Дань псам (ЛП)

Крюпп обмахнул покрасневшее лицо. Затем поднял руку. — Сальти! Сладчайшее созданье, неси лучшего в вашем заведении вина! Нет, погоди! Сходи на улицу к «Павлину» и купи бутыль ИХ лучшего вина! Лучшего вина их дома, да! Что-то не так, Миза? Крюпп вовсе не полагал оскорбить тебя! Сальти, потопчись неподалеку, дитя! Миза, что за…

— Хватит, — отрезал Муриллио, — если не хочешь еще сильнее оскорбить хозяйку заведения, так, чтобы она подошла и убила тебя прямо здесь.

— Жестокое недопонимание! Энтузиазм и…

— Расслабление. Знаем.

Резак подал голос:

— Сциллара шла за мятежниками Ша'ик из Рараку. Ну, не в том смысле шла, я имел в…

— Да, шла, — сказала она. — Как раз в том смысле. — Искры заплясали в чаше трубки. — Игрушкой для солдат. Особенно малазанских. Изменников из армии перебежчиков Корболо Дома. Его Собакодавов. Мне ожидало недолгое, отупелое прозябание, если бы не безрукий малазанский священник, протащивший нас с Резаком через половину Семиградья. — Пустив к потолку струйку дыма, она продолжила: — На берегу неподалеку от Отатаральского моря на нас напали. Священник был зарублен. Резаку выпустили кишки. Я носила ребенка — но между нами ничего не было, только время неудачное выбрали для путешествия. Какие-то селяне нас нашли и спасли — для этого к нам явился сын Оссерка — вот как мы объединились с Баратолом и Чауром, заменившими двоих, потерянных в засаде.

Обычно я не рассказываю так долго, но сегодня хочу, чтобы вы узнали все нужное для осознания вот чего… Во-первых: я бросила дитя в деревне и безо всякого сожаления. Во-вторых: Резак, который был с нами только потому, что Веревка думал, что Фелисин Младшая нуждается в защите, он чуть не помер и живет теперь с чувством вины за неудачу миссии, ведь Фелисин у нас похитили. В-третьих: у Резака сердце разбито уже давно, и хотя мы немало повеселились с ним, не думаю, что это ему помогло. И наконец, четвертое: он стесняется меня, потому что думает, я слишком толстая. Он думает, что и вы все так думаете тоже.

Трое мужчин смотрели на нее и отрицательно качали головами, тогда как Резак сидел, закрыв голову руками.

Сальти подошла и шлепнула на столик покрытую пылью толстостенную бутылку и с ней два новых кубка. — Три консула, Крюпп!

Крюпп без всяких жалоб положил ей в ладонь три серебряных монеты.

После долгой паузы историк вздохнул и вытащил пробку. Понюхал горлышко. Брови взлетели… — Выплесните подонки из кубков, друзья.

Все так и сделали. Дюкер разлил вино.

— Резак? — позвал Муриллио.

— Что?!

— Тебе выпустили кишки? Боги подлые, приятель!

— Крюпп с трудом воспринимает вкус волшебного напитка, столь жутко поражен он страшным рассказом. Мир на редкость жесток, но в конце является спасение, благословленное всеми богами, богинями, духами, сумчатыми, амфибиями и прочая, и прочая. Крюпп пьянеет от потрясений, его носит и толкает, его корежит на сторону и чуть не разрывает изнутри. Возлюбленная Сциллара, ты рассказала неловко, рассказала плохо. Но все же видишь: мы все дрожим, услышав дурно поданные откровения!

— Возможно, я слишком многое втиснула в малое число слов, — признала Сциллара, — но я думала, что лучше побыстрее пройти неприятный этап. И вот мы сидим здесь, расслабившись, готовясь прикончить тонкое вино. Я решила: гостиница «Феникс» мне по душе.

Дюкер встал: — Думаю, моя задача завершена…

— Сядь, старикан, — сказала она. — Если я должна заново вколотить в тебя жизнь, то так и сделаю. Подумай, не легче ли будет тебе в нашей компании, пусть и не сразу?

Историк медленно опустился на стул.

Крюпп шумно вздохнул. — Стыд нам, мужчинам. Женщина нас превзошла.

— Похоже, Резак дар речи потерял, — заметила Сциллара. — Ему сейчас хуже, чем было, когда луна разломилась и упала с неба. Тогда нас драконица спасла.

— Я действительно останусь, — сказал Дюкер. — Но только если ты расскажешь все получше, Сциллара.

— Как пожелаешь.

— С того момента, как встретила Геборика.

— Это займет всю ночь. А я голодна.

— Муриллио будет счастлив оплатить наш ужин, — провозгласил Крюпп.

— Первый случай, когда он прав.

— Я не думаю, что ты слишком толстая, — подал голос Резак. — Ничего подобного не думаю, Сциллара.

— Очень хорошо.

— Почему ты не замечала, как смотрит на меня Баратол? По мне, Апсалар правильно сделала, что сбежала. Я ее не виню. В мире нет женщины столь низкой, что подходила бы мне.

«Звучало ли это как жалость к себе? нет», подумал он, «это просто реализм.

О, а упомянутая драконица оделась в шелка и проводит время на палубе своего треклятого судна, тут, в гавани Даруджистана… О, я не забыл сказать, что городу грозит опасность?»

Бутыль опустела, и Сальти отослали за новой. Миза выказывала радость по поводу заказанного ужина, ведь она понимала, что сегодняшняя пьянка принесет ей неплохой доход.

А Сциллара рассказывала.

В пропитанном алкоголем мозгу Резака блуждали мысли, вовсе не проникнутые жалостью к себе. Ни одна женщина в целом мире…

Госпожа Чаллиса Видикас села за узким концом стола; Шарден Лим сел слева, а Ханут Орр справа от нее. Для этой ночи она выбрала короткую облегающую блузу изумрудно-зеленого шелка — без воротника, чтобы показать напудренную, ничем не украшенную шею, и с низким вырезом, почти обнажающим надушенные груди. Волосы были уложены и пронизаны серебряными заколками. На щеках блестели румяна. Веки были густо накрашены и удлинены. С ушей свешивались длинные серьги, сверкавшие зеленью изумрудов и синью сапфиров. Короткие рукава не скрывали голых рук. Кожа ее была мягкой, гладкой, не тронутой солнечным загаром. Ноги облачены в лосины из козьей кожи с небольшим начесом; сандалии — самой последней моды, с высокими и узкими каблучками.

Янтарное вино блестело в хрустальных бокалах. Свет шандалов заливал нежным золотистым светом поверхность стола и затухал за спинами троих сидевших за ним, так что слуги двигались подобно теням, являясь лишь чтобы переменить блюда, поправить приборы и принести еще больше пищи.

Она едва касалась угощений, желая напиться допьяна перед неизбежным итогом ночного визита. Единственный вопрос, который она никак не могла решить: кто из них будет первым?

О, она испытывала сексуальное возбуждение, никаких сомнений. Оба мужчины здоровы и привлекательны, хотя на разный манер. Оба одинаково навязчивы, но с этим она как-нибудь смирится. Разумеется, сердце не примет участия в предстоящем, не затрепещет, не породит смущения, ведущего к конфликту чувств… и всяким иным конфликтам.

Она просто сделает это. Ведь все пользуются тем, чем владеют, особенно заметив, что это привлекает окружающих. Так и достигается сила. Один из мужчин, справа или слева, поимеет ее сегодняшней ночью. Интересно, они уже договорились? Гадали на пальцах? Делали ставки? Она еще не решила — вечер только начался, и пока что она не видела откровенных знаков.

Ханут заговорил: — Шарден и я обсуждали вас сегодня, Госпожа Чаллиса.

— О, как это приятно.

— Это было в ночь убийства моего дяди, не так ли? В имении госпожи Симтали — вы были там.

— Да, да, Ханут.

— Той ночью юный Горлас Видикас спас вашу жизнь.

— Да.

— И завоевал сердце, — сказал Шарден Лим, улыбнувшись из-за бокала в руке.

— Вы так говорите, будто это легко — завоевать мое сердце.

— Благодарность положила доброе начало, — заметил Шарден. Ханут уселся поудобнее, как бы намереваясь только слушать их беседу, по крайней мере пока. — Он, как и вы, был очень молод. Возраст, в который страсти пылают ослепительно ярко.

— И у меня закружилась голова, — поддакнула она.

— Горлас выбрал верно, вынужден признать. Надеюсь, он ежедневно выражает вам благодарность… когда дома, хотел я сказать. Всяческие ясные и недвусмысленные поступки, все такое.

Ханут Орр пошевелился. — Не так давно, Госпожа Видикас, Дома Орр и Д’Арле были противниками в Совете. Так повелось поколениями. Лично я не нахожу этому разумного обоснования. Зачастую мне приходит на ум, что ваш отец мог бы повстречаться со мной, уладить старые споры и выковать нечто новое и прочное. Настоящий союз.