Война темной славы

Как ни причудливы были обстановка обеда и слуги, но сама еда была очень хорошей и очень острой. В качестве супа подали жидкий мясной бульон с грибами, какими-то овощами, сверху плавало что-то непонятное, я не хотел задумываться, что это такое; однако суп был очень питательный и такой горячий, что у меня губы обожгло. Оставить даже небольшое его количество служанке оказалось труднее, чем я себе представлял.

Остальные блюда были в основном приготовлены под разными вариантами коричневого соуса, и я, честно сказать, был рад, что не знаю, что за кости попались мне с мясом. Вкус был экзотический и вовсе не плохой, но я был уверен, что это не цыпленок, не свинина, не говядина и даже не баранина. Но, что бы это ни было, оно было вкуснее сушеной говядины, так что я сожрал все.

Вино оказалось на удивление хорошим. Я никогда не умел так, как Ли, угадывать сорт и выдержку по одному запаху, но оно мне очень понравилось. Темное вино было должной крепости и имело привкус ягод. Его явно не выдерживали в бочонках десять веков, значит, или у урЗрети Борагула есть виноградники на высокогорных лугах, или же они ведут ограниченную торговлю с народами, проживающими вне гор.

Главное блюдо пира внесли позже, после супа и нескольких закусок. Наверное, оно понравилось бы гурманам, хотя его так сервировали, что его происхождение не оставалось тайной. Главный зверь лежал на блюде, как он лежал бы перед очагом. В него было запечено меньшее животное, а в него — еще меньшее, так что мы не удивились бы, обнаружив в желудке самого меньшего еще что-то, как будто проглоченное целиком. Но весь ужас был в том, что перед нами была собака, фаршированная кошкой, а та — крысой, причем все было так восхитительно приправлено, что у меня слюнки потекли, хоть я и хотел отвернуться от стола. Королева взглянула на меня:

— Как я понимаю, ты, Таррант Хокинс, тут самый младший. Значит, тебе принадлежит честь выбрать первый кусок.

Я кашлянул и прикрыл рот рукой, чтобы скрыть изумление. Посмотрел на Фариа-Це, но она только кивнула мне без лишних слов. Я почувствовал, что мысли у меня путаются. Я до сих пор никогда не ел собак и не мог представить себе собаку в качестве пищи. А что считать самым лакомым куском? Я же не мясник, это он знает, что считается лучшим куском у животного. Я не знал, что выбрать, но знал, что уклоняться от выбора нельзя; у меня в памяти промелькнули все собаки, которых я ласкал в жизни, но от этого легче не стало. Я ощущал голову каждой под моей рукой, видел, как они преданно смотрят на меня снизу вверх. Я растерялся.

Фариа-Це опять кивнула мне, заставляя принять решение.

— Королева Циндр-Кораксок, у нас в Ориозе только один кусочек сочли бы самым вкусным. — Я указал на череп собаки. — Маленький срез мышцы с верхушки черепа. Я возьму кусочек слева, а правый пусть достанется кому-нибудь другому.

— Прекрасный выбор, — расплылась в улыбке королева.

— Спасибо. — Я поклонился ей. Она постучала пальцем по столу:

— А теперь объясните мне, почему этот кусочек считается самым лучшим.

У меня свело челюсти, я старался скрыть свое изумление и оцепенение. Один раз удалось выкрутиться, а теперь что делать?

Я посмотрел на нее и успокоился: на меня нашло вдохновение.

— Это лучший кусочек, потому что это у собаки жевательный мускул, и мы должны его прожевать. Это единственный мускул, который функционирует у нас так же, как у собаки.

Королева захлопала в ладоши:

— Ну просто великолепно! А теперь все будем смаковать наше главное блюдо.

Мы все отъели от него, но понемногу. Меня поразило, что тут едят собак, кошек и крыс, в то время как темериксы у них — домашние животные. Представляю, как странно было бы услышать борагульским урЗрети, что я ел темерикса, и можете вполне мне поверить, что темерикс хоть и дичь, но не в пример вкуснее собаки.

Когда с главным блюдом было покончено, нам подали сладкое вино и пирожные с ягодами и орехами. Десерт вытеснил последние ощущения вкуса собачьего мяса, и я даже ничего не оставил для служанки. Вино расслабило нас и развязало языки. Мы расхвастались о наших приключениях, королева хлопала глазами, слушая о наших подвигах и о том, как издалека мы пришли.

В вечном сумраке, царящем в Борагуле, мы потеряли всякое представление о времени. Но уже скоро смех стал перемежаться зевками, и мы поняли, что пора на покой. Поблагодарив хозяйку, мы вслед за Фариа-Це вернулись в свои комнаты, и, кроме Друга, желавшего побродить, пока содержимое желудка не утрамбуется, все остальные улеглись спать.

В ту ночь мы с Сит были близки; отчасти наш пыл объяснялся выпитым вином, а отчасти — колдовством урЗрети, которое было применено к этим помещениям для удобства урЗретских дам, желавших продолжать род. В ту ночь все у нас происходило не спеша, ласково и с большой теплотой. Нам некуда было спешить, у нас не было ощущения, что надо преодолевать страх смерти или судьбу, просто нам обоим выпал шанс разделить радость побыть друг с другом.

Я проснулся, считая, что уже утро, определить это было невозможно. Я натянул одежду и вышел в главную комнату, наши уже поднимались и протирали глаза, в которые словно насыпали песка. Никто не страдал от похмелья, и это было хорошо, но все соглашались, что собак мы наелись на всю жизнь.

Бренсис оглядел всех и нахмурился:

— Хокинс, Други не видел?

— Нет, — покачал я головой, — а он что, не пришел в комнату?

— У него постель расстелена, но он это сделал еще до ужина.

Лорд Норрингтон спустился по ступенькам из верхней сферы:

— Кто-нибудь слышал, как ночью возвращался Други?

Никто не слышал. Я вздрогнул:

— Не нравится мне это.

— И мне, — сказал лорд Норрингтон. Он оглядел тех, кто уже проснулся. — Надо его найти. Значит, ищем, если что спросят — объясняем, что любуемся великолепием Борагула. Лучше идти по двое.

Арен Асвальджет поднял руку:

— Без Други я остался один. Мне идти одному?

— Нет, один пойду я, — улыбнулся лорд Норрингтон. — Ты сработался с Эдамисом, вот вместе и идите. Всем вооружиться. Мы не знаем, что произошло. Если повезет, все обойдется, но я не хочу рисковать.

Я вернулся в нашу комнату, разбудил Сит и рассказал ей, что случилось. Она быстро оделась, я прицепил Цамока. На правое бедро пристроил в ножны длинный нож бормокинов, а в правый сапог сунул специальный кинжал, подаренный Неем. Сит прицепила пояс с мечом и кинжалом, и мы отправились на розыски.

Предлог, который нам посоветовал лорд Норрингтон, был не таким уж притянутым за уши: залы действительно были великолепны, и хотя я не видел многого, но Сит все мне описывала до мельчайших подробностей. Я слышал в ее голосе благоговение от того, что она видела, отвращение от того, до какой степени все запущено, и жалость, что такая красота замызгана летучими мышами и другими ночными тварями.

— Эта их запущенность похожа на то, во что авроланы превратили Воркеллин. Это и есть проявление зла.

Во время своих блужданий по залам я был настороже: оглядывался вокруг и запоминал, где и куда мы сворачивали. Там, где толстым слоем лежала пыль, я пяткой рисовал на пыли крест. Пыль была нам кстати, на ней оставались следы, и я искал отпечатки ног Други там, где пешеходные тропы уходили в сторону от главного прохода.

Поднявшись на какие-то лестницы, завернув за какие-то углы, я заметил незнакомые мне подозрительные следы. Это были следы босых ног; почти все урЗрети ходят босиком, но у них ноги мельче; более того, эти следы оставлены кем-то, кто шел ровно, что необычно для здешних мест, ведь все урЗрети хромые. Сит пригнулась и минуту изучала их, потом молча махнула мне — пошли, мол, в темный коридор, куда они ведут.

Следы продолжались еще ярдов двадцать; мы миновали несколько порталов, потом свернули в один, справа. Его загораживала большая каменная дверь, и из-за нее не слышалось ни звука. Я изобразил знаками, что стучусь в дверь, но Сит отказалась от этой мысли. Вместо этого она велела мне наклониться и поднять ее, подхватив под коленки. Я выпрямился, поднял ее, и она смогла подтянуться кверху и прикоснуться к ключевому — камню в круглом портале.