Та, что гуляет сама по себе

Он вскинул руку.

В следующий миг лба Камиллы коснулся серебряный крест.

— Нет, не надо, НЕТ!!! — серебро обожгло нежную кожу, как раскалённое железо. Она рванулась, крича пронзительно и отчаянно, срываясь на визг — бесполезно: стальной взгляд и железная хватка дэя были сильнее. Бесстрастно и безразлично он прижимал крест к её лбу, пока ноги девушки не подкосились и она не рухнула на пол, опустив голову, закрыв лицо волной обсидиановых волос, страшно, глухо рыдая. Тогда Арон кинул крест на пол, чуть нагнулся и, двумя пальцами взяв девушку за подбородок, заставил её вскинуть голову.

Даже Джеми судорожно выдохнул, когда увидел багряный крест, клеймом выженный на мраморной коже.

— Камилла Норман, в девичестве Дориэл: вы будете носить это клеймо до скончания дней своих, — выпрямившись, свысока, размеренно и ровно проговорил дэй, глядя Камилле в глаза. — Вы немедленно покинете Пвилл, чтобы никогда больше не вернуться сюда, и никогда больше не причините какого-либо вреда ни одному члену семьи Норманов. Таков приговор мой, Аронделя Патрика Кармайкла, справедливым судом за ваше содеянное зло и лиходейные помыслы. Ибо я есть справедливость. Ибо слово моё — закон.

Содрогаясь всем телом, всхлипывая, глотая слёзы, Камилла метнулась к окну и — прыгнула. Когда Джеми и Леогран, одновременно кинувшиеся следом, толкаясь, шире распахнули витражные створки и высунулись наружу — девушка бархатной погибелью скользила по воздуху, к затянувшей небо облачной черноте, прочь от особняка. Плащ летел за ней по ветру гигантскими крыльями.

— Свят, свят, — прошептал Леогран, судорожно крестясь, — Богиня, как же…

— Леогран!

На повелительный оклик Арона юный герцог обернулся так быстро, что рыжие волосы всплеснулись волной.

— Где зеркало, которое выводит из замка в охотничий домик?

Леогран изумлённо моргнул:

— Откуда вы…

— Нет времени на объяснения. Ведите нас к нему.

Леогран, судорожно сглотнув, покосился на спящую сестру:

— Почему Элль не…

— Её не разбудить до самого утра. Вампирьи чары, — дэй резко шагнул к нему. — Леогран, либо вы немедля ведёте нас к зеркалу, либо в скором времени вам с Лавиэлль придётся открывать двери фамильного склепа Норманов.

Юноша опрометью метнулся к двери.

Мелкими шажками, будто при каждом шаге прилипая ступнями к половицам, герцог приближался к зеркалу. С пустым и кротким взглядом завороженного удавом кролика, с плещущимся где-то глубоко-глубоко, на самом дне зрачков страхом.

Он замер перед самым серебристым стеклом, глядя в сапфирные глаза. Когда-то они были мягкой сумеречной синевы, а сейчас — её глаза светились в темноте…

Неотражённое отражение Раксаны Норман блаженно улыбнулось.

А потом появившиеся из зеркальной рамы руки заключили Оррака в свои объятия.

— Ракс…

Крик оборвался.

В колеблющейся серебряной глади темнела опустевшая комната.

— А что за зеркало? — пропыхтел Джеми, стараясь угнаться за дэем: тот вроде бы и не бежал, а просто быстро шёл, однако ничуть не отставал от сломя голову несущегося Леограна и на стабильный шаг опережал выбивающегося из сил Джеми.

— Чёрный ход.

— А, такой же, как…

— Да, такой же, как был в штаб-квартире Дир Жураг Нара.

Джеми покосился на дэя:

— Не знал, что у вас крест из гномьего серебра…

— Это не гномье серебро.

— Не гномье? Но… как?! Обычное серебро же вампирам не причиняет вреда!

— А я заставил её поверить в иное. В сущности, просто вернул её сознание в те старые добрые времена, когда вампиры не могли переступать пороги без приглашения, боялись святой воды и чеснока… и самого обычного серебра. На нижнюю ступень развития, так сказать.

Джеми, нервно сглотнув, издал некое науке неизвестное междометие.

— Оно активировано, — почти врезавшись в зеркальную раму со сдвинутыми барельефами, Леогран попытался отдышаться, — совсем недавно.

— Тогда времени терять не стоит.

Дэй, казалось, даже шаг не замедлил: как шёл по коридору, так и шагнул в зеркало, словно в открытую дверь. Спустя миг, коротко глотнув губами воздух, за ним последовал Леогран. Джеми, не затягивая, шагнул следом и, за пару шагов преодолев холодную, безвоздушную, будто водяную завесу, очутился в тёплом сухом мраке. Впрочем, осторожно вдохнуть он осмелился лишь тогда, когда услышал оклик дэя — а, поняв, что оклик состоит из слов "Джеми, свет!", вдохнул поглубже и не замедлил щёлкнуть пальцами.

Язычок пламени на его ладони озарил невысокие своды каменного тунелля. Правда, выглядел камень как-то странно: идеально чёрный, ровный и гладкий, но не освещающийся и ничего не отражающий. Будто кто-то решил вылепить из завесы мрака мраморные стены, но ни разу сам этот камень не видел, а потому забыл добавить несколько важных достоверных деталей. В итоге туннель чудился разросшимся рисунком из детской книжки.

Позади мерцала зыбким текучим перламутром зеркальная завеса. Точно такая же угадывалась впереди, аршинах в тридцати от того места, где стоял Джеми — и отчётливой тенью на её фоне выделялась фигурка, замершая у самой грани.

— Таша!

— Это не Таша.

В мгновения преодолев разделяющее две завесы расстояние, Арон резко толкнул в спину девушку — вытянутыми руками сосредоточенно удерживавшую что-то в перламутровом мерцании.

Некоторое время серебристая гладь отражала лишь темноту пустой комнаты, волнующуюся в беспокойных кругах, которые то и дело пробегали по зеркалу. Будто там, под ней, был кто-то, кто рвался наружу.

А потом из зеркала на деревянный пол выпала светловолосая девушка, герцог, пьющий воздух судорожно и жадно, как путник, наткнувшийся на оазис после двухмесячной затерянности в пустыне — и дэй, который вскочил как раз вовремя, чтобы успеть сгрести в охапку не-Ташу, рванувшую к скрючившемуся на полу Орраку.

— Раксана, ваш муж пал жертвой вампирьих чар, — Арон всматривался в светящиеся глаза девушки, обернувшейся через плечо. — Он любил вас и любит до сих пор. Он любил вас так, что сопротивлялся Камилле, сколько мог, но очарование вампира издавна брало верх над самой сильной волей. Не вините его… а та, кого следует винить, уже поплатилась за свои преступления.

Джеми и Леогран, выпрыгнувшие из зеркала за миг до того, изумлённо смотрели, как она смеётся: горько, зло и неизбывно печально. Голосом Таши, улыбкой Таши — которые были Ташиными и одновременно иными.

— Напрасно стараетесь, святой отец, — мотнула головой Раксана. — Я видела достаточно. Я слишком долго ждала, чтобы сейчас вы несколькими словами заставили меня свернуть. Отпустите меня и дайте сделать, что хочу. Иначе я так и не обрету покоя… а вы не обретёте вновь свою дочь.

— Ошибаетесь.

— Нет. Она сама впустила меня. Она сама уступила мне место. Всё законно. И я не уйду, пока не сделаю того, ради чего осталась.

— Уйдёте, — он не грозил, не предупреждал: он констатировал факт. — А если не сможете сами, я вас отпущу.

— Вернее сказать, прогоните?

— Отпущу, — повторил дэй, разжав руки. Взял лицо ни то не собирающейся, ни то не способной убегать девушки в свои ладони и заговорил тихо и певуче: голос его звучал мягко, и, хоть слова были неведомы никому из присутствующих, звучание их казалось близким и приятным каждому, как шелест листвы на рассветном ветру.

Это было похоже на музыку, звучащую в голосах вампиров… и бесконечно непохоже. Его голос не настаивал, не пробивался, не ломал стены разума — он звал за собой, будто открывая запертые двери, будто указывая путь в неведомые желанные дали. Голос, не становясь громче, рос и креп: казалось, он заполнил и переполнил маленькую комнатку, занял всё пространство меж землёй и облаками, повисшими над лесом — и неуверенный лунный свет пробился сквозь лёгкую рябь, пробежавшую по тучам от волн мелодики.

Позже Джеми и сам не мог понять, что заставило его обернуться. Странное ощущение: будто шепнул кто или за рукав дёрнул…