Дом и война маркизов короны

— Я же сказал: не смейся.

— Прости, мой дорогой. Обещаю.

— Короче говоря… — Хоггроги запнулся и спрятал взгляд. — Может быть на этот раз… — опять запнулся. — То есть отныне… обойдется. Может быть. Угу.

Хоггроги сказал — и Тури мгновенно поняла эти полубессвязные слова, и узнала это сияние. И разрыдалась светло и безутешно. Надежда — вот имя сиянию сему.

— Что такое, ревушка? Ты это мне брось, сударыня маркиза, не то лохань переполнится, вода польется на пол и в покоях разведется сырость. Что случилось?

Тури с тихим всплеском развернулась на живот и молча «подплыла» к мужу, устраиваясь поудобнее на его широченной груди. Она ничего ему не ответила, не прекратила и плакать, но Хоггроги более не стал ее спрашивать и утешать, лишь приобнял за мокрые плечи, потому что правильно понял и молчание, и счастливые слезы ее, потому что и ему… в глубине душе… Потому что в их дом пришла и поселилась надежда, отныне и надолго.

А надежда — это и есть самое высокое счастье.