Кровавый поход

Удара Тамас даже не заметил. Только что Гэврил сжал кулак, огромный, как свиной окорок, а через мгновение у Тамаса зазвенело в ушах и он рухнул на колени. Поморгал, разгоняя внезапный туман перед глазами. Кровь текла у него изо рта и из носа, капала на пыльную землю. Далеко не первая кровь, которую он пролил в этих краях.

Тамас поднялся на ноги, но колени все еще дрожали. Гэврил впился в него взглядом, надеясь, что он нанесет ответный удар.

Тамас так и поступил.

Он с удовольствием взглянул на удивленное лицо Гэврила, пропустившего удар кулаком в живот. Оно только увеличилось, когда тот согнулся пополам после повторной атаки.

– Я потерял жену, идиот! – прорычал Тамас.

Гэврил обхватил его руками и с ревом приподнял над землей. Когда ноги Тамаса повисли в воздухе, он испытал неподдельный страх, почувствовав себя ребенком в руках у великана.

Тамас ударил Гэврила локтем по спине, заставив того вскрикнуть от боли.

Гэврил приподнял его еще выше и с силой швырнул на землю. Воздух вылетел из легких Тамаса, ноги онемели, а перед глазами замелькали цветные пятна. Он откашлялся и погрузил кулак в толстый живот Гэврила.

Они катались по земле, наверное, уже больше часа. Ругаясь, пиная и молотя один другого кулаками. Как бы сильно Тамас ни бил Гэврила, ничто не могло его остановить. Фельдмаршал до сих пор считал себя отменным борцом, даже если не входить в пороховой транс. Но Гэврил разрывал все захваты, выдерживал все удары. И сам отвечал с такой же силой – или еще сильнее.

Тамас поднялся на ноги и лягнул Гэврила. Шурин пихнул его в ответ, и Тамас ударился спиной о каменную пирамиду.

– Стой! – закричал он.

Гэврил поднял к нему опухшее от ударов лицо с синяком под глазом и разбитым до крови носом. Увидел пирамиду позади Тамаса и опустил кулак.

Тамас захромал прочь и сел на землю возле упавшего старого дерева.

Провел рукой по ребрам. Возможно, одно треснуло. Он ощущал себя ковром, из которого хозяйка целый час выбивала пыль. Мундир порвался на спине – фельдмаршал определил это, пошевелив плечами. Один сапог остался по другую сторону пирамиды, и Тамас даже не помнил, когда потерял его.

– Ты хочешь знать, что случилось со мной? – спросил он.

Гэврил лишь проворчал что-то в ответ, лежа на земле напротив Тамаса. У него была вывихнута нога.

– В ту ночь, когда мы похоронили Каменира, я решил убить Манхоуча. – Тамас выплюнул скопившуюся во рту слюну. Она была красной. – Решил начать войну. Не за права простых людей, и не потому, что Манхоуч был плохим королем, и не из-за любой другой чепухи, которую я рассказываю своим сторонникам. Я начал войну, чтобы отомстить за мою жену и брата.

Тамас глубоко вздохнул и уставился на свою босую ногу. Носок порвался неделю назад, и теперь в дырку выглядывал большой палец.

– Я не мог сделать это, погрузившись в горе. Я должен был выяснить, что думают мои друзья. Очаровать моих врагов. Это был первый шаг – убедить всех, что я все еще остаюсь любимцем Адро. Защитником Манхоуча. Следующий шаг – отправить Манхоуча на гильотину. Затем, конечно, война. От которой, – Тамас поднял руку, – я едва не отказался. Землетрясение и мятеж роялистов спутали все мои планы. Мое сердце обливалось кровью, когда я видел разрушения, причиненные Адопесту. Но Ипилл прислал Никслауса, и я вернулся на путь мести.

Тамас опустил руку.

– Этот путь закончится лишь тогда, когда я вырву сердце из груди Ипилла, отнявшего у меня семью.

Воздух был тих и неподвижен. Лишь вода плескалась там, где встречались две реки.

– Это была хорошая речь, – признал Гэврил.

– Думаю, да.

– Долго учил ее?

– Много лет. Правда, пришлось добавить импровизации. Никогда не думал, что скажу ее именно тебе.

– Кому же тогда?

Тамас пожал плечами:

– Моим внукам? Палачу? Только Таниэль знал истинные причины того, что я сделал.

Конское ржание привело мысли Тамаса в порядок. На обрыве, в ста футах от него, показались два всадника. Прищурившись, он смотрел на них против яркого дневного солнца, пока пальцы нащупывали пистолет. Но тот давно выпал у него из-за пояса и лежал шагах в десяти слева.

Всадники начали спускаться с обрыва. Солнце больше не слепило глаза, и Тамас различил знакомые лица: Олем и Беон-же-Ипилл.

– Прекрасная компания, – проворчал фельдмаршал.

Гэврил вытянул шею и посмотрел на обрыв:

– Это Беон и Олем?

– Да.

– Я мог бы сломать Беону шею. И похоронить его рядом с Камениром. В этом была бы высшая справедливость.

– Я, то есть мы – враждуем не с Беоном. А с его отцом.

– Я слышал, что Беон – любимчик Ипилла.

– Любимчики у Ипилла меняются каждые полгода, если не чаще. Беон только что проиграл мне решающее сражение. Думаю, убей мы его сейчас, Ипилл сказал бы, что сын это заслужил.

– Не самый любящий отец.

– Да уж.

Олем и Беон остановились за пару десятков шагов от них. Олем посмотрел на потерянный сапог Тамаса, затем оглядел всю низину.

– Кажется, здесь была драка, – догадался он.

– Мы попали в засаду, – объяснил Тамас. – Трупы побросали в реку.

– Понятно.

По тону Олема не было похоже, чтобы он поверил.

– Кажется, я отдал тебе приказ оставаться в лагере? – напомнил ему Тамас.

– Прошу прощения, сэр. Но генерал попросил меня сопровождать его в этой поездке, чтобы ему не пришлось нарушить свое слово, уезжая из лагеря.

Тамас повернулся к Беону:

– Зачем вам понадобилось следовать за мной?

Тот хмуро посмотрел на каменную пирамиду.

– Я слышал одну историю. Про порохового мага и двух братьев-гигантов, обладавших огромной силой. – Его взгляд метнулся к Гэврилу. – Старая история, которую иногда рассказывали при дворе моего отца. Ему с огромным трудом удалось искоренить память о ней.

– Вот как? – раздраженно произнес Гэврил.

Беон остался невозмутим.

– Эта история с самого детства захватила мое воображение. Она заканчивалась тем, что множество приближенных моего отца исчезли в Пальцах Кресимира. Тела некоторых потом нашли. Других – нет. Меня всегда интересовало, был ли это настоящий конец истории.

Тамас и Гэврил посмотрели друг на друга.

– И вы решили, что сможете узнать это, отправившись за нами?

Беон снова взглянул на пирамиду из камней.

– Возможно, я не ошибся. Я вижу порохового мага, оставшегося вдовцом из-за приказа моего отца, и одного гиганта, обладающего огромной силой. Подозреваю, что у той истории, которую я слышал, есть другой конец, более печальный, чем рисовало мое детское воображение. – Он склонил голову и развернул лошадь. – Сожалею, что потревожил вас.

– Это правда, – отозвался Гэврил.

Беон остановился и оглянулся:

– Что?

– Эта история. У нее был печальный конец.

– Нет, – не согласился Беон. – История еще не закончена. Но в любом случае конец будет очень печальным.

30

«Огненная каракатица» была обычной рыбацкой таверной. Как и «Пышнохвостая русалка», она располагалась в конце причала, в десяти футах над водой. Но, в отличие от «Русалки», публика ее заполняла разношерстная: фабричные рабочие, швеи, мельники и даже несколько оружейных мастеров. Таверна была известна по всему городу дешевыми, но восхитительными на вкус пресноводными устрицами. В одном углу комнаты скрипач выводил матросский танец, и весь причал ходил ходуном от топота сотни каблуков.

Официантка уверила Адамата, что здесь это в порядке вещей.

Адамат отхлебнул пива и снова окинул взглядом таверну. Он сидел лицом к залу, наблюдая за входом. Но не заметил нигде ни Долеса, ни кого-то из его людей. Ни сына.

Близилась полночь. Долес должен был встретиться с ним вчера, но до сих пор не появился. Стараясь сохранять оптимизм, Адамат наутро вернулся в таверну и целый день прождал, держа на коленях саквояж, в котором лежали двести пятьдесят тысяч кран. Он устал и переволновался и с каждой минутой свирепел все больше.