Эртэ

— Ну? Так ли страшен тот черт, которого все малюют? Или что-бы понять это, нужно повторение пройденного материала? И повторение наших- чужих ошибок…

Вот только завершение той первой истории двадцатилетней давности не казалось столь радостным, а наоборот, в чем-то было бессмысленно и загадочно.

Помнится, он тогда очень быстро завел мотор, и они покинули то утрамбованное телами место битвы. Он торопился, так как понимал, что волк может быть не один, что мороз крепчал с каждой минутой, что женщине срочно нужна врачебная помощь. Да и ребенок странно молчал, лёжа у неё на груди. Он привез их в больницу, где медперсонал смотрел на него как на героя, ценой жизни спасшего от волка роженицу, удивляясь, где же отец… Лишь потом он узнал, что отец ребенка, попал в тот роковой день в аварию, съехав с дорожного полотна в кювет, и у него были множественные переломы, но он был всё-же жив…

Как странно, что он больше никогда не видел ни этой женщины, ни ребенка, ни мужа женщины, его начальника. Да это было уже и ни к чему. Его перевели в другую часть, и вскоре все уже забыли о том случае с роженицей, и с волком напавшим на машину. И кажется, забыл о том случае даже он сам… Хотя забыл ли?

— Доктор Апрель, поторопитесь! Нас ждут.

А это что за командир? Далв? Это не тот ли мальчуган, сын военного, и той женщины, что родился зимой в машине? Да нет, по годам не выходит. Прошло почти двадцать лет. Но он очень похож на того младенца. И даже слишком похож! И это так-же понятно, как и то, что та женщина явилась прототипом Марины, и теперь этого факта доктор не мог оспорить, да и не стал бы этого делать.

— Доктор, я вам помогу, держите. Быстрее!

Далв, оказывается, очень смышленый мальчуган. Он бросает вниз, со скалы, длинные поводья снятые со Смелого, и доктор, уцепившись за них, лезет вверх, стремясь встать на твердый пласт выступа скалы.

— Быстрее, доктор!

Голос Далва дрожит, толи от пережитого страха или волнения, толи от холода. Конь бьёт копытом по снегу, отчего крупные белые куски снега летят в разные стороны. Оглянувшись, доктор видит страшную картину. Стая волков окружила лежащего на снегу зверя и кружится вокруг него, словно выжидая момент, благоприятный для начала трапезы…

И тут дикий вой, полный боли и страдания проносится по ночному небу, и, удаляясь, затихает где-то в вышине маленького кусочка синего неба, показавшегося неожиданно в черном квадрате огромного неба. Клубится пар, или туман, наползая на стаю рыскающих, мечущихся по поляне волков, принявшихся за ужасную трапезу, размывая, скрывая, скрадывая эту невероятную жестокость к себе подобному… Но жуткий предсмертный вопль вновь проносится по ночному небу и тут-же обрывается, словно захлебнувшись в клёкоте собственных страданий, что даже Далв испуганно оглядывается, и торопливо шепчет:

— Поспешим доктор, поспешим! Иначе маггуты, и их да-Коны доберутся до нас…

Эх, малыш! Он напуган, и путает одно с другим. Путает проявление первобытной дикости с реальной жестокостью, путает настоящее с вымыслом…

Разве эта дикая стая зверей имеет что-то общее с маггутами? Когда-то это были славные воины, и кровожадностью они не страдали… Они были честны, порядочны, и не страдали отсутствием смелости… Они умели любить, они знали, что такое любовь, и воспевали это чувство, доводя его до совершенства, пока однажды не случилось непоправимое. Толи они перестарались во всём, пресытившись этим чувством, толи просто что-то изменилось в них самих. А может, как в сказке, их околдовала злая колдунья… или колдун? И кто знает, быть может когда-то колдовские чары спадут…

Кстати, пузырёк с лавандовым маслом лежит во внутреннем кармане куртки, пока что невостребованным. Только всё это настоящая чушь. Чушь собачья! И колдовство, и чары и чакры… Любовь она или есть, или её нет! Остальное всё сплошная фантастика! Бред сивой кобылы…

— Попрошу меня не оскорблять, милейший! Насчёт любви и всего остального! Иначе взбрыкну, да так, что мало никому не покажется. Пропасть под ногами глубокая! Пока будете лететь, времени подумать у вас будет предостаточно! О любви, и о ненависти…

— Этого мне ещё не хватало! Полёта в пропасть…Хотя иногда экстрим всё-же нужен. А впрочем, прошу меня извинить…

Опять что-то померещилось? Кому нужны его мысленные извинения? Ох, уж эти мысли! Кстати, Смелый что-то уж очень косит своим глазом. Он словно смеётся, оголяя огромные зубы, взмахивая головой и потряхивая своей белоснежной гривой. Но это всего лишь только кажется. Не время препираться!

Далв спешит к пещере, чей вход уже совсем близок, конь тяжело ступает на обледеневшие камни и скользит, издавая характерный стук железными подковами. Следует поспешить, один из волков заметил движение на площадки скалы и прыжками направился к тропинке, а за ним остальные волки. Едва ли что осталось от растерзанного зверя, кроме блёклого пятна на снегу…

— Пещера Теней открыта, доктор….

Небольшое отверстие в скале, совсем не похоже на вход в пещеру. Наоборот, сыростью и тяжелым духом подземелья веет из темного чрева входа, куда направляется Смелый. Его копыта цокают по камням, и от их стука становится немного веселей. Значит, здесь они пока одни.

Скрип за спиной напоминает о том, что вход пещеры вновь закрывается огромным валуном, и кто-то весело смеётся. Обернувшись, доктор недоверчиво смотрит на Далва, но тот, пожав плечами, машет головой:

— Уж не думаете ли вы доктор, что это я или Смелый… С какой стати?

Доктор с удовольствием услышал бы обратное, но вздохнув, он отворачивается к Смелому, который вновь косит на него огромным глазом. На ум лезет одно. Кто-то рядом. А не ловушка ли это? Вход закрыт наглухо, попробуй отвалить камень…

Долгий протяжный вой несется по длинному тоннелю пещеры. Кожа покрывается мурашками, и доктора даже слегка передергивает. Словно от страха, а скорее всего от предчувствия скорой развязки. Нет, не стоит искушать судьбу. Они в пещере Теней, и не стоит здесь дольше задерживаться со своими сомнениями, это так очевидно!

Они долго шли по длинному узкому коридору пещеры. Впереди Смелый. Конь уверенно шагает, словно знает, куда и зачем он идет, словно этот путь уже знаком ему. За ним Далв, сосредоточенный и молчаливый как никогда. А замыкает шествие доктор Апрель, который отчего-то поминутно оглядывается, при этом часто ударяясь плечом о стену, словно грубо стесанную топором человека. От усталости болят ноги, а мысли одолевают сознание, и от их изобилия начинает нудно болеть голова. Стоит ли забираться в глубину пещеры, если для отдыха достаточно найти всего лишь удобную сухую площадку, и пара часов глубокого сна вернет тебя к жизни… Стоит ли уходить так далеко от входа, вернее всего от выхода, что-бы обнаружить…

— Стой Смелый! Подожди Далв!

Доктор крепко держит мальчика за плечо, словно боится, что тот начнёт вырываться из его рук. Кромешная темнота окутывает их плотным покрывалом. Тяжело дышать, и что-то давит на мозг. Даже Смелый чувствует это нечто, что обволакивает, вносит беспокойство и сумятицу в его душу, заставляя животное слегка вздрагивать всем своим телом и поминутно всхрапывать, скашивая глаза в сторону идущего мальчика. Темнота поглощает большую часть информации, но что-то подсказало доктору остановиться, что-то предостерегает его и тревожит, как и Смелого. Странный звук, что раздается в тишине, совсем не похож на храп коня, он особенный…

А ещё это запах костра, на котором варится настоящая еда…

— Там кто-то есть! — шепчет Далв, боязливо придвигается к доктору, который вместо ответа лишь прижимает к губам ребенка палец.

И в ту-же минуту, протяжный долгий вой, или стон раненого зверя, страдающего и испытывающего боль, раздаётся в пещере. Этот вой так страшен и так близок, что Далв, вдруг всхлипнув, жмётся к доктору, и тот обхватывает ребенка, прижимая его к себе, чувствуя как торопливо бьется в груди малыша его маленькое испуганное сердечко.

— Эт-то маг-гуты! О-они впер-реди н-нас! Он-ни нас у-учуяли…Вы з-забыли о л-лавандовом масле… Пусть на время, но они потеряют нас из вида…