Император для легиона

– Береги себя, – приказал Гай Филипп Горгидасу, хлопнув его по спине. – У тебя слишком доброе сердце, так не годится, парень.

Врач раздраженно фыркнул:

– Зато ты набит дерьмом до отказа, даже глаза коричневые.

Он крепко обнял обоих римлян, поднял свой мешок и последовал за остальными.

– Помни, я собираюсь прочитать то, что ты напишешь о своем путешествии, постарайся, чтобы книга была хорошей, – крикнул ему Марк.

– Тебе нечего беспокоиться, Скаурус, ты будешь ее читать, даже если мне придется привязать тебя к столу и тыкать рукописью тебе в лицо. Это достойное наказание за то, что ты напомнил мне о моей читательской аудитории.

– Ну, что там, закончили погрузку? Все на борту? – спросил капитан, когда грек поднялся на палубу. – Отчаливаем!

Два полуголых матроса втащили на борт доску, еще двое прыгнули на пирс, чтобы перебросить толстые швартовы.

– Эй, подождите отчаливать, отплывать, как там это у вас называется!

Пирс задрожал под грохочущими подкованными сапогами Виридовикса. На голове кельта был шлем, а за спиной – мешок. Лицо его покраснело и взмокло от пота. Судя по громкому пыхтению, Виридовикс примчался из римской казармы в ужасной спешке.

– Что случилось? – в один голос опросили Марк и Гай Филипп, обменявшись тревожными взглядами. Если не считать сражений и любовных похождений, в характере культа не замечалось стремительности.

– Ага, так ты все-таки пришел проститься со мной! – крикнул Ариг, спрыгивая на берег.

– Нет, дело в другом, – ответил Виридовикс, со вздохом облегчения сбросив свой мешок на доски пирса. – С твоего позволения, я тоже отправлюсь в путешествие.

Скуластое лицо кочевника расплылось в улыбке.

– Что может быть лучше? Ты наконец попробуешь наш знаменитый кумыс, о котором я столько рассказывал.

– Ты что, парень, совсем свихнулся? – Гай Филипп указал пальцем на «Победитель». – Это же корабль. Если ты кое-что забыл, то желудок твой быстро взбодрит твою память.

– Я помню, – простонал кельт, вытирая лицо рукавом, – но выбора у меня нет. Или я сажусь на корабль, или мне придется познакомиться с секирой палача. Когда я плыву по морю, мне хочется умереть, но если я останусь, это желание исполнится слишком быстро. От этого я не в восторге.

– Секира палача? – спросил Скаурус и перешел на латынь. – Женщина выдала тебя?

Поскольку они не называли имен, Ариг и матросы не могли догадаться, о чем идет разговор.

– Черт бы побрал проклятую шлюху! – ответил Виридовикс на том же языке. Обычная жизнерадостность покинула его, он был расстроен и рассержен. Уловив блеск в глазах Марка, он добавил: – Мне не нужны твои «я же говорил» и все такое прочее. Ты предупреждал меня и был прав. Будь во мне хоть капля твоей предусмотрительности, я бы не вляпался в эту историю.

Это признание открыло трибуну всю глубину огорчения кельта, никогда не устававшего прежде насмехаться над холодностью и расчетливостью скучных римлян.

– Так что же случилось?

– Ты не догадываешься? Эта зеленая, как море, змея, ревнивая зеленая змеюка опять грозила мне. Ревность жрет ее, как раковая опухоль. Она требовала, чтобы я бросил моих девочек: Каврилию, Лиссену и Белин, но я снова сказал ей «нет». Они будут скучать без меня, мои бедняжки! Обещай мне, что ее гнев не обрушится на них.

– Ну, разумеется, – нетерпеливо пообещал Скаурус. – Продолжай.

– Я сказал «нет» и эта сука с черным сердцем принялась визжать так, что разбудила бы и мертвеца, и поклялась, что скажет Гаврасу, будто я ее изнасиловал. – Легкая усмешка на мгновение показалась на лице кельта. – И поверь мне, она это запросто может сделать. Она встречалась со мной достаточно часто, чтобы рассказать во всех подробностях, что я с ней проделываю.

– Она легко это сделает, – подтвердил Гай Филипп.

– И я так подумал, милый мой римлянин Я не мог перерезать ей горло – это означало бы подписать себе смертный приговор, хотя, клянусь богами, она этого заслужила…

– Что же ты сделал? – перебил его Марк. – Сбежал, оставив ее орущей? Тогда поторопись, имперские гвардейцы скоро начнут наступать тебе на пятки!

– Нет, ты думаешь, что я последний дурак. Но я не настолько глуп. Я связал ее, заткнул ей рот и оставил в грязной маленькой гостинице, где мы встречались. Через некоторое время она освободится, но я уже буду далеко отсюда.

– Сначала Горгидас, а теперь и ты уходишь от нас, и оба по причинам, глупее которых и придумать трудно, – с горечью сказал трибун, чувствуя, как неотвратимо распадается их крепко слаженный отряд, последний кусочек его мира. Хорошо еще, что боги избавили их от выбора между Намдаленом и Видессосом.

Ариг, раздраженный задержкой и разговором, которого он не понимал, вмешался в беседу:

– Если ты плывешь с нами, тогда пошли, не будем терять времени.

– Иду, – Виридовикс крепко пожал руку Скаурусу. – Береги свой меч. Редкое оружие.

– А ты береги свой.

Длинный меч Виридовикса, как всегда, висел у него на боку. Кельт протянул руку Гаю Филиппу и тут только заметил, что тот безоружен. Челюсть у Виридовикса отвисла. Без меча старший центурион казался голым.

– Ты потерял свой меч, или он износился?

– Не делай вид, что ты глупее, чем есть на самом деле. Я отдал его Горгидасу.

– Кому? Это очень великодушно с твоей стороны. Хорошо бы еще, чтобы этот дурень сообразил, за какой конец его надо держать. А то он потеряет его или, еще того хуже, порежется. – Губы Виридовикса расплылись в улыбке, затем он снова помрачнел – и опять лицо его осветилось. – Я и забыл, теперь у меня есть грек, чтобы поругаться.

Марк вспомнил разговор с Горгидасом, когда тот сказал, что уезжает в Аршаум. Они шутили, что врачу будет не хватать рыжеволосого грубияна и спорщика, и вот, как всегда, причудливо боги пошли навстречу его желаниям.

– Эй, вы там! Мы отчаливаем – с вами или без вас! – прокричал капитан «Победителя», сложив ладони рупором. Угроза была пустой: хотя Виридовикс был для них ничем, посланцы не могли отплыть без грека, являвшегося залогом успеха возложенной на них миссии.

Нетерпеливый крик капитана подстегнул Арига.

– Пошли, – сказал он и потянул кельта за рукав.

Грубые сапоги Виридовикса шумно затопали по доскам; кочевник же, обутый в мягкую замшу, ступал беззвучно и осторожно, как дикий кот. Кельт напоминал человека, отправляющегося на собственные похороны. Он отдал мешок матросу и заколебался, прежде чем прыгнуть на палубу. Отсалютовал Скаурусу и махнул кулаком Гаю Филиппу.

– Береги себя, малыш! И ты тоже, голозадый дурень! – крикнул он и прыгнул на прокаленные солнцем доски.

Моряки подняли весла. Несколько секунд казалось, что «Победитель» слишком неуклюж и не сдвинется с места, но он все же медленно тронулся вперед. Отойдя от пирса, корабль развернулся и двинулся на север. Марк услышал скрип снастей, и большой квадратный парус заполоскался на мачте. Сначала он трепыхался вяло, как издыхающая рыба, но нот ветер раскрыл его, надул, заполнил, и корабль быстро начал удаляться. Трибун не отрывал от него взгляда, пока он не исчез за горизонтом.

Море вновь принадлежало Туризину, и он бросил Дракса а его намдалени на Баанеса Ономагулоса. Галеры Леймокера защищали перевозившие наемников транспортные корабли от военных судов мятежников. Солдаты Княжества высадились а западных провинциях, у Кипаса, расположенного в нескольких переходах от противоположной стороны пролива. Большой дымный столб поднялся в небо на западе, когда Ономагулос поджег свой лагерь, чтобы тот не достался Туризину. Баанес отступил к своим укреплениям у Гарсавры. Он отходил в большой спешке, потому что намдалени могли отсечь его от основной базы. Гаврас снова захватил западные пригороды Видессоса.

Марк ожидал вызова к Императору, полагая, что ему прикажут бросить легионеров на Ономагулоса. Он усерднее обычного готовил солдат к предстоящей кампании. Трибун все еще сомневался в преданности Дракса, хотя барон пользовался большим уважением Гавраса. Но приказа выступать не последовало. Туризин проводил один военный совет за другим, обсуждая на них планы предстоящей летней кампании против Казда. Казалось, он абсолютно уверен в том, что те, кто сражаются с Ономагулосом, – его друзья. После одного из таких советов Скаурус попытался облечь свои подозрения в слова, сказав Императору: