Апрель. Книга вторая (СИ)

И сейчас то человеческое, что было в Брэндли, умоляло подождать. Ведь завтра в дорогу, он увидит Альта и Дзынь, он будет окружён Океаном, и там, уже с друзьями он сможет попытаться сделать то, к чему зовёт его стихия. Не получится — ни Альт, ни Дзынь не станут думать о нём с насмешкой, помогут — особенно Дзынь, которая умеет ходить через воду.

Задумай я это хоть чуточку раньше — почитал бы книги Древних, расспросил Гниленя. Но теперь — поздно.

Дом ещё не спал. Светилось окно деда, светились окна слуг, всё собрано в дорогу, но значит, есть у них и другие дела. Место, куда шёл водяник, пряталось в дальнем конце сада, окружённое каменными зубьями высотою в человеческий рост. Сад ручьёв. У корневищ камней били ключи. Струи воды сплетались и распадались. Они приходили из-под земли и исчезали под землёю. Они журчали неясные слова. Брэндли часто представлялось, что если расслышать эту речь и суметь произносить её — то поймёшь и узнаешь всё, что знали ручьи.

…А ведь некоторые из них явились из страшных глубин! Они знают тяжесть корней земли, и мрак, и огонь. Что чувствуют они, вдруг вырвавшись к поднебесному простору? Радость небывалой свободы? Страх? Смятение? Потерянность?

Брэндли присел, положил ладони на серебристый колокольчик ключа. Родник трепетал под кожей, будто чьё-то обнажённое сердце.

— Я твой… — прошептал Брэндли. — Тэллио аливи ти.

И вдруг сделал то, на что ещё не решался, чего боялся, чувствуя себя даже неправильным, ненастоящим водяным — наклонился, окунув в воду лицо, и стал дышать ею.

Темнота подхватила и унесла, но темнота лёгкая, похожая на тёплый ночной ветерок. Брэндли кружило, и он понимал, что не может управлять собой, не может остановиться, он замирал на мгновение от жути — но тут же таяли льдинки, и он снова отдавался ручью.

«Тэллио аливи ти… Тэллио аливи ти…» — журчали вокруг слова. Водяник не знал, что они означают, просто увидел однажды в книге Альта под чудесным рисунком, на котором солнце дробилось в полном сил ключе.

— Я не вижу ничего плохого в «магии Воздуха», как они это называют… Альт кажется чист душою, а Нимо… Не могу понять, кто же он? Всякий раз, когда пытаюсь беспристрастно порассуждать о нём — будто сияние ослепляет, мысли рассыпаются. Мне остаётся верить… и я почему-то верю.

Другое дело, этот Одоринус. Похоже, он заправляет всеми их делами. Он кажется сплошной стеной тёмного стекла, обсидиановым стержнем. Какие у него истинные желания, планы? Кто он на самом деле? Всё это скрыто.

И эта его просьба переговорить с тобой… мне очень не нравится. Я не стал отказывать ему — для этого вроде бы нет причин. Но прошу — будь осторожен. Не соглашайся ни на что, прежде чем посоветуешься со мной. Мне очень хотелось бы подслушать ваш разговор, признаюсь, и это вовсе не желание совать нос в твою жизнь или в планы Одоринуса. Нет, я боюсь. Я, высший иерарх Церкви королевства, стою перед неведомым, но должен не сам ступить через порог, а отпустить туда тебя, Кирис, самого любимого на этом свете человека, из всех, кто у меня остался… Всё, что могу — предупредить и быть как можно ближе, хотя мне всё равно кажется, что этого мало!

Я ещё не говорил тебе, у меня нет тому убедительных свидетельств, но я уверен, Одоринус — не вполне человеческое существо. Я знаю, что он живёт долго, очень долго, он был с магами Воздуха ещё со времен Волны. Кто он? Маг Огня? Но где он берёт силу для нескончаемой жизни? Там, у себя на Западе, пусть он черпал её из недр, огнедышащих гор. А здесь?

Будь осторожен, Кирис, помни, я — рядом. Я услышу, если ты позовёшь.

…Когда решилось, что Кирис отправится с Альтом и Нимо на «Бабочке», Одоринус-Троготт сказал патриарху:

— Есть вещи, о которых должен знать Кирис, прежде чем он может быть посвящён в наши самые сокровенные тайны. Если так случится, что я не буду с ними, следует сделать всё необходимое заранее.

Одоринус был неприятен патриарху с первой встречи. Но странное и сильное для главы Церкви притяжение испытывал он к юным магам Воздуха. Свои сомнения насчёт Одринуса он хотел было обсудить с Нимо — никто не мог знать таинственного советника Людей-из-за-Океана лучше. Но — не успел. Одоринус пришёл к нему внезапно и объявил, что завтра отбывает в Город-на-Холме и просит о разговоре с Кирисом.

Место выбрал патриарх. Это была одна из келий присоборного дома служек. Сам патриарх во время разговора намеревался оставаться в соседней келье. Негромкую беседу услышать оттуда невозможно — да он и не рассчитывал выведать тайны Одоринуса — но крик или шум донеслись бы отчётливо.

Одоринус явился с небольшой шкатулкой, окованной железом.

— Что это у вас? — не удержался от вопроса патриарх. Одоринус наверняка заметил его напряжение.

— Кристалл. Он покажет картины, которые наши маги запечатлели в нём силой мысли. Я хотел бы, в числе прочих сведений, показать Кирису, как выглядели наши Острова. Кроме того, Кристалл может служить навигационным прибором и средством связи. Будет полезно, если Кирис научится использовать Кристалл для этих целей.

— Это безопасно?

Одоринус взглянул удивлённо:

— Если использовать Кристалл правильно — абсолютно.

— А если…

— А если неправильно, ваше святейшество, то опасно. Можно споткнуться и удариться виском.

Ирония была на грани дерзости, но патриарх понимал, что дотошность выглядит уже утомительной. Тем более, Одоринус говорил прежде, что у него не так много времени.

— Кирис… — Ладонь патриарха коснулась волос мальчика.

…Они стались вдвоём.

— Твой дедушка тебя напугал, — сказал Троготт. — Чем скорее ты убедишься, что ничего страшного не случится, тем лучше. Вот Кристалл. В нём ты увидишь… я затрудняюсь сказать точно, чем это будет вначале, но это будет свет. Иди за ним. Ты любишь петь? Пой. Эту песню никто не услышит кроме тебя и Кристалла, она поведёт тебя в путь и поможет развеять страх. Бери…

Что бы ни говорил этот человек, он был жутким. Кирис протянул ладони и понял, что вздрагивает от озноба. Только бы не прикасаться к нему, его рукам — они казались тёмными, почти чёрными, все в мелких трещинках, сквозь которые алела то ли кровь, то ли огонь.

Он как будто из глины. Как будто форма, которую литейщик заполнил расплавленным металлом.

Кирис почти выхватил Кристалл — и едва не уронил. Кристалл оказался то ли слишком лёгким, то ли слишком тяжёлым — сразу, а может быть, он обладал способностью двигаться и первое мгновение попытался вырваться из дрожащих ладоней.

Кристалл отразил свет лампы. Отразил сильно, так что Кирис зажмурился на секунду. Озноб и свет — и Кирису вдруг почудилось, что он стоит во дворе деревенского дома — там жила его бабушка — стоит на границе света и тени, ослепительное мартовское солнце разделило двор на две половины, крошечные льдинки-снежинки невидимой пылью сеялись с ветвей яблонь, с крыши, и, попадая на границу света и тени, наполняли воздух мириадами пронзительных искр.

— Воздух сверкает! — вскрикнул Кирис. Сбросив рукавички, он тянул к искоркам ладони, и ладони сияли всё ярче, пока между ними не заполыхал солнечный шар. Кирис бросился к нему и внутрь его, чувствуя жар, обжигающий и желанный.

…За стеною была тишина. Старик понимал, что прошло не очень много времени, меньше четверти часа. Но секунды ускорялись, и воздух густел. Чтобы встать и подойти к двери, нужно было расталкивать его, задыхаясь, а чтобы переступить порог, понадобилась вечность.

— Кирис… — прошептал старик.

По коридору двигалась тень. Огромная бесшумная тень с глазами, сияющими ледяным огнём. Смертью.

— Сатана!

Пасть открылась. Беззвучный рык оттолкнул старика, он ждал пламени и смрада серы, но воздух из пасти волка пах волглым лесом, дождём и горькими ягодами калины.