Русская фэнтези 2011

Он снова глянул на нее, не понимая, и тогда она вздохнула и поведала то, что передал ей старейшина в том мысленном разговоре. Что есть еще один наездник. И что он из Вирьерры.

Дженсен, выслушав, нахмурился.

— Как так? В одно драконье поколение только один наездник рождается. Слухи, должно быть…

— А ты, когда отправлялся в свой Большой Полет, разве не за слухами полетел?

Он неохотно кивнул.

— Если он вправду из Вирьерры, то, Дженсен, Семи Долинам несдобровать. Тамошний король только и думает, как на Клеменс руку наложить. Я когда маленькая была, прошла последняя война, аж до наших краев докатилась. Батюшка вилы взял и в ополчение пошел, а мы с матушкой месяц в лесу прожили, только дым от пожарищ видели. Потом долго заново отстраивались… А если теперь у них есть дракон, никакого спасу не станет.

— И ты хочешь, — сказал он медленно, — чтобы я летел туда и вступился за твоих людей? За тех, кто меня в цепях держал и вез, как диковину, к князю на потеху?

— Я и сама тебя везла, — храбро ответила Джаредина. — А ты теперь все равно со мной. Ты меня простил, так и их прости. Ради того, что ты хотел доказать твоему народу. Что люди стоят памяти о вашей общей крови, и стоят прощения.

Он фыркнул, загреб землю лапой, сцарапывая пушистый мох. Сказал:

— Надери-ка шерреры побольше. А я пойду поймаю пару гевешек. Нож и соль-то у тебя остались? Путь назад неблизкий. И воды набери.

Джаредина посторонилась и глядела, как он, ступая мимо нее, распрямляется и взмывает над скалистой долиной, как загребают воздух его огромные черные крылья.

Обратно летели короткой дорогой, в опасной близости от земли фурий. Дженсен хотел обогнуть, но Джаредина настояла на риске — на душе у нее было тревожно, неспокойно, словно чуяла нутром, что срок уже на исходе. Дженсен неохотно послушался, и боги (равно драконьи и человечьи) их миловали: только раз вдали вырисовалось угрожающе шевелящееся облако, а потом пропало.

Так скостили немалую часть пути, да и обратная дорога всегда легче, тем более что летели они теперь на юг, и с каждым часом воздух теплел, а море становилось тише. Вот им попался первый корабль-китобой, а следом еще и еще, вот пузатые торговые коги поползли по невысоким волнам — берег был совсем близко. Дженсен сказал, что на сей раз полетит не над сушей, а вдоль береговой черты, по пути, выстланному фьордами и бухточками — так, мол, быстрее, даром что скучно. Про «скучно» он сказал едва не обиженно, и Джаредина вновь напомнила себе то, что узнала о нем на Ржавом Острове: он — дитя. И его жажда познания мира, огромного и полного волшебных чудес, которые он чаял с ней разделить, давила в ней забитую крестьянку, будило в ней что-то дикое, радостное, понуждающее выпрямиться и, выпустив его гриву, выдохнуть полной грудью победный торжествующий клич.

Впрочем, в конце концов им пришлось сесть на берег — еда с водой подошли к концу, да и отдохнуть не мешало. Дженсен выбрал бухточку, в глубине которой, за низким редким лесом, виднелась деревушка. Ох, давно Джаредине не доводилось встречаться со своими сородичами… Эта мысль встревожила ее, и она неверной рукой провела по волосам, многие дни не знавшим ни пресной воды, ни гребня, огладила замызганную, загрубелую от морской соли одежду… попыталась припомнить, когда в последний раз на ногах ее бывали башмаки…

— Что тревожишься? — спросил дракон.

— Да так, — пробормотала Джаредина. — Давно людей не видала. А как выйду к ним… такая… чучело гороховое…

И тогда дракон засмеялся — низко, тихо и очень ласково. И Джаредина в который раз изумилась тому, сколь человеческим был его смех.

— Глупая девушка. Ты разве не знаешь, что никогда еще не была так красива, как теперь?

И круто спикировал к воде, которая здесь, в заливе, была такой чистой и светлой, что видно было, как у морского дна мечутся косяки беспокойных рыбешек.

Джаредина с сомнением глянула вниз, ожидая воочию увидеть подтверждение его жестокой насмешки… да так и обомлела.

Из воды на нее смотрела женщина, сидящая верхом на драконе. Темные ее волосы реяли на ветру, мешаясь с зеленой драконьей гривой, длинные ноги уверенно держали округлые драконьи бока, юбка реяла под коленями, точно пущенное по ветру знамя. И лицо этой женщины не было лицом Джаредины, Гуса-мельника дочери. Не было оно и лицом Джаредины-драконоборицы, нелепой чудачки, сидевшей в седле боевого коня, точно шут на корове, скособочившейся под тяжестью бесполезной кольчуги. Чье это было лицо, Джаредина не знала, но видела, что резкость и прямота его черт, так же, как рост и сила некогда нескладного тела, дивно гармонировали с мощной красой зверя под ней, и оттого сама она была чудо как хороша. «Да кто это? — подумала Джаредина в несказанном удивлении. — Да разве же я ее знаю?» И изумление это отразилось на лице той женщины, что смотрела на нее из воды, и тогда Джаредина поняла: «И впрямь, это я».

«Ты на своем месте, — подумал ей в душу дракон. — Всяк, кто на своем месте, светится изнутри».

И припустил вперед, так, что отражение на воде мелькнуло и пропало из виду.

На берегу он обернулся человеком — как всегда, мгновенно и незаметно глазу, да еще и с иголочки одетый. Джаредина насупилась, глянув на свое запачканное и рваное платье. Они заспорили о том, как быть дальше — она хотела, как прежде, честным трудом заработать на хлеб и кров, а он настаивал, что времени на это у них нет. В конце концов она уступила, хотя и не по нутру ей пришлось то, чего было теперь не миновать.

Как и ожидалось, в деревенской таверне их встретили с распростертыми объятиями. Господину странствующему рыцарю с сестрицей (сестрицей! да сплошь в обносках! ну, кто бы поверил в такое, если б не проклятые драконьи чары?) тут же предоставили лучшие комнаты, лучший харч и лучшие одежды, какие нашлись в небогатом хозяйстве деревенского старосты. Безо всяких вопросов и подозрений преподнесли прекрасному рыцарю, по его ласковой просьбе, добрый охотничий лук с колчаном острых стрел. Все, разумеется, в бессрочную ссуду. Джаредина ворчала и хмурилась, влезая в слишком тесные для нее наряды Старостиной жены, а Дженсен знай посмеивался, потягивая местное кисленькое винцо:

— Ничего, милая, ничего. Если все пойдет, как задумано, мы им жизни спасем, и это самое малое, чем они могут нам отплатить.

Джаредина же про себя все равно решила, что, коли все сбудется и останется жива, вернется потом в эту деревню и отработает старосте и хозяину таверны все до последнего грошика.

Чтобы не привлекать к себе лишних взглядов, днем они ехали по низу, и только на ночь Дженсен оборачивался драконом и нес ее на спине быстрей летящей стрелы. И так ей в те минуты хотелось, чтоб никогда не кончалась ночь, никогда не занимался рассвет. Но бессердечное солнце в конце концов все равно всходило над горизонтом, озаряя горящие и дымящиеся поля.

Драконий старейшина говорил правду. Эти поджоги были учинены не людьми — так и Дженсен сказал, едва их увидев и принюхавшись к густому вонючему дыму. Дракон летал здесь, выжигая своим огненосным дыханием все, что встречалось ему на пути, не щадя ни тварь лесную, ни человечью жизнь. Чем ближе они подлетали к Клеменсу, тем больше становилось следов разрушения — видать, поначалу дракон баловался только, примерялся, но чем дальше, тем больше начинал изуверствовать. Дженсен злобно рычал, проносясь над обугленными долинами — даже в дни своих бесчинств он не позволял себе заходить столь далеко. Джаредина же глядела на все в молчаливом ужасе, благодаря богов, что родной Холлхалл был в другой стороне, далеко от границ с Вирьеррой. Впрочем, в прошлый раз война добралась и туда. Так что если не остановить ее сейчас, все Семь Долин обернутся свалкой обугленных головешек.

— Опоздали, — прошептала она, ничего более не в силах выдавить из себя. Ее дракон лишь свирепо пустил ноздрями дым и помчался быстрее, даром что солнце уже поднялось и вовсю осветило небо. Обоим было ясно, что таиться теперь нечего: в этих краях никого уже не напугаешь драконом.