Изгнанник вечности (полная версия) (СИ)

Когда обмен любезностями наконец завершился, а солнце уже стало припекать не шутя, Ко-Этл обернулся к своему помощнику и протянул ладонями вверх обе руки. Эт-Алмизар принял от ближайшего офицера-аринорца большую деревянную коробку, раскрыл ее и извлек укороченный односторонний меч в ножнах, что были инкрустированы резной костью.

Держа ножны на вытянутых ладонях, Ко-Этл уверенно шагнул к Тессетену, и Алу пришлось посторониться, отойдя к Паскому и Солондану.

Два северянина стояли друг перед другом, оба одинакового роста и крепкого сложения, оба светловолосые, но один — прекрасный, словно солнечный день, а второй — безобразнее ночного ненастья.

— Я хотел бы, чтобы вы приняли этот скромный дар в качестве символа начала сотрудничества, — витиевато изложил Ко-Этл, глядя Сетену в глаза, что уже само по себе было признаком доблести и смелости: удавалось такое не каждому. — Ножны и рукоять этого меча инкрустированы мамонтовой костью. Ваша отважная супруга принимала личное участие в добывании этого зверя. Оружие по праву принадлежит вам.

Сетен непонятно улыбнулся и, приняв подношение, закрепил ножны на поясном ремне. Фирэ подумал, что эта форма меча — широкого, слегка изогнутого, с одной заточенной стороной лезвия — подходит именно ширококостным северянам, и даже будучи прирожденным ори, Учитель смотрится с этим оружием гораздо органичнее, чем с тонким аллийским мечом. Впрочем, это уже, наверное, стереотипы, навязанные событиями последних десятилетий…

Покончив с официальной встречей, Ко-Этл кивнул своей свите и, двинувшись нога в ногу с хромавшим Тессетеном, негромко спросил того:

— Я хотел отдать распоряжение выгравировать у основания клинка ваше имя, но не осмелился, поскольку точно не знаю, как пишется оно по-аринорски.

— Не беда, — коротко ответил тот, но Ко-Этл продолжал свои филологические изыскания:

— Оно означает «Черный Горизонт», не так ли?

— Дословно — да. А если вдаваться в мудреную орийскую грамоту, то смысл его глубже — «Предвестник». Наверное, бури…

— Отчего так?

— У нас, — Сетен особенно подчеркнул это «у нас», — предвестья добрыми не бывают. Ори говорят: что ждет нас там, за горизонтом — черные тучи или золотая мечта?

— Сложно…

— Это имя появилось впервые, вместе со мной, и написано оно было сразу со сплошной оранагари — я родился на Оритане. Полагаю, в аринорской транскрипции оно писалось бы с разрывом черты после первого слога, но вам было бы лучше спросить об этом у специалиста по словесности. И если она еще работает, у вас будет такая возможность. Ал! — Тессетен оглянулся на следовавших за ними ори и аринорцев. — Твоя жена еще работает?

Тот сокрушенно развел руками.

— Ну да, зная Танрэй, я нисколько не удивляюсь…

— Тан-Рэй? Вечно Возрождающаяся? То есть это Танэ-Ра?

Сетен кивнул и всем своим видом дал понять, что машины к отбытию готовы, а гостям пора рассаживаться.

Машины выстроились вереницей вдоль дороги у дома Фирэ и его приемных родителей. Гвардейцы-северяне с помпой промаршировали к распахнутым воротам, а местные просто выбрались на воздух, чтобы не задохнуться. Солнце все свирепело и свирепело.

Тессетен поманил к себе Фирэ и шепнул, чтобы тот загнал помогавших Ормоне кхаркхи в какую-нибудь комнату на втором этаже и велел им не высовываться, пока все не уедут. Юноша бросил взгляд на Ко-Этла и подавил улыбку. Уже и слепому было бы видно, как тому не терпится увидеть хозяйку дома.

Вбежав в дом, Фирэ позвал ее:

— Атме Ормона!

Она выглянула через парапет на втором этаже, блистающая неземной красотой и вполне земными женскими украшениями-побрякушками.

— Какая я тебе «атме»? Хватит уже, я же не зову тебя «сынок»! Давай на «ты», договорились? — громким шепотом одернула его Ормона. — Ну что там? Меня мечтают увидеть?

— Еще как!

— Ай! Проклятые силы! Я ведь чуть не забыла про эту бешеную детвору! Антропоиды где-то в доме, усмиряют шалопаев. Пусть приведут их порядок — и тащи сюда своих братишек и сестренку… или сестренок и братишку, не помню…

Фирэ хмыкнул, быстро отыскал всех, кого нужно — а это были близнецы, сыновья соседки, и девочка помладше них, кажется, дочь одной из ассистенток Паскома.

— Хоть убей, не помню, говорила ли я там, сколько у меня детей, и если говорила, то сколько и какого они пола. На всякий случай взяла с запасом…

— Вот почему я и уверен, что всегда надо говорить правду!

— Ну что ты, в их представлении добропорядочная женщина должна быть увешана… вот этим добром… — она с некоторой опаской развела руками над белокурыми головенками «младшеньких», — с головы до ног!

Взявшись за руки, они впятером, под вой девочки, которой на вид было то ли три, то ли четыре годика, вышли во двор.

— Я убью его! — вдруг сквозь зубы прожужжала Ормона, делая зверские глаза и указывая Фирэ взглядом куда-то вбок.

На грядках с помершей петрушкой растянулся Нат. Он-то и закончил начатое Ормоной и ее помощником-кхаркхи.

— Зато теперь у тебя есть оправдание получше, чем война распада или «такой сорт», — шепнул ей в ответ Фирэ.

Лицо бородача вытянулось, когда он увидел, сколь многочисленное семейство у его вдохновительницы. Зато остальные приветственно защелкали пальцами.

— Позвольте представить наших детей! Фирэ вы уже знаете, господа, а это наши младшие…

Ормона стиснула его руку с просьбой выручать. Юноша понял, что она напрочь забыла, как зовут «ее» детей. Проколы всегда случаются по мелочам, если завраться…

— А они сами скажут, — вмешался Тессетен, подходя к ним.

Как и ожидал Фирэ, вместо проговаривания собственных имен ребятишки, увидев Сетена в такой близости от себя, сначала впали в тихий ужас, затем у девочки началась громкая истерика, а у близнецов — ступор.

— Они испугались такого количества народа, — злорадно пояснила Ормона, и Фирэ догадался, что за эти несколько часов сумасшедшая детвора довела ее до белого каления, и она теперь с удовольствием платит им той же монетой. — Мы ведь живем тут уединенно…

Юноша торопливо утащил их в дом, но стоило ему перевести дух, следом, хромая, заскочил Сетен. Трехглоточный вой тут же возобновился, и он покрепче прихлопнул за собою дверь, чтобы их не было слышно снаружи.

— Пусть кхаркхи разведут их по домам, не то у меня голова треснет! Не могла Ормона выдумать что-нибудь менее травматичное? Сказала бы, что мы разводим крокодилов. Те хотя бы молчат — во всяком случае, у Кронрэя…

— Что ж, вы больше с ними не поедете? — передавая троицу ормониным помощникам, спросил Фирэ.

— Отбился я от них. У меня уже все это в печенках сидит, — Учитель отстегнул подаренный меч и бросил куда-то в угол комнаты. — Сказался больным.

Юный кулаптр решил не говорить, что тот и в самом деле здоровым не выглядит, и отправился вслед за ним, чтобы хоть немного подлечить измученную ногу Учителя.

На самом деле Тессетен покинул их не только из-за боли. Он ничего не мог поделать с ослепляющей яростью, что захлестывала его при виде Ко-Этла, позволявшего себе так откровенно таращиться на его жену. И знание того, что Ормона водит тепманорийца за нос, ничего не меняло: тот все равно смел считать ее своей любовницей, и за одни такие мысли Сетену хотелось развеять его клочки по ветру. И вот, чтобы не выдать своих дум, он ушел, предоставив жене и Алу знакомить северян с Кула-Ори.

Однако и Ормона вернулась очень скоро, чем-то обозленная и тщетно скрывающая обозленность. Прямо при нем, в спальне, она переоделась в легкий костюм для верховой езды и присела на край кровати, чтобы подкрасить губы. Сетен мог бы смотреть на эти приготовления часами: было в них что-то завораживающее, хотя он никогда не мог взять в толк, чем краска делает лучше ее безупречное лицо, если он даже не всегда может разобраться, мазалась она этой дрянью или нет. Разве только если после поцелуя губы как будто в каком-то жире — тогда точно мазалась.