Дети выживших (СИ)

Лайса внезапно расхохоталась, но смех её был с оттенком раздражения, если не злобы.

— Значит, если я захочу наказать нерадивую кухарку, я могу её только выставить за ворота. Ну и ну! И давно у вас такие порядки?

— Давно, — кратко ответил Фрисс. Этот разговор ему почему-то был неприятен, и становился всё неприятнее. У него даже мелькнула странная мысль, что королева Арисса была в чём-то права, когда ругала Лайсу и всех работорговцев.

Дело закончилось тем, что Лайса решила выписать из Лувензора настоящих рабов — тех, которые жили в доме её отца, следили за хозяйством, причёсывали и одевали её, укладывали спать, и приносили теплую воду по утрам для омовения. Уж с ними-то она будет вести себя так, как привыкла. И Фриссу это понравится, — она знала, она чувствовала это.

Первая брачная ночь напугала её. Фрисс казался таким неумелым, робким, даже напуганным, что Лайса пришла в досаду и помогала ему, как могла. При этом ей необходимо было показать, что она совсем неопытна в таких делах. Но она справилась. Фрисс был так ослеплён, что ничего не замечал, только беспрерывно говорил пошлые восторженные слова, лез целовать её в губы, и больно мял грудь.

Рабы в Лувензоре делали всё это куда лучше его.

В Лувензоре всё было лучше. А главное — она была там полной хозяйкой.

Но ничего. Скоро здесь всё изменится. Ведь теперь она — королева Киатты, законная и полновластная.

Правда, ещё оставалась Арисса.

Фрисс присутствовал при их первом и единственном свидании. Лайса не видела Ариссу много лет, она помнила её властной, не терпевшей возражений женщиной, перед которой трепетали все, даже престарелый король.

То, что она увидела теперь, доставило ей некоторое удовольствие. Арисса оказалась маленькой, слепой, и к тому же совершенно запуганной старушонкой. Она почти не вставала с постели, а из своей комнаты не выходила и вовсе.

К тому же от неё скверно пахло. И Лайса, улучив момент, когда Фрисс отвернулся к окну, быстро наклонилась к Ариссе и шепнула:

— Помнишь меня, старая ведьма? Я Лайса, наследница Лувензора, и королева Киатты.

Арисса задрожала, поджала губы. Она ничего не ответила, но Лайса испугалась, что она нажалуется мужу. Она сказала громко:

— Теперь всё будет по-другому. За тобой будут ухаживать мои лучшие слуги. Считай меня своей дочерью. И разреши называть мне тебя мамой.

Арисса снова промолчала. Губы её тряслись, и Фрисс с неудовольствием спросил:

— Мать, ты слышишь?

— Я слышу, сынок, — отозвалась Арисса.

— Почему же ты не отвечаешь?..

Фрисс повернулся к Лайсе.

— Пойдем отсюда, моя королева. У матери от старости бывают затемнения сознания.

— Надеюсь, это не надолго, — двусмысленно ответила Лайса.

И вот теперь, поворочавшись на жесткой постели, Лайса поняла, что сон окончательно улетучился.

Она снова повернулась.

За полупрозрачным пологом мерцал ночник. Вокруг него вились ночные мотыльки, и сгорали с негромким шелестом.

Лайса зевнула, потянулась к пологу, чтобы взглянуть в окно, — может быть, рассвет уже наступает, — и внезапно осознала, что в комнате есть кто-то еще.

Она привстала.

— Фрисс?

Странно. В дверь был врезан замок, и она закрыла его после того, как ушёл Фрисс — счастливый и исполненный благодарности. Может быть, у него есть свой ключ?

— Фрисс, это ты? — спросила Лайса громче. — Что же ты молчишь?.. Иди сюда, всё равно ты меня разбудил. Утренняя любовь всегда слаще вечерней.

На пологе возникла чья-то тень. Но Лайсе понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что человек, стоявший за пологом, не был Фриссом.

Она почувствовала, как замерло сердце и похолодели руки. Этого ещё не хватало! Какой-то негодяй проник в спальню королевы!..

Она решительно откинула полог. Возле кровати стоял толстый человек с тёмными, словно прилипшими к голове волосами. Он стоял боком, и она не видела его лица.

Потом она заметила, что в его руках блеснуло что-то и с ужасом поняла, что это нож.

— Кто ты? — спросила она, с трудом выговаривая слова. — Что тебе здесь нужно?

— Я Ибрисс, — ответил человек тонким обиженным голосом. — Разве ты не слышала про меня?

Да, она слышала. Она вспомнила, что у Фрисса были два брата, и оба, как он говорил, пропали где-то. Младшего звали Крисс, он служил аххумскому царю, и пропал во время войны. А старший… Старший был сумасшедшим. Он ходил по городам и пел песни нищим.

Ибрисс повернулся к ней. Раздвинул полог.

Лайса отпрянула, стала отползать по широкому ложу, пока не забилась в самый угол.

— Я… не подходи… Я сейчас позову слуг! Знаешь, что Фрисс сделает с тобой?..

Она тянула на себя покрывало, расширенными от страха глазами глядя на нависавшую над ней тушу. Свет падал на Ибрисса сзади, и его фигура казалась огромной, нечеловечески огромной, и непроницаемо чёрной. Только лицо было белым, и пухлые губы его тряслись.

— Не бойся, — проговорил он срывающимся голосом, странно кося глазами. — Я еще никому в жизни не причинил боли. Тебе тоже будет не очень больно. Не так больно, как мне…

Удушливая волна ударила в нос Лайсе. От Ибрисса воняло застарелыми потом и мочой, словно он никогда не мылся. От этого запаха у нее закружилась голова и сжался желудок от приступа тошноты.

Лайса открыла рот, чтобы закричать, но нож, взлетевший к самым её глазам, словно парализовал её. Она смогла выдавить из себя лишь что-то, подобное хриплому вою, — и больше ничего не успела.

На этот раз, едва скрипнула дверь, Арисса сразу же проснулась. У нее был очень чуткий слух, — она даже поняла, что дверь открыли не ключом. Слишком уж громким и необычным был скрежет.

— Кто здесь? — спросила Арисса, напряжённо повернув лицо к дверям.

Раздались грузные шаркающие шаги. Шаги Ибрисса.

— Это я, мама, — сказал он, подойдя к постели. — Мне не спится.

Арисса протянула руку, но Ибрисс стоял далеко, и Арисса вздохнула:

— Конечно, сынок. Ты можешь посидеть со мной. Но скажи, как ты открыл дверь? Разве Фрисс дал тебе ключ?

Ибрисс присел на край кровати — старое дерево затрещало под его тяжестью.

— Мне не нужен ключ, мама. Я умею открывать двери без ключа. Оказывается, я многое умею. Только раньше я не знал об этом.

Он помолчал, вздыхая и что-то бормоча.

— Что-то случилось, сынок? — спросила Арисса.

— Нет, мама… Просто мне не спится. Я хожу по ночам по дворцу и всё время думаю…

Арисса удивилась:

— А разве стража пропускает тебя? Мне казалось, что Фрисс…

— Стража… Стража спит, мама.

Он длинно вздохнул, с каким-то присвистом и всхлипом. Потом коснулся руки Ариссы и вложил ей в ладонь что-то гладкое, плоское.

— Пощупай, что я тебе принёс. Это пергамент. Я научился делать пергамент, и теперь снова могу сшивать тетради и записывать стихи.

Арисса пощупала. Это действительно было похоже на пергамент, только необычайно тонкий и мягкий. Несколько лоскутков, сшитых вместе.

— Ты молодец, сынок, — похвалила Арисса. — А где ты взял кожу?

— Там… — он вдруг выхватил листки из её рук и сказал:

— Хочешь, я покажу тебе Калассу?

Арисса вздрогнула.

— Кала… Но ведь она исчезла… Фрисс сказал, что она ушла, — наверное, решила умереть в одиночестве, чтобы не расстраивать меня…

— Она жива, мама. Жива. Только у неё больше нет языка.

Арисса не поняла. Поискала рукой, нащупала лицо Ибрисса, прижала ладонь к его пухлой небритой щеке.

— Ты болен, сынок, — сказала она дрогнувшим голосом.

— Да, мама, — согласился Ибрисс. — Мы все больны. И Каласса тоже. Она, наверное, скоро умрёт…

— Какая Каласса? Что ты заладил? — раздражённо сказала Арисса, отнимая руку. — Где это ты видел её?

— Там, внизу. В подземелье, где когда-то Фрисс держал нас.

— Я не знаю никакого подземелья! — почти выкрикнула Арисса. — Что ты мелешь?

Ибрисс поднялся.

— Как хочешь. Она внизу, в каземате, там же, где в клетке сидел и я. Только там есть еще одна клетка. В этой клетке её и держат.