Надежда (СИ)

Внизу, на проселке, стояла простая крестьянская телега, запряженная рыжей лошадкой.

Надежда окликнула Дубова.

— Наденька? — удивился Василий. По всем рассчетам, его спутники теперь должны были находиться в Кислоярске, а никак не на Городище, да еще с «параллельной» стороны.

Вмиг придав лицу выражение самое непринужденное, Дубов скинул кафтан прямо на землю и, пошарив во внутреннем кармане, достал листок бумаги:

— Это отец Александр просил передать тебе, Васятка. Сам он должен был еще на пару дней задержаться.

Трудно сказать, чего стоила Дубову и его непринужденность, и то, что произнося эту ложь, он даже не покраснел — но другого выхода у Василия не было: от его умения держаться теперь зависела дальнейшая судьба, а может быть, и самая жизнь Васятки.

Приняв листок, Васятка присел на один из камней, коими был усеян весь холм, и стал читать:

«Дорогой друг Васятка! Случилось так, что отец Иоиль захворал, и несколько дней я должен буду исполнять свои обязанности, покамест он выздоровеет или я подыщу себе иную замену. А дотоле постарайся не тосковать в незнакомом тебе мире и всецело доверяй нашим друзьям, как ты всегда доверял мне.

До скорой встречи, и хранит тебя Господь.

Александр».

Послание было написано вполовину старославянскими, а вполовину современными буквами — за год пребывания сначала в Каменке, а затем в Царь-Городе Александр Иваныч так толком и не освоил письменность, принятую в Кислоярском царстве. Васятка мог читать и так, и эдак, но когда одна буква написана старинным уставом, а соседняя в том же слове — по-современному, то даже короткую записку приходилось разбирать довольно долго.

Пока Васятка читал, Дубов отвел Надю и Серапионыча в сторонку:

— Умоляю вас, тише. Нельзя, чтобы Васятка о чем-то догадался.

— Что случилось? — Надя порывисто схватила Василия за руку.

— Александр Иваныч погиб, — чуть слышно ответил Дубов.

— Не может быть! Я не верю! — шепотом вскричала Надя.

— Убийство? — внешне бесстрастно спросил Серапионыч. Дубов кивнул.

— Вы как хотите, а я возвращаюсь в Царь-Город, — заявила Надя. Едва глянув на нее, Василий Николаевич понял — отговаривать бесполезно. Да и некогда.

— Только держитесь как можно естественнее, — шепнул Дубов, украдкой глянув в сторону Васятки.

— Постараюсь, — с трудом улыбнулась Надежда.

— Васятка, тут дело такое, — возвысил голос Дубов, — мы с Надей посоветовались и решили еще на денек-другой задержаться в Царь-Городе. А вернемся вместе с отцом Александром.

— А как же я? — удивился Васятка. Он переводил взгляд с Нади на Василия и на доктора, словно бы о чем-то догадываясь и боясь верить в свои догадки.

— А мы с тобой поедем обратно в Кислоярск, — Серапионыч положил руку Васятке на плечо. И добавил: — Надеюсь, в Кислоярск нашего времени…

— В каком смысле — нашего времени? — обернулся к нему Дубов.

— Да это отдельный рассказ, — вздохнула Надежда. — А кстати, Владлен Серапионыч, полностью ли вы уверены, что, пройдя между столбов, окажетесь именно в нашем времени?

Доктор беззаботно рассмеялся, хотя наверное, один он знал, чего ему стоили и этот смех, и эта беззаботность:

— Наденька, вы, конечно, не заметили, но я положил под левым столбом листок бумаги из своей записной книжки…

Василий слушал со все нарастающим изумлением — при всей проницательности он никак не мог сообразить, о чем, собственно, толкуют его друзья.

— Ну, с Богом, — деланно бодро произнесла Чаликова. — Надеюсь, на сей раз все обойдется без сюрпризов?

— Я в этом просто уверен, — подхватил Серапионыч и без лишних слов шагнул между столбов с таким видом, как будто это была дверь его служебного кабинета.

Никакой бумажки рядом с левым (равно как и с правым) столбом не оказалось — за двадцать лет она уже давно превратилась в прах.

— Васятка, давай сюда! — крикнул доктор.

— Ну, простимся, что ли? — боясь выдать себя, нарочито чуть грубовато проговорил Дубов.

— Прощай, дядя Вася, — едва слышно промолвил Васятка.

— Что значит — прощай? — возмутилась Надя. — Никаких прощаний, скоро мы все увидимся — и ты, и я, и отец Александр…

Почувствовав, что не в силах долее изображать натужную бодрость, Чаликова подтолкнула Васятку:

— Ну, иди же!

— До свидания, тетя Надя, — столь же тихо сказал Васятка и, не оглядываясь, прошел между столбов.

И лишь увидев, как Серапионыч и Васятка неспешно спускаются вниз по городищу, Надя уронила голову на плечо Василию и тихо зарыдала.

Серапионыч пристально вглядывался вперед и вниз — туда, где проходило шоссе. Вскоре доктор разглядел проезжающий автобус — уже не громоздкий «Львов», а длинный рыжий «Икарус» с «гармошкой» посередине. Затормозив и приняв в себя нескольких пассажиров, стоящих на обочине, авотбус покатил дальше и скрылся из виду за ближайшим поворотом дороги.

— Ну, теперь мы дома, — облегченно вздохнул доктор. — Правда, опять на автобус опоздали, но это уже как бы почти традиция.

— И как мы в город попадем? — забеспокоился Васятка.

— В город отправимся завтра, — беспечно ответил Серапионыч. — А переночуем… Ну да хоть бы в Покровских Воротах.

— Где-где? — не понял Васятка.

— В усадьбе Ивана Покровского. Да ты не беспокойся, Васятка — это, наверное, единственное место, где любой человек может чувствовать себя самим собою, не боясь, что его примут за безумца.

— А, ну понятно, — кивнул Васятка, хотя толком ничего не понял.

Тем временем Дубов подхватил чаликовский саквояж, и они с Надей тоже стали спускаться по склону, к проселочной дороге, где все еще стояла телега с лошадкой: будто зная или догадываясь, что и обратно в город ему придется возвращаться не одному, Чумичка не спешил, высадив Дубова, поворачивать обратно. Теперь же, видя, как Василий бредет вниз, да еще вместе с Надей, он силился развернуть телегу на узкой дороге.

— Вася, что произошло?.. — после недолгого молчания разомкнула уста Надежда.

— Толком не знаю, — вздохнул Дубов. — Ясно одно — убит.

— А письмо к Васятке?

Дубов печально улыбнулся:

— Александр Иваныч догадывался, что его ждет, и написал это письмо еще позавчера, при нашей последней встрече. Как видите, оно пришлось очень кстати — можно представить, что сталось бы с Васяткой, вернись он теперь в Царь-Город. — Дубов немного помолчал. — Когда мы ехали сюда, то нам навстречу шла Анна Сергеевна в полуобгоревшем платье и сильно бранилась, а Каширский ее успокаивал. Не ваших ли это рук дело?

— Моих, — не стала отрицать Надя. — Пришлось ее малость поджечь, спасая вас.

— Меня? — переспросил Василий. — Нынче, Наденька, вы изъясняетесь загадками…

Так и не сумев развернуться по-обычному, Чумичка прибег к тому же способу, что и несколько дней назад на Белопущенском тракте: сначала «уполовинил» лошадь и телегу, а когда дело было сделано, вернул их в прежний вид.

Именно на этой скромной повозке, запряженной рыжею лошадкой, а не на рыжем «Икарусе» и не в щегольской карете господина Рыжего путешественниками предстояло возвратиться туда, где их никто не ждал, а коли и ждали, то явно не с распростертыми объятиями. И если Василий в глубине души считал эту затею сущим безрассудством, то Надя, прекрасно представляя, какой прием их ждет, столь же ясно понимала, что по-другому поступить она не могла. Иначе не была бы Надеждой Чаликовой.

За ужином Вася с увлечением рассказывал Светлане Ивановне и Николаю Павловичу о том, что было на лекции. Однако при этом он внимательно следил за своей речью, чтобы не проговориться, как чуть не утонул на речке или, Боже упаси, о том, что предсказал ему странный голос.

Потом инспектор Лиственницын развлекал домочадцев рассказами о своей нелегкой службе за последние дни: сначала о таинственном исчезновении и столь же внезапном возвращении студента из археологической группы, а потом — о проделках маньячки-отравительницы и мошенника-гипнотизера. А уж на самую закуску Николай Павлович не без доли юмора пересказал донесение сержанта Воронцова о встрече с «полковником Волковым-Тамбовским»: