Пора предательства

Будет гораздо хуже, чем в Акконеле. И для людей Гирета — гораздо кровопролитней. Им предстоит штурмовать стены, а не защищать их. Будет настоящая резня.

И Дорвен — в самом центре этой резни. В бой пойдут все, до последнего человека.

Он уповал лишь на то, что она найдет себе какое-нибудь местечко в задних рядах. Лучше всего — за тем болваном в красном колпаке и с охотничьем копьем — за Бракой. Человек этаких размеров может хотя бы заслонить ее от пары-другой стрел. Она ведь отнюдь не глупа.

Дьюранд снова изогнулся в седле — и обнаружил, что Дорвен смотрит на него со спины своего мышастого пони. Подбородок ее еле-еле доходил Дьюранду до пояса.

— Владыка Преисподней! — прохрипел Дьюранд. Ламорик ведь находился всего в нескольких шагах отсюда.

— Все равно тут прятаться негде, — ровным голосом отозвалась она, сжимая копье Браки. В ее руках оно выглядело тяжеленным, как жердь из забора. Лицо девушки побледнело.

— Тебе нельзя здесь! — промолвил Дьюранд.

— Довольно я уже пряталась. Где найдешь более безопасное место, чем среди личной гвардии Ламорика?

— А если ты столкнешься со своим мужем?

Конзар — он находился на несколько человек впереди — обернулся взглянуть, кто там разговаривает.

Дьюранд кивнул ему.

Конзар сощурился и нахлобучил лазурный шлем.

— Дорвен, это уже не храбрость, а глупость. Они наполнят все небо стрелами. Будут сражаться как черти за каждую ступеньку. Думаешь, синий шерстяной плащ выдержит удар мечом?

— Я должна либо идти с теми, кто первым ринется на штурм, либо стоять тут со всадниками. И уж коли все равно — никакой разницы, я предпочту стоять там, где сама решу, а не куда меня гонят.

Ламорик скакал перед строем на высоком сером коне брата. Глаза всего войска были устремлены на него.

— Не волнуйся, — прошептала Дорвен. — Я не сошла с ума. Я не герой турниров, чтобы в одиночку выходить против целой армии.

Часы темноты дали время нескольким большим — по батальону каждый — отрядам разведать местность в поисках древесины и провианта. И хотя найти удалось не так уж много, теперь над рядами пехоты торчали грубо сколоченные самодельные лестницы. В стылом воздухе дыхание вырывалось изо рта облачками пара.

— Я умею ездить верхом. Я проскакала на всяких охотах тысячи лиг.

Дьюранд прикидывал, есть ли время утащить ее отсюда.

Ламорик уже приподнялся на стременах и вытащил меч из ножен. Все войско в едином порыве подалось к Ферангору.

— Дьюранд! — проговорила Дорвен. Спорить ему не хотелось. Придется присматривать за ней — уж как получится. Полное безумие — но времени придумать что-то иное все равно нет.

— Дьюранд! — настойчиво повторила она, глядя куда-то вниз. Мокрая трава у нее под ногами зашевелилась.

А в следующий миг пронзительно заржали кони, и вся равнина словно ожила. Из нор и щелей хлынул сплошной поток мышей, крыс, червей и мокриц. Будто все паразиты Ферангора вылились за крепостной вал, расплескались, как вино по полу, под копытами лошадей.

Ламорик со всех сил старался удержать обезумевшего серого.

Все только и смотрели себе под ноги, и в эту секунду с вышины над ними раздался громкий клич. На глазах потрясенного войска черный шпиль святилища вдруг задергался, исказился, из черного сделался серым, как старая кость. Лишь теперь воины Гирета с потрясением осознали, что чернота его была результатом не пожара: там сидели птицы-падальщики, собравшиеся на сотни лиг вокруг. В небо над городом взметнулся неистовый, безграничный вихрь, какого не видели ни в дни штурма Акконеля, ни вообще за все две тысячи лет существования Древнего Эрреста: высокий, неистовый ураган черных птиц, какого хватило бы, чтобы опустошить несметные леса.

Рыцари Пепла, стоящие вдоль всего фронта, воздели руки, расставили их, затянули молитвы, от которых воздух вновь наполнился кипящим кедровым ветром. Черный птичий шторм ринулся к войску Ламорика, спускаясь острыми клиньями, подобными крестьянскому серпу.

Однако над самим войском эти клинья разбились — так разбиваются волны о неприступные скалы. Святые Духи громогласно вещали о гневе Небесных Сил.

— Владыка Судеб! — вскричал Ламорик, срывая с головы шлем. — Довольно! Пора выгнать дьявола из его логова!

Ветер трепал мантию Ламорика. Молодой лорд воздел клинок над головой и широким движением опустил его под дружный рев трех тысяч глоток. Пехотинцы Гирета ринулись вперед. Лестницы качались над ними, как соломинки в мощном потоке. Буря — в ответ на бурю ворон. Дьюранд с трудом удерживал рвущегося с места Бледного. Ряды всадников вокруг тоже сжимали поводья, а пехота все так же неслась вперед.

— Держись! — взревел Конзар.

Несколько мучительно долгих секунд пехотинцы — сейчас совершенно уязвимые и незащищенные — неслись на пустой вал.

А затем, когда вся толпа атакующих оказалась под самыми укреплениями, из всех амбразур над головами у них высунулись лучники Радомора — многие сотни. Запели тугие тисовые луки. На пехотинцев обрушился град смертоносных стрел. Солдаты падали под этим градом, роняли на землю лестницы.

Люди вокруг Ламорика шипели и сыпали проклятиями от злости.

В конце концов лестницы все же легли на насыпь. Зелень вала почернела от атакующих воинов. Стрелы летели вверх и вниз. Багры скидывали лестницы обратно. Топоры раскапывали шлемы.

Бледный под Дьюрандом плясал на месте.

— Держитесь пока! — прокричал Конзар.

На вершине укреплений уже шла рукопашная. Казалось, две армии способны поднять друг друга над городом — так жарко кипел бой.

Наконец дело стронулось с мертвой точки. Пехотинцы Гирета хлынули с первого вала на улицы за ним. Пропели трубы. И вот армия Гирета скрылась за гребнем.

Дьюранд огляделся по сторонам. На короткое время кавалерия осталась на равнине одна. Иные всадники пытались — насколько могли в стальных ратных перчатках — сложить пальцы в знаке Создателя. Дьюранд посмотрел на Дорвен: она крепко-накрепко закрыла глаза. А потом, возвращая на равнину какофонию битвы, первые ворота Ферангора отворились. Рыцари пришпорили скакунов.

Когда кавалерия ворвалась в город, Дьюранд буквально прилип к Ламорику сбоку, прорубая господину дорогу через кипучее море врагов и надеясь, что прорыв получается достаточно широким, чтобы и Дорвен могла держаться следом. Однако уже через несколько минут горячей схватки ирлакцы обратились в бегство и улицы опустели.

Дьюранд видел, как Конзар возглавляет погоню. Они же с Ламориком остались на какой-то брошенной улице между двумя крепостными валами. Больше ничего кругом не было: улица да лестница наверх, а по бокам — лавки.

Бледный и жеребец Ламорика лягали и кусали друг друга. На улице было шумно, как на конском базаре. В дверях лавок толпились ищущие укрытия люди.

— Что это? — спросил Ламорик. Над крышами лавок виднелся верх следующего яруса — и пустой парапет. — Неужели мы таки его разбили?

Дьюранд был весь в ссадинах, синяках и лошадиных укусах. С кончика меча у него капала кровь, дыхание вырывалось из груди судорожными всхлипами. Краем глаза он видел дюжины умирающих в корчах людей. Товарищи тащили кое-кого из раненых в укрытия.

— Радомор разбит? Мне бы это понравилось, — промолвил Дьюранд. Ламорик взглянул на него. Дьюранд хотел развернуть Бледного, чтобы увести Дорвен в укрытие.

— Оно так, — с улыбкой начал Ламорик, — но…

Вихрь черных крыльев вырвался из клокочущего над городом водоворота и устремился вниз, заставляя всадников пригнуться к шеям коней. Часть птиц приземлилась средь раненых и умирающих, другие же несколько минут носились над улицами, хрипло каркая, бранясь и поднимая ужасный шум, после чего взвились вверх, назад — в черную стаю.

А вслед за дьявольскими птицами с крыш посыпались первые стрелы и камни. По мостовой забарабанили здоровенные булыжники. В первую же минуту этого зловещего ливня от шлема Дьюранда отскочила арбалетная стрела.

— Они стягиваются. Нам будет безопаснее под крышей, — проговорил Дьюранд. По всей улице всадники уводили коней с дороги: ведь лучники ничего не видели через крыши у себя под ногами. Дьюранд дал коню шпоры, и тот затолкал коня Ламорика и пони Дорвен под прикрытие лавки горшечника.