Возвращение колдуна

Я мчался со всех ног, несмотря на боль и усталость. Задаваясь вопросом, как долго это будет продолжаться, я старался бежать подальше от разваливающихся стен, чтобы не быть погребенным под сыплющимися со всех сторон камнями и чтобы меня не поглотил жар, в который превратилась пожирающая себя материя лабиринта. Я даже не пытался понять, что происходило вокруг меня, решив, что сейчас не время думать об этом. Я проанализирую все позже, если, конечно, останусь жив…

Вскоре я достиг стены, обнаружил дверь и трясущимися от волнения руками отодвинул засов, пытаясь открыть ее. Но петли совсем заржавели. В отчаянии я начал трясти ее за решетку оконца, пока не содрал себе кожу с ладоней и кровь не побежала по рукам.

Длинный огненный язык протянулся ко мне, но, к счастью, задел лишь дверь, и та буквально разлетелась в щепки. Я быстро протиснулся сквозь образовавшийся проем и устремился на улицу. Или туда, что показалось мне улицей.

Я не знал, чтопроизошло. Мир перед моими глазами растворился, превратившись в занавес из бурлящей серой материи и танцующих на ней разводов. Я видел неясные силуэты и лица, призрачные и замысловатые движения. Потом я услышал голос:

— Сейчас! Вытаскивайте его!

А потом перед моим взором появился крест.

Образ был очень четким: горящий крест, сбитый из балок кроваво-красного цвета, который, словно маяк, падал на меня сквозь хаос разваливающейся реальности. Я закричал, закрыл лицо руками и попытался отскочить в сторону. Но похоже, я не успел.

Неожиданно бушующие тени исчезли и мир утонул в ярком красном зареве, которое шло от креста…

Первое, что я услышал, придя в сознание, были голоса. Голоса четырех, а может, и пяти мужчин, которые шепотом переговаривались между собой. Я напряг слух и различил другие, едва слышимые звуки, благодаря которым понял, что больше не один и нахожусь в хотя бы наполовину реальном мире. В мире, где снова были живые люди и настоящие крепкие дома из камня и дерева, которые не пытались тебя поглотить.

Я открыл глаза и быстро поднял руку, едва сдержав стон, когда яркий свет газовой лампы больно резанул меня, словно острым ножом.

Чья-то рука дотронулась до моего лба, немного задержалась на нем, очевидно проверяя температуру, а затем снова исчезла.

— Не двигайтесь, мистер Крэйвен, — сказал незнакомый мужчина. — Боли и головокружение скоро пройдут. Но вы должны набраться терпения. И не надо бояться: вы в безопасности. У друзей.

Я уловил в его тоне, которым он произнес слово «друзья», едва заметный, неприятный оттенок, несмотря на то что голос незнакомца прозвучал вполне благодушно.

С трудом я вновь поднял веки. В первое мгновение свет был таким ярким, что я не мог различить ничего, кроме теней с размытыми краями и темными пятнами там, где должны были быть лица. Затем мои глаза привыкли к сверкающему свету.

Я лежал на широкой чистой кровати. Вокруг меня сидели несколько мужчин: я смог увидеть четверых или пятерых, не поворачивая головы. С другой стороны кровати тоже должны были сидеть люди, так как я слышал голоса и оттуда.

— Лабиринт, — пробормотал я. — Он…

Я осекся, растерянный и испуганный, попытался повернуть голову и поплатился за это мгновенной острой болью, которая, словно тупая игла, пронзила мой мозг.

Один из незнакомцев склонился надо мной и, серьезно посмотрев на меня, улыбнулся.

— Не пугайтесь, — сказал он. — Вам нечего бояться. Мы все объясним вам.

Но я почти не слышал его слов, хотя мой взгляд окончательно прояснился и теперь я видел людей отчетливее, не как размытые тени. Это были мужчины разного возраста, но кое-что у них было одинаковое — их одежда. Совершенно особенная одежда: черные шерстяные брюки, заправленные в мягкие кожаные сапоги до колен; сверху — широкая шерстяная накидка ослепительно-белого цвета; а под ней, кажется, блестел металл, как будто они носили кольчугу.

Но то, что меня зачаровывало больше всего — и одновременно пробуждало страх, который становился все сильнее, — был кроваво-красный равнобедренный крест, который красовался у них на груди.

Мне уже приходилось видеть раньше такое одеяние, но, правда, не на живых людях, а на картинке в книге. Это было не простое одеяние — это была униформа. Униформа тамплиеров — людей, которые приговорили Говарда Лавкрафта к смерти…

Над крышами Амстердама взошло солнце. Сумерки все еще висели в воздухе, смешиваясь с полупрозрачным, дымчатым туманом и скрывая контуры домов и улиц, но лучи красного утреннего солнца уже были достаточно сильными, чтобы пробить ночь и заставить ее раствориться в свете. Даже здесь, за двойными стеклами окна, я почувствовал тепло этих лучей, ласкающих мою кожу.

День обещал быть хорошим. Снежно-белые облака были такими маленькими, что казалось, будто они затерялись на утреннем небе июльского дня, а вода канала на улице блестела, как расплавленное золото. Те немногие гондолы, которые проплывали по каналу, с высоты моей комнаты, расположенной на четвертом этаже, казались игрушечными корабликами.

Да, это должен быть прекрасный день, но только не для Амстердама. После необычно суровой и долгой зимы, которой начался год, лето ударило с двойной силой, словно хотело исправить ошибки своей холодной сестры, которая разочаровала людей. Несмотря на это, я чувствовал внутри только холод. Холод и опустошенность, причинявшие мне нестерпимую боль.

Я оторвался от созерцания обманчиво спокойной картины просыпающегося Амстердама и с жадностью посмотрел в сторону горизонта, туда, где поднималось солнце. Конечно, это был всего лишь плод моего воображения, и я хорошо понимал это, но на секунду мне показалось, что я увидел темное пульсирующее пятно среди скопления домов. Адское черное болото, которое подрагивало и дрожало, как раскрытый рот каменного чудовища…

Я резко отвернулся от окна и закрыл глаза, пытаясь отвлечься и думать о чем-нибудь другом. Это картина не настоящая. В действительности она не существует. Аристократический респектабельный дом, в котором я сейчас находился, был расположен в другом конце Амстердама, на расстоянии нескольких миль от улицы Ван Денгстерштраат и молоха, убивающего людей.

Несмотря на это, мне с невероятным трудом удалось отвлечься от будоражащих мое воображение мыслей. Хотя, честно говоря, страх нагоняли вовсе не видения, преследующие меня, а знание, которое породило их.

Я отошел от окна и стал мерить шагами маленькую уютную комнату, после чего медленно опустился на край кровати. Нет, я не устал. Наоборот, я был полон беспокойной, неприятной энергии и этой особенной жажды действия, которая иногда проявляется сама по себе и от которой становится невозможно просто сидеть и ничего не делать.

Но ведь в настоящий момент я как раз и не мог ничегоделать!

Вот уже почти тридцать шесть часов я был пленником, заточенным в этой хорошо обставленной комнате. Нет, причин для жалоб у меня не могло возникнуть, потому что здесь было значительно уютнее и комфортнее, чем в номере гостиницы, где я провел первые ночи своего пребывания в Амстердаме. Еда, которую мне приносил три раза в день подтянутый и мускулистый, но явно глухонемой лакей, была превосходной. Кроме того, мне был предоставлен огромный выбор занимательных книг, которые стояли на полке рядом с дверью. Жаль только, что все они были на голландском языке, но я готов был простить эту милую оплошность.

Однако на двери с внутренней стороны не было ручки, а у слуги, который появлялся всего через несколько секунд после звонка, было такое мощное телосложение, что даже Рольф подумал бы лишний раз, прежде чем решиться напасть на него. Это былатюрьма. Первые тридцать часов из тридцати шести я провел преимущественно в кровати, отсыпаясь после своих приключений. За два последующих часа я прошел несколько стадий. Сначала меня охватила ярость, затем она перешла в агрессию, а напоследок я впал в истерику, закончившуюся пиковым состоянием сумасшествия, когда я периодически бросался на дверь, окончательно выставив себя полным идиотом.