длинный обритый кактус. Цветовод, патер ностер…»

Таким вот манером Адам Имшевич, биолог-любитель, чиновник районной управы из западной провинции, угодил в файлы инквизиции за нательный крест и секулярную эклектичную набожность, с какими он и не подумал расстаться на время первомайского шабаша.

«Атрибут не освящен должным чином. Сработано в худшей разновидности опус оператум, без малейшей церковной тавматургии», — выяснил инквизитор для принятия в ближайшем будущем действенных мер по искоренению профанаций в греко-католической епархии.«…Во имя вящей славы Господней. Аминь».

Тождественным образом инквизитор не преминул выявить летающих и нелетающих ведьм, сияющих на шабаше золотыми православными крестами, и так же непреложно определился с методами устранения мелких кощунств среди белоросских иереев, подведомственных Московской патриархии.