Семь дней Создателя

— Кто ты?

— Здесь всё моё.

И я понял. Поднялся с ложа, сделал шаг и пал ниц, уткнувшись губами в её ступни.

— Прости, бессмертная.

— За что?

— Так принято приветствовать богинь у нашего народа.

— А женщин?

— Женщин? — я поднялся на колени, взял её ладони и осыпал поцелуями.

— Женщин? — встал на ноги, обнял её, припал к устам нежным, страстным поцелуем.

— Женщин? — подхватил её на руки и понёс на своё ложе.

Она тихо-тихо, мотыльком, выпорхнула под утро. Я это почувствовал, хотя крепко спал. По крайней мере, на прощальный поцелуй ответил, скатав губы в трубочку.

Утром наши контры с Билли были нарушены.

— Спасибо, Билли, великолепный сон.

— Если бы.

— Ты хочешь сказать….

— Нет, это ты мне скажи — откуда сиё видение?

— Это та, на свидания с которой ты меня не пускаешь. Это та, кто может принимать любой желаемый облик. Это душа планеты — богиня Венера.

— О, Господи!

— Что, брат, не досягаемо понятию?

— Давай понаблюдаем.

— Зря в плену меня держишь.

— Отпущу, если не придёт.

С вечера занялась гроза. Не придёт — приуныл. Но гроза стихла, и она пришла. Мы лежали на каменном ложе, я ласкал её.

— Думал, не придёшь — гроза над бухтой.

— Я прогнала её.

— Верни. С ней уютней моя берлога.

За валунами сверкнуло, загрохотало, стеганул дождь.

— Что узнал о моей планете?

— Ничего, бессмертная, просвети.

— Останешься — познаешь всё.

Я чуть было не подумал "нет". Нет — это от скромности. Нет — это от пут прошлого. Нет — это…. А почему, собственно, нет? Да, конечно, да. Я хочу остаться на планете. Спать с этой прекрасной женщиной. Хочу ощущать себя полубогом. Хочу познать истоки мироздания. Только вот….

— Несоизмеримы возможности, отведённые нам на жизнь. Ты — бессмертная богиня, а я уязвим перед стихиями, бушующими на твоей планете.

— Что такое жизнь?

— Это время существования разума.

— Ты не можешь жить вечно?

— Теоретически могу, на практике любой из твоих вулканов может стать моей могилой.

— Ты их узнаешь и перестанешь бояться. Идём, я научу тебя бегать по раскалённой лаве.

— Давай лучше под струями дождя.

И мы, взявшись за руки, носились над берегом и водой, а ливень стегал наши голые тела.

— Как ты прекрасна! — набегавшись, ласкал Венеру на каменном ложе под валунами.

— Это ты меня такой придумал. Я дух планеты. Могу материализоваться во что угодно.

— Оставайся женщиной. Тебе идёт.

— Ты назвал меня при встрече Любой — кто она?

— Это второй человек на твоей планете — моя жена. Ты видела её?

— Да. Ты тоже называл её красивой?

— Разве это не так?

— Красивей меня? У тебя просто не хватает фантазии. Ну-ка, напрягись.

Венера оседлала меня, принялась душить.

— Хорошо, хорошо!

Я представил богиню в виде мраморной статуи. Нет, золотой…. Мираж мелькнул, рассыпался, и вновь возник телесный облик.

— Дело не в красоте. Твой мраморный облик стоит в самом знаменитом музее Земли. Глядя на него, мужчины сходят с ума, но разве они счастливы? Я счастлив и готов воскликнуть: "Остановись, мгновение!".

— Ты мыслишь лестно. А как же та, другая женщина? С нею ты несчастлив?

— Бывает — да. Порой не понимаем друг друга, и тогда расстаёмся, всё обдумать до новой встречи.

— Ты к ней вернёшься?

— Как только прогонишь.

— За что тебя гнать?

— Мало ли…. У нас говорят — не зарекайся.

— Но ты хотел познать мою планету.

— И готов к урокам.

Грохотала гроза. Текли минуты нашей любви, выстраиваясь в часы, растягиваясь в дни…. Нет, днями Венера исчезала — её хлопотное хозяйство требовало присмотра. А ночью принадлежала мне и находила в этом новые удовольствия.

Днями полемизировал с Билли.

— Как она тебе?

— Я вижу её твоими глазами, но не чувствую оптимизатором — везде и всюду твоя плоть.

— Ты хочешь сказать, что я сошёл с ума и занимаюсь любовью с собственным фантомом?

— Ну, если с ума, то мы оба. Думаю, здесь другое. Некая, пока непонятная субстанция — ты зовёшь её Венерой — отсканировала тебя и создала телесный облик по твоей фантазии и клеточному подобию.

— Если б я был котом — она стала кошкой?

— Тигрицей, если б ты был в полоску.

— Чудно. Но про субстанцию подробней.

— Увы.

— Слабак. По крайней мере, не будешь впредь высмеивать мою веру в разные формы существования разума. И Любе внушишь. Кстати, как она там?

Днями гулял по взморью. Хозяйка планеты сделала их вполне удобными для прогулок — гроз не было, и ближайший вулкан меньше дымил и плевался пеплом. Однажды добрался до устья реки и увидел её. Показалось, женский платок прибило к камням. Подхожу, смотрю, сначала не понимаю, а потом догадываюсь. Это не белый платок с зелёной бахромой. Это плесень, достигшая границы пресной воды, и разрушающаяся в морской.

— Билли, ты видишь то, что я?

— Нет сомнений, это плесень. Она живёт!

— Такой квадрат из одной споры? Не вижу повода для оптимизма.

Венера являлась ночью вместе с грозой и исчезала на рассвете, когда я крепко спал утомлённый. Нынче беспокойство не дало мне долго нежиться. Продрав глаза, помчался к реке. Вся её гладь покрылась белыми платками. И зелёными, конечно. Весь этот трикотаж сливался в море.

— Билли, какова скорость деления клеток плесени? Период созревания? Прежде, чем решиться на этот эксперимент, вы что-нибудь просчитывали? Сейчас явится хозяйка планеты, и что мы ей скажем?

Венера не явилась. И грозы не было. Промаялся ночь в неведении и с первым лучом помчался к реке. Её не было. В прежнем русле текло нечто белое, напоминающее…. Ну, скажем, манную кашу. Текло руслом и наползало на свинцовую воду моря.

— Билли, что же это творится?

— Непредсказуемый эффект. Климат оказался более, чем благоприятный.

— Он оказался беззащитным. А вас с Любой надо судить.

Через два дня (Венера так и не появилась) море вспенилось и отступило. Желеобразная белая масса осталась на его месте. Плесень была везде. На камнях, скалах. Она пыталась впиться в моё тело, и оптимизатор с ней сражался. Билли посоветовал сменить место пребывания.

— Стоит вернуться в летательный аппарат.

— Допрыгались, голубчики.

Я и сам об этом подумывал. Вдруг явилась Венера, в белых, ниспадающих до земли, одеждах. Какое-то воздушное движение не давало различить её лицо. Я понял почему — богиня в ярости.

— С вами на планету проникла белая зараза. Она будет уничтожена, а вы должны улететь.

Официальная часть закончена. Венера явила свету своё неземной красоты лико.

— Улетай. Во мне остались твои клетки. Я сохраню их, и когда-нибудь они дадут начало новой жизни. Улетай. Я буду помнить тебя всегда.

Хозяйка планеты растворилась в воздухе, а я стоял неподвижный, зачарованный видением, и раздавленный печалью расставания.

Оптимизатор сигнализировал — опасная агрессия на организм. Не чувствовал, что там с организмом, а комбинезон был разъеден плесенью до самых колен. Отрываюсь от поверхности.

— Билли, свяжи с Любой.

Через мгновение сухое:

— Да.

— Люба, я возвращаюсь.

— Даю координаты для оптимизатора.

Промчался над равниной, захваченной плесенью. Вода пропала — дождей не стало. Из прежнего пейзажа только вулканы пыхтели, пылая яростью мщения.

Явился в тряпье — всё, что осталось от комбинезона.

Люба сидела перед экраном флаера. Продезинфицированный и переодетый склонился к её плечу.

— Что там?

— Интенсивные извержения. Лава растекается по планете.

Плесень уничтожила воду. Лава уничтожает плесень. На сколько лет мы задержали развитие планеты? Десятки, сотни, тысячи? Может, миллион?

Эх, Люба, Люба.

Планета агонизировала — облака уступили место дымам. Роды не состоялись — ветры порвали призрачное покрывало.

Ночью флаер перебрался на орбиту, и оттуда, наворачивая круги, мы наблюдали на экране, как пыхтят и тужатся вулканы, выплевывая на поверхность внутренности.