Индиана Джонс и Семь вуалей

Поблизости находился пьедестал, на котором покоился каменный наличник, найденный в катакомбах. На нем были вырезаны короткие черточки, гулявшие вправо-влево, разделенные неровными интервалами и перечеркнутые одной горизонтальной линией – якобы кельтское огамическое письмо.

Эта надпись пробудила у Инди внезапный интерес. Он провел пальцем по надписи и вгляделся. Случайный наблюдатель мог бы не признать в огаме алфавит, но Инди легко различил письмена и одну за другой перевел буквы. Вытащив блокнот и ручку, он записал прочитанное. За истекший год, преподавая археологию кельтской культуры, он заинтересовался огамом. Сейчас перед ним была надпись на иберийском диалекте кельтского языка. Гласные буквы в ней отсутствовали, и чтобы постигнуть смысл, необходимо было домыслить их.

Когда он кончил записывать, на листке значилось: “ВНМЙ БЛ, Б ГЛЗ Г СТ СЛНЦ”. Инди поиграл со словами, добавляя и убирая гласные, пока не буквы не сложились в осмысленную фразу: “Внимай Белу, ибо глаз его есть солнце”. Покончив с эти, Инди посмотрел на табличку рядом с наличником. На ней слово в слово значилось то же самое, с разъяснением, что Бел – кельтский бог солнца, иногда отождествляемый с Аполлоном.

Хотя Инди некогда считал, что лингвистическое образование лишь задерживает его продвижение в роли археолога, со временем он понял, что годы, потраченные на изучение древних письменностей, принесли обильные плоды. Фактически говоря, его профессией стала эпиграфия – изучение древних надписей. Впрочем, называться эпиграфом Инди не хотел, равно как прологом, эпитафией и прочими красивыми названиями.

Но откуда на вермонтском камне взялась надпись на огаме? Возможно, Броуди действительно обнаружил нечто значительное.

– Привет, Инди!

Услышав знакомый голос, Инди стремительно обернулся.

– Дейрдра!

– Как твои дела?

– Лучше. Я пытался повидаться с тобой.

Крапчатое голубое платье с открытыми плечами весьма удачно подчеркивало ее красоту. Дейрдра ладонью пригладила свои пышные медные пряди.

– Знаю. Мне нужно было сперва поразмыслить.

– О чем?

– О нас. И вот я пришла к решению.

– И?…

– Я только хочу попрощаться, – мотнула она головой.

– Что это тебе в голову взбрело?

– Инди, все кончено. Дальше пути наши расходятся.

– В каком это смысле? Что ты собираешься делать?

– Не знаю, – вздернула Дейрдра плечи. – Может, брошу университет, останусь в Нью-Йорке и найду работу.

– Дейрдра, я понимаю, что происшествие с Кэтрин взбесило тебя, но я в самом деле не виноват.

– При мне даже не упоминай о ней! – отрубила Дейрдра.

– Что было – то было, – негромко, торопливо заговорил Инди. – Я ужасно сожалею. Сколько раз можно просить прощения?

– Мне тоже жаль, Инди. Но дело не только в этом. Тут многое замешано. Слишком поздно что-либо менять.

И с этими словами она пошла прочь. Инди хотел было двинуться следом, когда на плечо ему легла чья-то рука.

– Джонс, не ожидал вас тут встретить!

– Доктор Бернард, э-э… – Инди поискал Дейрдру взглядом, но она успела скрыться в толпе. – Я тоже не ожидал вас тут встретить.

– Я просто хотел взглянуть, насколько далеко занесли Маркуса Броуди его фантазии, – рассмеялся Бернард.

– Я полагаю, вы не согласны с нынешней его акцией, – заметил Инди, ломая голову, как наладить отношения с Дейрдрой.

– Эта болтовня об огаме – чистейший вздор! Риски, наверно, нанесены плугом или корнями дерева.

– Не думаю. Это огам.

– По-моему, если очень постараться, в этих царапинах можно прочесть что заблагорассудится. Но для этого надо быть хиромантом, – доброжелательно улыбнулся Бернард, потом снова засмеялся и сделал широкий жест, охвативший всю экспозицию. – Нет, Джонс, я бы сказал, что здесь перед нами представлена мешанина вопиющего мошенничества, низкопробной мистификации и непростительного недоумия.

Инди пришлось не по нраву, что Бернард с такой небрежностью отмахнулся от всех представленных экспонатов разом.

– По-моему, Маркус Броуди сделал всем нам огромную услугу, – заявил Инди, чувствуя себя обязанным вступиться за Маркуса. – Мы должны внимательно рассмотреть все, что здесь представлено. Кое-какие находки могут оказаться существенными.

– Я понимаю, что юному разуму все это кажется весьма любопытным, – хлопнул Бернард Инди по плечу, – но не позволяйте ввести себя в заблуждение. В том-то и беда с выставками вроде этой. Это дикие домыслы, сбивающие людей с толку. Америка была моей специализацией на протяжении тридцати лет, и я готов поставить на кон свою репутацию, что ни египтяне, ни ливийцы, ни финикийцы, ни кельты не совершали сюда путешествий две тысячи лет назад.

Тем временем в противоположном конце зала запыхали блицы: Броуди поднялся на возвышение. Висящий над ним транспарант гласил: “Античные покорители Америки”.

– Пожалуй, пойду послушаю, что он скажет, – Инди повернулся, чтобы уйти.

– Погодите минуточку! – остановил его Бернард. – Вы хотите вернуться в Гватемалу? Я возобновляю раскопки на той пирамиде. Уверен, что там еще много чего можно отыскать.

– Не сомневаюсь, но не кажется ли вам, что сейчас это несколько опасно?

– На сей раз у нас будет вооруженная охрана.

– Признаюсь, я удивлен, что вы приглашаете меня. У меня сложилось впечатление, что…

– На сей счет не беспокойтесь, – отмахнулся Бернард. Сунув руку за борт пиджака, он извлек из внутреннего кармана листок бумаги. – Только подпишите вот эту петицию.

– Какую петицию?

– Совету директоров музея. В ней осуждается данная экспозиция и выдвигается требование немедленно закрыть ее и снять Броуди с нынешнего поста.

– Броуди – мой старый друг. Я не могу подписать подобную бумагу. Кроме того, как я уже сказал, я считаю данную выставку заслуживающей внимания.

– Тогда, Джонс, вы вряд ли поедете со мной в Тикаль.

– Что-то я в толк не возьму, при чем тут ваша петиция.

– Да при всем! Сформирован комитет, главой какового избран я, и всякий ученый, отказавшийся подписать петицию, более не будет осуществлять полевые изыскания ни для одного из ведущих американских, британских или европейских университетов.

– Вам это не по зубам.

– Джонс, вы просто не понимаете, что значат власть и влияние! Если б вы были в состоянии это уразуметь, то поставили бы подпись тотчас же.

– Меня этим не проймешь, – бросил Инди и двинулся прочь.

Подойдя к толпе, собравшейся вокруг возвышения, где держал речь Броуди, Инди прислушался, стараясь подавить бурлящий в душе гнев. Броуди начал с того, что выставка посвящается женщине, с которой он познакомился много лет назад, преподавая скандинавскую мифологию в университете Среднего Запада. Впоследствии эта женщина стала его женой и музой, вечным источником вдохновения в его исследованиях, касающихся скандинавского наследия в Америке. Инди знал, что жена Броуди скончалась от пневмонии всего года через три после женитьбы.

– Но изучая данный предмет, я обнаружил, что скандинавские мореплаватели – далеко не единственные древние исследователи Америки. Очевидно, некоторые из них прибыли сюда задолго до викингов.

Броуди с энтузиазмом поведал о собранных доказательствах. В голосе его звучала беспредельная уверенность, что доказательства настоящие, несмотря на критику.

– У нас не только каменные свидетельства приключений египтян, ливийцев, кельтов и скандинавов и в Северной, и в Южной Америках, но еще и легенды времен покорения Америки, гласящие о некоем племени белокожих индейцев, живущих на Амазонке. Быть может, это потомки древних переселенцев. Эта мысль не может не заинтриговать. А в этот самый миг, когда я тут говорю перед вами, великий британский первопроходец полковник Перси Гаррисон Фосетт разыскивает в неисследованных дебрях Амазонки затерянный город. Вы только представьте, сколько нового можно узнать от такого племени, если оно все еще существует.

– А если мы на минуточку забудем о легендах и всемирно известном Джеке Фосетте, – окликнул оратора один из репортеров, – и рассмотрим только материальные свидетельства? По-вашему, выходит, они вполне могут доказать, что учебники истории не правы, что нас вводили в заблуждение? И второй вопрос: не считаете ли вы данную выставку пощечиной Христофору Колумбу?