Операция "Бешеные лошади" (СИ)

— А будешь выступать, так и по шее получишь. Дружина у него не чета нашей будет. На одного нашего молодого мечника у него сотни три матёрых ветеранов найдётся. Одних только лучников почитай с пол тыщи будет. Как стрельнут, так сразу в ежа превратишься, — грустно добавил он.

— А вот, чтобы на ежа не быть похожим, мы и оденем вас всех в стеклянные броники, — улыбнулся Сидор, глядя на помрачневших после слов Толяна ушкуйников.

— Ну ка, ну ка, — сразу же насторожился Кузя. Пихнув сидора локтём в бок, он поторопил его. — Что-то мы последнее время много всякого слышим о каком-то расчудесном стеклянном доспехе, который все нахваливают, о котором уже весь город который день гудит, а вот видеть его именно нам, как-то до сих пор не довелось. Может, покажешь, как-нибудь?

— Ну, зачем же, как-нибудь, — устало улыбнулся Сидор, растирая грязь по щеке и уже более весело глядя на Кузю. — Профессор говорил, что оружейники Кондрата как раз первую партию подготовили, на днях сдавать привезут. Вот тогда и посмотришь, — с улыбкой закончил он, устало откидываясь обратно на пахучее сено.

— Вам пойдёт в первую очередь, — устало зевнул он. — Эта бронька лёгкая. В ней при нужде и под воду нырнуть можно, не боясь что там и останешься.

— Если есть ещё какие вопросы, — тихо проговорил он, прикрывая устало глаза. — То со всеми с ними завтра, — невнятно пробормотал он уже засыпая.

Завтра началось, как обычно, ни свет, ни заря. Ну, конечно, если не считать того, что Сидора ещё раньше этого времени подняли на ноги оружейники, забухав в закрытую дверь землянки чем-то тяжёлым.

Еле поднявшись после вчерашнего изнуряющего ныряния в ледяной воде, поскрипывая всеми вдруг неожиданно проявившимися суставами, едва сумев продрать слипающиеся от усталости глаза, Сидор, натыкаясь на все углы, поплёлся открывать запертую на ночь дверь.

— Вот же дрыхнет, — удивился он, заметив Васятку, сладко посапывающего на сундуке в гостиной, и никак не реагирующего на сотрясающие всю землянку гулкие удары в дверь.

— "Вот бы мне так", — с искренней завистью глядя на спящего пацана, подумал он.

— Ну чё разорались, — зевнув так, что чуть не вывернул себе челюсть, проскрипел чуть слышно Сидор, хриплым ещё со сна голосом.

Стоя рядом с запертой дверью и уткнувшись лбом в стену, с трудом пытаясь открыть слипающиеся от усталости глаза, он постарался встряхнуться и, пытаясь сбросить с себя сонную одурь, неожиданно заорал в полный голос:

— Кому не спится…

Устало опёршись об дверной косяк, он с трудом попытался открыть всё же глаза, и уже на последнем дыхании тихо пробормотал.

— … в ночь глухую…

— Открывай, Сидор, мать твою! — от радостного вопля за стеной, казалось, дверь сама собой вздрогнула, как тонкая бумажная мембрана в динамике. — Кольчуги твои привезли, давай, принимай!

— Не заказывали, — в очередной раз, душераздирающе зевнув, не открывая глаз, голосом, хриплым, как несмазанная телега, проскрипел Сидор. — Вот, ежели бы вы броники привезли, тогда бы да, тогда бы открыл. Как пить дать открыл бы, — сонно покивал головой он, пару раз ткнувшись лбом в стену, но так и не открывая глаз.

— Сидор, скотина, открывай, — тут же заорали в ответ, явно уже выходящие из себя ночные гости. — Третью ночь уже не спим, кольчужки тебе везём, а ты, скотина, спишь, дрыхнешь тут! Да ещё нас в тепло не пускаешь! Открывай, кому говорят, холодно тут на ветре торчать! Открывай, а то дверь выломаем!

— Хрен выломаешь, — едва слышно пробормотал Сидор, так и не открыв глаза. — Она крепкая, по спец заказу деланная.

Дверь снова затряслась от мощных ударов снаружи. Сверху, Сидору на голову посыпалась какая-то труха. Били теперь уже явно не кулаком, а хорошо подкованным сапогом, да так, что даже на вид мощную дверь казалось сейчас вынесет внутрь землянки одним могучим ударом.

— Ну ка, — тихо подошедший сзади профессор, отстранил в сторону Сидора, так и стоящего с закрытыми глазами возле двери, и завозился с расшатанными от мощных ударов запорами.

— Да тише вы, — теперь уже профессор заорал в сторону ночных гостей. — Сейчас открою. Подождать не можете, ироды?

— Профессор, — раздался радостный голос из-за двери. — Это вы, что ли?

— Нет, Пушкин! — откликнулся недовольным голосом профессор, открывая дверь и впуская ночных гостей в прихожую. — Ты Фома разорался так, что даже я проснулся, — продолжая недовольно ворчать, отступил он в сторону, давая возможность вошедшим свободно пройти в гостиную и занести груз, увязанный в плотную мешковину.

— Чё это с ним, — удивлённо становился в дверях гостиной Игнат Ржавый, оружейник, из тех, что вытребовали себе на работу Сидор с профессором при торговле с кланом оружейников. Прозванный Фомой Аквинским за пристрастие к философии в ущерб практике, он неожиданно для всех, да, как он потом признался, и для себя самого, увлёкся новой для всех здесь темой стеклянной брони и теперь являлся фактическим лидером группы разрабатывающей данный проект.

— Чё это он? Стоит столбом, как просватанный? — недоумённо повернул Фома голову к профессору.

Профессор, не обратив на вошедших ни малейшего внимания, уже с нескрываемым безпокойством в глазах посмотрел на странное поведение Сидора, так безмолвно и стоящего с закрытыми глазами возле входной двери. Ни слова не ответив Фоме, профессор быстро подошёл к Сидору, и молча дотронулся рукой до его лба.

— Так и знал, — в раздражении профессор аж притопнул ногой.

— Так и знал, что этим всё кончится, — раздражённо добавил он, поплотнее запахивая на голой груди, впопыхах накинутое на плечи одеяло.

— Заболел! — пояснил он остановившимся посреди гостиной оружейникам, в раздражении хлопнув себя свободной рукой по бедру. — Доплавался, идиот, со своими топляками! Доэкспериментировался с водолазным костюмом. Всё-то ему надо было самому лезть куда не следует. Вот и долазился. Заболел, скотина!

— Ну ка, мужики, — кивнул он оружейникам, — дверь входную прикройте, а то холодом тянет. А я его пока попробую уложить снова в постель. Пусть полежит болезный, глядишь и полегчает.

— Васятка! — кивнул головой он стоящему рядом с ним пацану, так же, как и он сам, завёрнутому в одеяло, и смотрящему на Сидора широко распахнутыми, встревоженными глазами. — Живо на кухню. Завари ему чаю с малиной. Пока мы здесь будем разбираться, ты постарайся его напоить. И проследи, чтобы он полную кружку выпил! — крикнул он в спину метнувшегося на кухню пацана.

Подхватив под руку вялого и несопротивляющегося Сидора, профессор аккуратно провёл его в соседнюю комнату и, подобрав с пола ноги кулём салившегося на кровать Сидора, прикрыл его одеялом.

— Ну вот, — удовлетворённо заметил он мужикам, столпившимся у кровати, — пусть часочек спокойно поспит, пока мы тут с вами разбираемся, а потом уж я его и лечить возьмусь. Пусть поспит пока, — снова повторил он.

— Ну, ироды, — повернулся он к стоящим возле кровати встревоженным оружейникам, — давайте показывайте, чего сотворили.

Как он ни торопился побыстрее разобраться с ними, но управиться, как надеялся, за полчаса у них не получилось. Практически всё время, оставшееся до восхода солнца, они просидели в гостиной, разбирая достоинства и недостатки привезённых со стекольного завода кольчуг, или же броников, как их называл Сидор. И только после их ухода профессор смог вернуться к больному и заняться лечением.

Как он и опасался, простуда, подхваченная Сидором, затянулась. И не на одну неделю, а на добрых десять дней. И лишь только по прошествии столь долгого срока, шатающийся буквально от малейшего ветерка Сидор смог с трудом выбраться из опостылевшей ему постели во двор, чтобы погреться на давно уже летнем солнышке.

В первый раз за всё прошедшие две недели с удобством устроившись на остатках поленицы возле старого, покосившегося от дряхлости сарая, оставшегося им в наследство с каких-то древних, мохнатых времён, он глупо, счастливо улыбался. Словно пребывая в нирване, Сидор с удовольствием щурился на зайчики, отбрасываемые солнцем в многочисленных лужах, оставшихся во дворе от прошедшего накануне ливня.