Отраженный свет (СИ)

    А в корзиночке лежит маффин одинокий.

Когда все маффины были «съедены», Дитзи открыла глаза и улыбнулась, вновь обретя ясность мыслей. Эта детская песенка помогала ей справляться с приступами, но из-за манеры внезапно замирать и распевать посреди дороги многие считали ее чокнутой.

— Это что за ящик? — спросил Хувс, не заостряя внимания на произошедшем.

— Посылка для Эпплов, — ответила пегасочка, указав копытцем адрес на боку ящика.

— Давай, я помогу.

Бурый пони, кряхтя, уложил ящик в тележку, впрягся и потащил ее в сторону яблочной фермы. Дорога пошла в гору, и веревки ощутимо впились в шкуру.

— Что же там такое? — пробормотал он.

— Я надеюсь, что это новый яблочный пресс, — ответила его подружка, предвкушающе облизнувшись, — Эпплы скоро откроют свой ларек с сидром, как соберут первый урожай.

Сдав ящик в копыта красного земнопони на ферме, они пошли к дому пегасочки, весело болтая о пустяках. Едва войдя в гостиную, Дитзи погрустнела. Проследив ее взгляд, Хувс обернулся в сторону полки, где стояла деревянная фигурка длинногривой единорожки. «Опять эти воспоминания», — опечалился он. Хотя статуэтка была очень красивой, Хувс успел ее возненавидеть за то, что она постоянно напоминала любимой о прошлом. Когда-нибудь, он надеялся лично запереть фигурку в самом дальнем ящике чердака, но сейчас об этом можно было только мечтать — суровый взгляд и твердое «нет» будет реакцией на малейший намек избавится от нее. «Как же так происходит? — поражался он. — Я знаю Дитзи с детства, а он был с ней всего десять дней. Почему она никак его не забудет?»

Доктор Хувс познакомился с Дитзи много лет назад. Ее семья тогда жила в Понивиле, а он был не доктором, а простым выпускником школы, только мечтавшим о научной карьере. Прогуливаясь однажды вечером по лесу, он услышал плач, поднял голову и заметил в кроне дерева перепуганную серую пегасочку, запутавшуюся крыльями в ветках. Он помог выпутаться и проводил ее домой. Запомнив пегасочку, он стал иногда угощать ее конфетами и защищать от тех, кто смеялся над ее косоглазием. Потом Дитзи с родителями уехала в Кантерлот, и доктор Хувс постепенно про нее забыл.

Встретив спустя много лет миловидную молодую кобылку с округлившимся животиком, он ее не сразу узнал. Только когда Дитзи позвала его по имени, Хувс заметил ее косящие глаза и поразился, как преобразился маленький жеребенок, с которым он когда-то дружил. Узнав обо всем, что случилось, он стал о ней заботиться и помогать. Постепенно дружеские чувства переросли в нечто большее.

— Милый, ты ужинать будешь? — вопрос пегасочки вывел его из задумчивости.

— Да, конечно! — ответил он. — Мне на работу сегодня в ночную смену, так что наложи-ка побольше.

Два жеребенка шумно плескались в ванной, оглашая комнату визгом и громкими воплями. Преобразившаяся в Саншайн принцесса Селестия уже промокла с ног до головы, упорно пытаясь намылить Энджелу. Маленькая пегасочка хихикала и не переставая вертелась. Ива, поскользнувшись, плюхнулась в воду и окатила принцессу мыльной волной. Решив, что плюхаться — весело, Энджела вырвалась из копыт Селестии, чтобы повторить поступок сестры. Едва успев проморгаться после первой волны, принцесса попала под новую и слегка рассердилась. «ВСЕ ЗАМРИТЕ!» — взревела правительница Эквестрии фамильным кантерлотским гласом, от чего само по себе распахнулось окно, а на полочке задребезжали стеклянные пузырьки. Проделай она подобное в замке, слуги неделю боялись бы показаться ей на глаза, а служанок пришлось бы разыскивать под кроватями, но эти две малявки, лишь на миг замерев, захихикали и снова заплескались как ни в чем не бывало.

— Что случилось, дорогая? — в ванную комнату заглянул Энди.

— Совсем разбаловались, — пожаловалась Селестия. — Я сильно кричала?

— Не-а, как обычно, — хмыкнул рыжий пегас. — Давай помогу.

«Намыливай», — скомандовал он, вытащив за шкирку Иву. Понимая, что отец церемониться не станет, жеребенок почти не трепыхался. Макнув после этого дочку в воду, он хорошенько промыл ее шерстку и завернул в огромное полотенце. «Давай, домывай Энджелу, и идем ужинать», — сказал Бугсон, вынося спеленатую дочь из ванной. Оставшись без поддержки сестры, Энджела слегка притихла и дала себя помыть. Селестия закутала ее в полотенце, чтобы следом за Энди унести в детскую. Отец уже успел растереть Иву. Та скакала по комнате, а ее шерстка, слипшись от воды, торчала во все стороны ежиными иглами.

— Кушать? — нетерпеливо позвал Бугсон жену.

— Эээ... мне надо их заплести, — неуверенно ответила принцесса.

— А, ну я жду на кухне, — кивнул Энди и вышел.

Селестия поняла, что в этом деле он ей помогать не собирается, и слегка растерялась, пока не вспомнила совет Саншайн обращаться в случае необходимости к маме. Вытерев второго жеребенка, она заглянула в гостевую спальню, где у них временно проживала Некки.

— Мам, — произнесла она такое непривычное для себя слово, — помоги, пожалуйста, заплести девчонок.

— Конечно, Светлячок, сейчас помогу, — отозвалась та, отложив на столик книгу с символом солнца на фоне облака.

Бабушка быстро расчесала Энджелу, передала расческу Селестии и приступила к плетению длинной косички. Вплетая все новые прядки волос, она постепенно опускалась по шее, где из-под ее копыт выходил длинный ровный колосок. Принцесса осторожно причесала вторую пегасочку, и когда грива Энджелы была уложена, передала Иву в копыта Некки. Вид у бабушки был серьезно-задумчивый, видимо, ей хотелось о чем-то поговорить, но зубы были заняты плетением.

— Светлячок, — заговорила она, закрепляя кончик косички маленьким бантиком, — мне надо сказать тебе кое-что важное.

— Да, мама? — насторожилась принцесса.

— Мне кажется, ты недостаточно почтительно относишься к нашей Повелительнице.

— Что?! — Селестия вскинула голову от удивления.

— Ты ведешь себя с ней, как с обычной пони, забывая, что она — богиня! — убежденно продолжила Некки.

— Но мам, она — правительница Эквестрии, и я проявляю должное уважение!

— Она не просто правительница, она — богиня! Ты постоянно об этом забываешь!

— Но мам, я общаюсь с ней почти каждый день и не слышала еще ни единого замечания!

— Доброта нашей госпожи не знает границ, но очень важно, чтобы все пони проявляли понимание и не злоупотребляли ее терпением!

— А меня кто-нибудь накормит сегодня? — Энди, заглянув в комнату, прервал разгорающийся религиозный диспут.

— Прости, мам, давай потом? — сказала Селестия и с облегчением выбежала из детской.

Ужин уже был приготовлен. «Странно, неужели так сложно было самому взять?» — подумала она, накладывая в тарелку жареные овощи и ставя ее перед рыжим пегасом. Бугсон улыбнулся и подмигнул, а Селестия внезапно все поняла: «Невероятно, это же настоящая политика! Энди своим вопросом помог мне прервать тот странный разговор, не обидев чувств Некки. Не думала, что обычным пони тоже приходится прибегать к политическим уловкам». Она поставила на стол вторую тарелку и присела напротив.

— Почему же она думает, что знает... Селестию лучше меня самой? — задумчиво произнесла принцесса, едва не сказав «меня» вместо «Селестию». — Ей вовсе не нужны все это поклонение и церемонии.

— Дело не в том, что нужно Повелительнице, — ответил Энди. — Дело в том, что чувствует твоя мама.

— Что?

— Ты слишком близко узнала ее и разглядела за обликом богини обычную пони со своими мыслями, желаниями, мечтами. Для остальных Селестия — великая правительница Эквестрии, внушающая страх и трепет. Даже у меня все сжимается в груди в ее присутствии, хотя я не так уж и редко с ней вижусь.

Пегас сказал только то, что принцесса и так уже знала, но все равно в душе возникла грусть и досада.