Воин Сновидений

– Здорово, это самое, – сиплым со сна голосом приветствовал он приятеля.

Тот молча кивнул в ответ. Сидор немного удивился такой неприветливости, но все же принялся шарить по пакетам – Серега был гость, а гостя полагалось угощать и занимать приятными разговорами.

Разносолы отыскались небогатые: две вареные картофелины и банка итальянских оливок. Картошкой с Сидором поделился вчера старый знакомый с овощебазы, а оливки еще на прошлой неделе презентовал приятель, обитающий в подвале ресторана «Золотой тигр». Сидор, нанеся визит, подробно осмотрел резиденцию и немного позавидовал: подвал сухой, чистый, во дворе – мусорные баки, где разве что птичьего молока нет… словом, приятель жил на широкую ногу, просто купался в роскоши. На прощанье друг преподнес банку оливок, но что с ними делать, Сидор не знал, никогда доселе не пробовал, а спросить про диковинный продукт постеснялся. Решил, что сам разберется, все же не деревня какая, в городе живет.

Он разложил на газете картошку, потом подцепил корявым пальцем колечко на крышке банки и вскрыл. Внутри оказались крупные черные ягоды в рассоле.

– Угощайся, Серега, – пригласил Сидор. – Картоха вот. И эти… как их… оливки, значить.

Он хотел спросить, выписалась ли из больницы бабка, но пригляделся к выражению лица Сереги – и промолчал. Только пошарил взглядом по скверику, увидел старую котомку Сереги с его пожитками и все понял. Сидор крякнул понимающе и погладил лысину.

– Помянуть-то, это самое, нечем, – сокрушенно проговорил он. – Ну да сходим сейчас, заработаем для такого дела. Ты ешь, Серега, ешь. Оливки пробуй.

Он опасливо взял черную маслянистую ягоду, сунул в рот и тут же, выпучив глаза, выплюнул.

– Отрава, это самое! Как есть отрава!

Сидор взял банку, прищурился, пытаясь прочитать, что написано, но буквы были иностранные, непонятные.

– Небось варить их надо, оливки-то эти… а мы – сырыми. Отварить чуток да поджарить, это самое, с картохой-то хорошо будет.

Он вопросительно посмотрел на Серегу, но бывший художник только пожал плечами.

Сидор вздохнул и отставил банку.

– Ну вот что, это самое… ты, значить, котомку-то свою сюда вот припрячь, тута ее никто не найдет, и пошли, это самое, на набережную. Бутылок насобираем, сдадим, купим чего надо… Тута поблизости магазин вино-водочный открыли недавно… посидим, поговорим…

И через минуту они уже брели по Красной линии, направляясь к набережной.

На Красной линии находился сейчас и Тильвус, он со всех ног несся к парикмахерской «Алмаз». Салон пользовался среди горожан необыкновенной популярностью, главным образом потому, что там трудился самый знаменитый в городе парикмахер по имени Дориан, на стрижку к которому дамам приходилось записываться за два-три месяца. Все это великий маг знал, но торопился к «Алмазу» конечно же вовсе не для того, чтоб постричься.

На главной улице города было полно гуляющего народа, и Тильвусу то и дело приходилось топать прямо по газонам, пропуская шумные веселые компании. Наметанным глазом он машинально примечал изобилие пустых бутылок возле кафе и пивных, однако заниматься сбором было совершенно некогда. Распутывание заклинания, сложного, перепутанного, как клубок ниток, с которым поиграл котенок, подходило к концу. С одной стороны, с распутыванием заклятия нужно было спешить, а с другой – поспешность в таком деле только вредила. Тильвус с отчаянием чувствовал, как драгоценное время уходит, просачиваясь, как вода между пальцев. История, рассказанная сегодня Сати, встревожила его не на шутку. Со всем этим, конечно, предстояло разобраться, но прежде – заклятие…

Он перепрыгнул через невысокую чугунную ограду газона, пробежал по ровно постриженной травке, чтобы обогнать медленно идущую толпу туристов, и снова оказался на тротуаре.

Ничего, через несколько минут все будет позади: и сны, и морока с заклятием… правда, причин для частых встреч тоже не будет, но уж это, как говорится… Тут великий маг некстати вспомнил о красном платье и не сдержал улыбки. Ничего, завтра он непременно придумает повод и ввернет при удобном случае, что это нелепое и неприлично короткое платье – наряд, достойный эльфийской королевы. Придется изрядно покривить душой, конечно, ну да чего не сделаешь для хорошего человека!

Он, чертыхнувшись, снова свернул на обочину тротуара, пропуская оживленно болтающую толпу студентов, и поспешил дальше. В конце концов, эка важность – платье. Можно и соврать…

Подумав так, Тильвус на ходу попытался настроиться на волну хозяйки красного платья – исключительно для того, чтобы выяснить, злится ли она до сих пор или уж и думать об этом забыла – и внезапно встал посреди шумного человеческого потока как вкопанный. Прохожие то и дело задевали его, старушка дачница проехала тележкой прямо но ногам, кто-то, налетев, обругал и толкнул, но Тильвус не замечал ничего. Он стоял, склонив голову набок, словно прислушиваясь к чему-то, и с каждым мгновением ему становилось все тревожнее и тревожнее. Чувством, которое он уловил, оказалась вовсе не злость. Им была паника.

– Черт! – в ужасе воскликнул Тильвус, прибавил парочку непечатных ругательств на языке гоблинов и что было духу помчался к ближайшему переулку.

Усадив Сати в машину и наказав на всякий случай закрыть все дверцы, Никита припустил к киоску. Продавщица читала свежую газету «Ваше здоровье» и так была увлечена, что сисадмину пришлось постучать в окошко раз, потом другой, прежде чем покупателя заметили.

– Что вам? – неохотно поинтересовалась продавщица.

– Батарейки есть? Есть? Штук десять дайте…

Женщина тяжело вздохнула, свернула газету и полезла под прилавок. Никита сразу же почувствовал себя виноватым: пришел, отвлек человека от важного дела, заставил батарейки искать… но они и правда были нужны, без них хоть в конторе не появляйся.

Расплатившись за покупку, сисадмин повернул назад к переулку. Он сбежал по выщербленным ступенькам, отыскал взглядом машину и вдруг насторожился: к его «японке» неторопливо направлялся какой-то человек. Возле машины человек остановился и развернул карту. Сисадмин хмыкнул – каждое лето туристов в городе пруд Пруди. Вот и этот… заблудился небось, хоть и с картой ходит.

Вдруг ни с того ни с сего на душе у него стало тревожно. Он прибавил шагу, не сводя с «туриста» настороженных глаз. Тот опустил карту, поискал кого-то взглядом, подошел к машине и постучал в окно. Тут Никита с досадой убедился, что все обещания быть начеку Сати конечно же забыла. Небось размышляет о красном платье, которое, прямо скажем, было не фонтан… фонтан-шмон-тан… а ведь говорил ей не открывать окошко!

Сати между тем принялась крутить ручку, опуская стекло. Механизм постоянно заедал, и стекло опускалось медленно, рывками. Никита припустил бегом – просто так, на всякий случай. Батарейки постукивали в кармане.

Вдруг человек отбросил карту и просунул в окно руку.

А дальше произошло что-то совершенно невероятное.

С обочины дороги, из разросшихся кустов сам собой выполз здоровенный сук старого ильма, даже не сук, а увесистая дубина. Выполз, поднялся в воздух, помедлил секунду, а потом со всей силы обрушился человеку на голову.

Мгновение тот стоял покачиваясь, потом рухнул перед машиной.

Совсем некстати Никите вдруг припомнилась последняя прочитанная книга о похождениях хромого ниндзя: тот избавлялся от трупов врагов, бросая их в бездонную пропасть. Пропастей в окрестностях не наблюдалось, зато труп, похоже, уже имелся.

И это было последнее, о чем он успел подумать, бросаясь к машине со всех ног.

Плохо, очень плохо, что ни попрощаться с Адольфычем не получилось, ни объяснить ему толком, что происходит. Ну да Адольфыч, он настоящий друг, а потому не обидится. Настоящие друзья не обижаются. А на объяснения времени нет, это уж потом как-нибудь…

Но все-таки, вмешаться или не вмешаться? Еще ведь не поздно… Или сказать: мое дело – сторона и все тут?