Сказание о страннике

Сами звуки здесь были другими. На многие мили разносился рык; доносящиеся откуда-то щелчки, скрипы и стоны то усиливались, то приглушались — по-видимому, тоже причуда леса. В окрестных чащах обитал Дух, гораздо более древний и могущественный, чем в других областях Фрон-Вуду, и призраки здесь бродили не людей.

Поэтому, когда Гэп услышал вдруг мелодию, это стало для него полным сюрпризом.

Музыка — радостная и бодрая, от которой хотелось пуститься в пляс и запеть. Вэггеры заметно повеселели, оживились и перестали озираться; они ускорили шаг, устремившись к источнику ободряющей мелодии. Гэп обернулся на Шлёппа и заметил, что тот тоже повеселел и больше не ждал нападения со всех сторон.

Судя по всему, они достигли дома вэттеров. Узкая тропинка в папоротниках вела вниз по крутому склону — вот и все, что удалось разглядеть в лесном сумраке. Впереди лежала совершенно непроглядная тьма. Просто-таки стена тьмы. Гэп ещё раз взглянул на Шлёппа, но тот был невозмутим.

Приблизившись к темному барьеру, юноша обнаружил, что они дошли до ряда плотно растущих деревьев. Деревья всех форм и размеров росли неровно, некоторые даже врастали друг в друга, но было что-то в их расстановке такое, что убедительно намекало на умысел, сознательный расчет. Как же давно здесь поселились вэттеры, если это их частокол? — гадал юноша.

Щели были искусно перегорожены крепкими связками бревен, оплетенными ползучими растениями. Веками массивные стволы срастались все плотнее, образовав прочную стену — и теперь она не уступила бы в надежности лучшим в мире защитным укреплениям.

Отряд охотников направился к одной из секций гигантской стены лесного убежища; Гэп заметил, что длинный побег лианы отведен с верха стены к сосне неподалеку. На лиане сохла чья-то одежда, а прямо у стены виднелась широкая циновка с несколькими парами сандалий.

Тут из кромешной темноты выросло двое часовых. Они приветствовали вернувшийся дозор гортанными, низкими звуками и знаком показали, что можно проходить.

— Р-р-реуи хтоау ауэл-л-л! Кэу-у с-с-с теуа!

— Ааньо гойу Р-р-рахдх-Кюиннэ!

По пути Гэп с удивлением разглядывал новых знакомых; он никак не ожидал, что эти похожие на хорьков с лицами полгов создания заревут по-гоблински.

Один из двух часовых подошел к самому толстому дереву и тупым концом копья отстучал по коре скорое послание. Немного погодя изнутри ответили таким же глухим постукиванием. Часовой старательно прислушался и подал ещё один, третий, сигнал. Раздался щелчок, и перед ними открылся узкий вход, из которого просачивался мягкий желтый свет. Радостная музыка вдруг заиграла громче.

Войдя внутрь, Гэп вместо узкого, грубо вырубленного в стволе туннеля, к своему удивлению обнаружил довольно вместительную комнату, освещенную фонарями, со строгой, если не сказать аскетичной, обстановкой. Помимо пустившего их стража на входе, сейчас здесь находились ещё три вэттера; судя по росту и изысканно украшенной обуви, среди них были женщина и ребенок. Все трое подошли к вернувшимся и принялись нежно поглаживать их летательные перепонки и похлопывать по голове.

Заметив вошедшего человека, вэттеры застыли в изумлении. Ребенок хрипло булькнул и спрятался за матерью. Охотники замурлыкали — возможно, так они смеялись, — а перед тем, как провести путника внутрь, жестами велели ему снять промокшие ботинки.

Босые ноги Гэпа погрузились в мягкие, сухие, пружинящие — какая роскошь! — опилки, устилающие пол. В воздухе стоял до боли знакомый чистый запах, и юношу накрыло внезапной волной ностальгии. Многое в этом караульном помещении напоминало об оставленных дома вещах: крепкие дубовые скамьи — некоторые с валяющимися под ними изношенными сандалиями; восковые свечи в углублениях вдоль стен; стойки, битком набитые копьями и луками; приколотый к стене выбеленный лыковый листок с грубым карандашным рисунком: два больших вэттера и один маленький стоят и улыбаются на верхушке дерева под оранжевым солнцем.

Ступени, вырезанные внутри стены, поднимались спиралью вдоль ствола и исчезали в отверстии, ведущем к платформе наверху. В другом конце комнаты виднелись два круглых окна и дверной проем. Клин держал открытой толстую дверь на кожаных петлях, оттуда-то и лилась музыка. И хотя Гэпу очень хотелось узнать, куда ведет маленькая лесенка, почетный эскорт провел юношу через открытую дверь...

...Прямо в сказку из самой волшебной истории сказителей-травников Фрийи.

После сумрака леса Гэпу казалось, что он попал в другой мир, наполненный светом, звуком и движением, и с каждым шагом краски и звуки становились все ярче. Чем дальше он шел, тем яснее понимал, что перед ним не тайное убежище, а целый город.

Они вышли на выложенную камнем тропинку, с обеих сторон огороженную буйно разросшейся живой изгородью. Вэттеры жестами показали, что перед тем, как спуститься на дорожку, надо снова обуться. Дорожка вела к двум огромным промоинам в скале и дальше — меж них. Вот по этой «улице» они и пошли, мимо распахнутых окон и дверей пещерных жилищ. Большая часть казалась пустыми; или же просто непривычным глазам чужестранца не удавалось разглядеть чудеса, таящиеся внутри. Впрочем, свет масляных ламп выхватывал то склонившийся над шкурой силуэт со скребком в руке, то тень, разводящую огонь или подметающую пол. Местами из окон высовывались обитатели с трубками в зубах, почесывая за ушком ручных белок. Они с любопытством — как на приведенную охотниками диковинку —- смотрели на проходящего мимо Гэпа.

Из узкой расселины тропинка вела в другой мир; до Гэпа ни одному человеку не доводилось видеть ничего подобного — ни наяву, ни во сне.

На юношу обрушилась танцующая лавина причудливых силуэтов и разноцветных огней, волнующие экзотические ароматы, оркестр звуков, от которых кругом игла голова. Перед ним открылся мир, полный совершенно невообразимых вещей, какие не встретишь и в самых безумных россказнях изобретательнейших искателей приключений.

Первое, что испытал Гэп, войдя в город, — смущение и замешательство; свет был какой-то не такой, пропорции нарушены, будто сама сила тяготения решила почудить. Как же он жалел, что потерял очки! Его ошеломленному взору предстали деревья, растущие из домов, дома, растущие на деревьях, внутри них, на изрезанных карстами скалах, на острых пиках, выступах и колоннах — повсюду деревья, повсюду дома. И со всех сторон сбегаются вэттеры, и каждый норовит пробраться поближе: кто-то планирует с высокой скалы словно птица, кто-то спешит спуститься с деревьев. У всех приветливые лица, и каждый хочет сам убедиться, что за гость пожаловал.

Это уже слишком, подумал Гэп, слишком... В голове не умещалось. Он посмотрел наверх: там, без конца, все выше и выше карабкались жилища: каждая хижина, каждый шалаш на дереве, каждый веревочный мост, каждый обитаемый скальный уступ выхватывались из сумерек светом бесчисленных факелов, фонарей, свечей и улавливающих солнечные лучи кристаллов. Гэп будто стоял на дне самого огромного в мире, самого заросшего и густонаселенного колодца. Все это было изумительно, чудно и походило на сон; очень скоро он заставил себя опустить взгляд, рассудив, что душевное здоровье дороже, и сосредоточился на привычной для себя высоте.

Оставив попытки усвоить всё сразу, Гэп стал присматриваться понемногу, по одному разбирая тысячи проносящихся в голове образов и ощущений и дожидаясь, пока сбитые с толку органы чувств не придут в более-менее согласованный порядок.

Через некоторое время его вывели на широкую открытую площадку меж гигантских каменных колонн, куда отовсюду стремительно прибывали вэттеры, кто по земле, кто — планируя сверху. Деревьев здесь было меньше — в основном невысокие и лиственные, — и на каждом виднелось по два-три дома, к которым вели крепкие с виду деревянные лестницы, а порой — простая веревка. Изредка попадались деревья крупнее, с широкими, выдолбленными у земли стволами, способными вместить несколько семей. И хотя каждый из этих великанов имел лишь один-два входа у самых корней, свет от бесчисленных окон разливался по стволу на высоте до пятидесяти футов.