Драконьи грезы радужного цвета (СИ)

— Больше никогда, — первое, что выдохнул королевич, когда напился.

— Что ты там бормочешь, Боровок? — осведомился Ставрас со стороны костра таким сладким голосом, что тот в кое-то годы, сам сообразил, что лучше не продолжать. Молча перевернулся на живот, сначала встал на четвереньки, подавив в себе явно прослеживающийся порыв так на них и подползти, и все же с трудом поднялся на ноги. Постоял, привыкая к твердой земле, и поковылял в их сторону.

— Ладно, — бросил лекарь, протягивая ему миску с кашей. — Считай, что я делаю тебе на первый раз большое одолжение. Сначала быстро ешь, потом расседлываешь своего бедолагу и лучше бы тебе его завтра, еще и помыть, ясно?

— Что?! — вскричал Веровек, так и не донеся до рта ложку.

— Что слышал, — хмуро воззрился на него Ставрас. — Думаешь, я за твоей скотиной ходить буду?

— А шут мне в пути на что?

— А шут в пути не тебе, а мне, понял?

— Неужели, ты его еще не наимелся пока я до вас добирался?! — выпалил королевич в запале, и схлопотал по лицу, хлестко, обидно, но, конечно, не так больно, как если бы кулаком, а не открытой ладонью. Ставрас вырвал из его рук миску с кашей и швырнул в кусты, а потом спокойно произнес:

— Ужин отменяется. Займись конем, — и отвернулся.

— Да, как ты… я наследник короля, да я… я…

— Если ты сейчас заставишь меня снова повернуться к тебе, Веровек Палтусович, мои глаза будут последним, что ты увидишь в этой жизни.

Королевич сам не понял, что такого было в тоне лекаря, что его тело среагировало, словно само по себе. Он поднялся и, сгорбившись, медленно побрел в сторону коня.

— Послушай, — начал шут и хотел уже подняться, чтобы помочь Веровеку, но лекарь перехватил его руку и дернул на себя, усаживая рядом с собой. И только оказавшись к нему так близко, Шельм смог разглядеть в сгущающихся сумерках бешенство, все еще мечущееся в его глазах. Шуту, который всегда считался человеком не робкого десятка, стало жутко.

— Если тебе так противно, что он подумал, что мы… — начал он, желая оправдать королевича, всерьез опасаясь за него. Но лекарь прервал его, вскинув руку и проведя ладонью по лицу, словно прогоняя наваждение.

— Мне не противно, что он подумал, что мы с тобой тут миловались в его отсутствие, — подозрительно бесцветным голосом пояснил он. — Тем более, он недалек от истины.

— Мы не… — возмущению шута не было предела, он даже не сразу сообразил, что на это ответить, как отбрить. Но когда лекарь продолжил, и вовсе забыл обо всем.

— Мне противно, что какой-то заплывший жиром боров, так принижает в моих глазах настоящего война, — и очень серьезно посмотрел в бирюзовые глаза шута, тот закусил губу.

Крыть было нечем. Даже пошутить и спаясничать сейчас было нельзя. Лишь принять позицию лекаря и смириться с тем, что теперь общаться с королевичем так, как раньше, уже не получится. Да и тот, наверное, это уже понял. А потом Ставрас, почти неосознанно, сжал его руку в своей, все еще не отпуская от себя и Шельм почувствовал, что краснеет. А вот это было совсем некстати.

— Отпусти.

— Зачем?

— Ставрас!

— А, что ты будешь делать, если я по недомыслию, начну к тебе ночью приставать, а?

— Ты не начнешь.

— Откуда такая уверенность?

— Потому что ты сам сказал, что мальчиками не интересуешься.

— О, как! Может, стоить напомнить, что после спарринга с тобой у меня уже язык не повернется отнести тебя к мальчикам?

— Да, сдался тебе этот спарринг. Я ничего особенного не сделал.

— Ну, да, конечно, — усмехнулся лекарь и все же отпустил его от себя.

Шут поспешил пересесть на другую сторону костра. Веровек самозабвенно возился с упряжью. Ему явно приходилось не легко. Шельм искренне ему сочувствовал и хотел помочь, но понимал, что Ставрас не позволит, поэтому оставалось лишь тяжело вздыхать и помалкивать. Правда, под конец, когда бедный королевич уже даже стоять не мог, Ставрас сам поднялся, дорасседлал его коняшку и отправил Веровека спать. Тот уснул, завалившись на одно из одеял и даже не вспомнив про ужин, как только его голова коснулась земли. Шельм поднялся и накрыл его краем одеяла. Ставрас отправил коня королевича пастись рядом с Шелестом и вернулся к костру. Одеяло у них осталось одно. На двоих. Шельм стоял над ним и явно не знал, что с этим делать. Лекарь тяжело вздохнул и, сграбастав мальчишку в охапку, уложил рядом с собой, спиной, так, чтобы было удобно обнимать его во сне и греться. Шельм не стал возмущаться, но замер, словно принцесска, оказавшаяся в лапах дракона.

— Ну, что ты нервничаешь? Сам же столько раз намекал, что был не прочь поваляться со мной в одной кровати, — пробурчал Ставрас ему в затылок. — Считай, сбылась мечта идиота.

— Ты сказал, что надо дежурить ночью, — пропустив его слова мимо ушей, напомнил Шельм, не желающий признаваться, что вся эта ситуация чрезвычайно его нервирует, если не сказать большего.

— Я передумал, спи.

— Но…

— Никаких "но", а подежурит Шелест, ясно.

— Ставрас, послушай…

— Шельм, — прижимая его к себе еще крепче, выдохнул тот. — Если ты не заткнешься, поверь, я очень быстро придумаю, как заставить тебя замолчать.

— И как же? — осведомился тот, не сумев себя вовремя остановить.

— А так же, как днем, уверен, тебе понравится.

— Не понравится, — отрезал тот решительно.

— Не зарекайся, — хмыкнул лекарь, уже засыпая.

Шельм вздохнул. Может, и правда, зря он нервничает, так ведь, на самом деле куда теплее. Да, и спокойнее. За этими мыслями он и не заметил, как уснул, под тихое похрапывание королевича, спящего со своей стороны костра беспробудным сном.

5

Шельм проснулся довольно рано. Солнце только-только выползло из-за горизонта и в их тенистый уголок на опушке леса пробраться еще не успело. Шут глубоко вздохнул, перекатился на спину, потянулся всем телом как тот пес, подставляющий шерстяное брюшко под хозяйскую руку, и только после этого медленно открыл глаза. И обнаружил над собой лекаря, который лежа на боку, опирался на локоть, подпирая ладонью голову, и смотрел прямо вперед. Шевеление шута рядом с собой он, казалось, даже не заметил. Но, когда Шельм неожиданно смутившись такой своей к нему близости, попытался подняться, положил ладонь ему на живот и не пустил, коротко бросив: — Лежи.

— Но…

— Просто полежи так немного.

Шут послушно замер, тяжело вздохнув. Ставрас на него так и не посмотрел, продолжая вглядываться куда-то вдаль, и словно прислушиваясь к чему-то. Не выдержав, Шельм снова позвал его:

— Ставрас…

— Мы едем в Замок Бернсгемм, — произнес тот твердо и все же опустил глаза на замершего рядом с ним шута.

— Зачем? — искренне удивился тот и даже забыл напомнить ему, чтобы убрал руку с его живота, хотя собирался сделать это в первую очередь.

— У них появился дракон.

— И что с того? Я слышал, местный хозяин вполне достоин взрастить у себя крылатое чудо, — продолжал недоумевать шут. — К тому же, ты только представь, как воспрянет духом Веровек, — покосившись на самозабвенно похрапывающего во сне наследника, продолжал он, — сразу снова заважничает и начнет вести себя по-королевски. Нет, если ты уже передумал его перевоспитывать, я не против, но в замке мы рискуем задержаться и…

— Королевич здесь совершенно не причем, — повернув его лицо к себе, отрезал Ставрас.

Шельм хотел уже дернуться и вообще встать, но растерялся пуще прежнего, увидев сталь в почти желтых глазах лекаря.

— Ставрас?

— С местным драконом происходит что-то не то, что-то странное и… плохое.

— Он… болен? — с замиранием сердца выдохнул шут, не скрывавший, что питает к драконам очень теплые чувства, хотя никогда и не помышлял взрастить одного из них сам.

— Умирает, — отозвался Ставрас и поднялся, утягивая Шельма, которого успел схватить за локоть, за собой. — Седлай Шелеста, а я пока разбужу королевича, — распорядился он, отпуская его.