Рубиновое сердце (СИ)

— Можешь выключить, если хочешь. — Кивнул уже переодевшийся Иржи охраннику. — Через полчаса пойдем ужинать.

И снова ушел к себе.

Иржи в глубокой задумчивости сел в кресло. Перед ним на мольберте стояли два его озерных наброска. Вода на полотнах, как живая, искрилась на солнце, разбрызгивая вокруг себя радость жизни. Молодой человек задумался. Что же он чувствовал тогда, рисуя родник? Радость? Да. Скорее, даже, эйфорию. И все-таки, место это весьма странное. Он взял карандаш и попытался воспроизвести образы, промелькнувшие перед ним в воде.

Брат Бернат и девушка… Он начал вспоминать ее черты. Опущенные ресницы, небольшой прямой нос, приятный овал лица и темные волосы. Ровная линия губ. Брат улыбался. А вот невеста — нет.

Иржи взял набросок в правую руку и, привстав, прикрепил его к мольберту. Молодая влюбленная пара. Нет, они были далеко и их лиц он не разглядел. Черноволосая женщина с ножом. Хищная улыбка, тонкие, в разлет, черные брови. Не молодая, но и не старая. Лет тридцать пять. И охранник с чьим-то телом на руках…

Художник вскочил и бросил свои зарисовки на пол. Взлохматил волосы. Тут странно всё. Такое ощущение, что в его руках лишь несколько фрагментов большого паззла. Но, как голову не ломай, без недостающих деталей все равно картинка не сложится. В растрепанных чувствах он зашел в гардеробную и еще раз переоделся. В конце концов, ужин и приятный музыкальный вечер уже с нетерпением ждали его в ресторане отеля.

Так как охранник, присланный братом нести дежурство рядом с ослепительным Иржи, был одет в скромный черный костюм и водолазку под ним, то художник решил на его фоне не выделяться, и выбрал простую черную рубаху и серый жилет, сочетающийся с серыми свободными брюками. Мыски черных туфель изящно подчеркивали наряд снизу.

В ресторане молодых людей встретил уже другой метр, величавый и в возрасте.

— Куда господа бы хотели присесть? — Оценив платиновую булавку с бриллиантом на жилете художника, поинтересовался администратор.

— В темный уголок с видом на сцену. — В тон ему ответил Иржи. — И также желательно, чтобы к нам никого не подсаживали, кроме приглашенных нами лиц.

В ловких пальцах художника мелькнул уголок купюры, элегантно перекочевавшей в белые крупные руки метра.

— Прошу, господа, вот этот столик… — Иржи хмыкнул: столик был вчерашним.

Когда молодые люди сели, граф небрежно положил на стол локти и томно попросил метра:

— Зарезервируйте его за нами, пожалуйста!

И до того взгляд художника был проникновенным и греющим душу, что даже каменное сердце сребролюбца и тайного игрока дрогнуло. Утвердительно качнув головой, он подозвал официанта и раздвинул в улыбке губы:

— Приятного вечера!

Заказав понравившиеся блюда и вино, Иржи поинтересовался культурной программой.

— Пожалуйста! — официант протянул листок бумаги с позолоченными краями.

— И что тут у нас? — Иржи, не спеша, ткнул вилкой во фруктово-овощной салат. — Смотри-ка, восходящая звездочка нашей эстрады целый час будет терзать наш слух своим бездарным вокалом.

Йожеф хрюкнул в бокал.

— Интересно, какое количество посетителей выдержит столь долгое наслаждение? — продолжил он. — О, спонсором вечера является господин Илеш… Ну, тогда понятно. Выдержат.

Охранник прикрыл рот салфеткой. Ибо неприлично ржать в столь респектабельном месте. Все дело в том, что юная особа, спонсируемая и продюсируемая этим весьма состоятельным господином, в прошлом была Иржиковой натурщицей, обрисованной им и в одеждах, и без оных. А также и во всех позах. Картины с ее миловидным личиком попали в галерею, где ими восхитился сей богатый ценитель. Полотна тут же были куплены, а девушка — приглашена в дом для знакомства. Но чтобы супруга господина Илеша и обычные, охочие до клубнички, граждане не подумали ничего дурного, то он создал фонд поддержки молодых дарований, откуда вполне законным путем девочки и мальчики получали содержание. И, конечно, об этом знал почти весь город, но тихо помалкивал, поскольку деловые отношения всегда превыше досужих сплетен.

Иржи продолжал лениво водить пальцем по строчкам:

— Струнный квартет под руководством Милоша Рецкого. Грустно, сентиментально, слезоточиво. К сегодняшнему вечеру — самое оно. О! — Граф выпрямился. — Нам споет несколько любовных песенок, обращенных к самому себе, несравненный небесный мальчик с длинными обесцвеченными локонами. Едва мои глаза натыкаются на эти тоненькие ножки в обтягивающих брючках со стразиками, так мне сразу хочется нарисовать губастую саранчу.

— Почему именно саранчу? — спросил из-под салфетки охранник.

— Потому как тупой и такой же прожорливый. И воспроизвел нечто себе подобное. Ага! Смотри, Йожеф, вон там, у эстрады, его продюсер.

— Где? — заскользил взглядом охранник.

— Вон, светлая макушка с лысинкой. Держит бокал. Боже! Какой дизайн ногтей! Интересно, там стразы или бриллианты?

Иржи внимательно осмотрел зал.

— Мы пришли вовремя и довольно удачно. Мест больше нет. Сегодня здесь тусуются папики нашего города и хвалятся друг перед другом своими любимыми игрушками. Хочешь посмотреть? Это весьма забавно! Господин Нодь! Где же Ваша очаровательная супруга? Вам рога еще не натерли? Такую милую девушку нельзя оставлять одну. Испортится, как спелая груша. Червячки, они ведь такие… свою дырочку обязательно найдут! А где же мой милейший старший братец? Как он пропустил столь важное мероприятие, да и к тому же, не спрятал меня?!

Йожеф откашлялся:

— Вчера он весь вечер и, похоже, ночь провел с той балериной. Поэтому я и не выспался.

— Знаешь, милый Фаркаш, каковы бы ни были объедки и, как бы одуряюще они не пахли, суть их от этого не изменится. Ты пей вино, оно легкое. Кушай плотней. Гонки за любовью они такие… изматывающие. Могут забыть покормить.

И художник, приглашающе взмахнув рукой, вонзил вилку в кусочек аппетитной и сочной гусятины.

На сцене гремела попсовая музычка, иногда сменяемая минором струнного квартета. Деловые люди пили и обсуждали своих протеже. Смотреть было не на кого и слушать было нечего, поэтому любопытный Иржи, смакуя кремовое пирожное, повернулся к охраннику.

— Скажи, Йожеф, а у тебя есть девушка? Или нет? Наверное, плотный график работы мешает личной жизни?

Разомлевший от вина и спокойного соседства Фаркаш не заметил никакого подвоха и спокойно ответил:

— Ну да, конечно есть. Только не девушка, а жена. Уже три месяца! — он полез рукой в карман пиджака и достал портмоне. — Вот!

С маленькой фотографии на Иржи смотрело простенькое чернобровое личико с немного длинноватым носом.

— Красивая и кого-то напоминает… Нет, сейчас не вспомню! — Одобрил выбор парня Иржи и, опустив на глаза пушистые ресницы, спросил: — Не боишься оставлять ее одну на сутки?

— Нет! — улыбнулся охранник. — Что там может случиться? У нас живет большой пес. На рынок с ней ходит. Дом караулит. Я деньги зарабатываю и жду, когда подарит первенца.

— О, она уже в положении? И когда ждать сего замечательного события?

— Нет, пока нет. Но я надеюсь… Знаете, господин Измирский, она так любит новые платья и украшения! А какие сапожки на зиму я ей купил! Со стразиками! — Глаза Йожефа подернулись дымкой сладких воспоминаний.

— Желаю вам обоим вечной любви. — Вздохнул художник, переживающий такую «любовь» по нескольку раз в год. — Смотри, Фаркаш, кто к нам идет… Видит Бог, я хотел остаться незамеченным! — пропел Иржи, поднимаясь навстречу даме.

— Господин Измирский! Я не поверила своим ушам, когда мне сказали, что Вы здесь! — Дама достала сигарету, сунула ее в мундштук и протянула Йожефу. Тот привычно достал зажигалку.

— Госпожа Варади, господин Фаркаш. — Представил их друг другу граф.

— Не могу поверить, что Вы, граф, здесь один, без поклонников, без спутницы… — дама легла бюстом на стол. Иржи отодвинул столовые приборы.

Дама выпустила дымную струю в сторону соседнего стола.