Многоликое волшебство

«Да нет, что-то расхотелось», — махнул рукой Руффус и направился к выходу из шатра. По дороге он прихватил пояс с мечом и надел его на себя. Доставать этот чертов клинок, который вечно хотел поделиться со своим владельцем собственным мнением и волей, сводившейся в основном к предложениям напоить его чьей-либо кровью, без крайней нужды не хотелось.

Лагерь, тонувший в предрассветном полумраке, не вызывал ощущения спящего. В нем царила деловитая суета, сопровождавшаяся непрерывным шепотом, навевавшим мысли о сумеречном августовском лесе, в пышных ветвях которого заблудился легкий ветер. Хотелось поддаться этим мыслям, пойти их нехитрым мирным путем, но если бы только это было возможно. Если б можно было позволить предаться мечтаниям…

Но куда там. Какие уж мечтания… Вдали, южнее, виднелись воздетые к небу длинные копья, уже занявшие свои позиции на земляном валу. В самом лагере мелькали сотни силуэтов, неясных из-за слабой освещенности, занятых, казалось, абсурдной деятельностью. Они заваливали собственные шатры, рассыпали бесконечные корзины с ежами, эдакими небольшими объемными колючками с четырьмя жалами, располагающимися под одинаковыми углами друг к другу. С помощью этих ежей они планировали поколоть копыта неподкованной степной коннице Мондарка. Жестоко, конечно, по отношению к ни в чем неповинным животным, но до таких ли сантиментов, когда речь идет о судьбе всего Хаббада. В местах, уже оставленных войсками окончательно, открывали заранее выкопанные ямы, со вбитыми на дне кольями, и укрытые прочными навесами. На их место бросались сети и присыпались рыхлым грунтом, так что ловушки готовы были поймать любого, кто окажется тяжелее двенадцатилетнего ребенка. Естественно, не обошлось без накладок, и пару раз ловушки уже ловили зазевавшихся своих, но в целом все шло по плану. Некоторое количество случайных жертв — это ведь тоже часть планов…

Руффус заметил возбужденно размахивающего руками, раздавая десятки указаний одновременно, сэра Ринальда, но понял, что видеться с ним сейчас — не самое его горячее желание. Он прошел стороной и подошел к палатке Валерия. Тот, решив, видимо, окончательно разрушить образ умудренного степенного старца, был занят энергичными обливаниями на воздухе. Вокруг его фигуры вилось туманное облачко.

— А, доброе утро, спаситель мира, — сказал Валерий, распрямляясь и протягивая руку. На температуру воздуха он, похоже, совершенно не желал обращать внимания, от чего Руффус зябко поежился.

— Доброе утро, — вежливо и сдержанно ответил принц, не обращая внимания на колкости собеседника.

— Могу тебе лишь пожелать успехов, — продолжал чародей, растирая себя резкими движениями. — Раз уж ты оказался таким жмотом и зажал гномье пиво вчера, то нам остается лишь победить, чтобы врагу не достался столь ценный трофей.

— Иногда я начинаю сомневаться, ты ли был моим первым учителем, но принятие во внимание того факта, что теперь твое занудство попросту избрало другое направление, помогает мне соединять эти два светлых образа.

— Спасибо, — наконец-то он обратил внимание на мороз и набросил на себя плотную рубаху, — я ценю столь пристальное внимание к моей персоне. А ты выглядишь излишне помятым для того, чтобы скульптуру спасителя с тебя можно было бы начинать лепить прямо сейчас. Ничего, песок и время разгладят на ней морщины и мешки под глазами и лет через двести твой образ будет вполне соответствовать положению. Выше нос, Руффус. Огорчаться и переживать уже поздновато.

— И тебе спасибо за поддержку.

— Не за что, — он уже запахивал кожаную куртку, так что смотреть на него стало вполне возможно без дрожи, — я все больше за пиво волнуюсь. Не хотелось бы тебя предавать для того, чтобы отведать его.

— Ладно, я пойду.

— Ни пуха, ни пера, — донеслось уже вослед принцу. — И не обижайся. Думаю, серьезности тебе сейчас и без меня хватает. До вечера.

— К черту, — ответил Руффус ровно после такой паузы, чтобы не было ясно, к каким из слов Валерия это относится.

Суета в лагере уже миновала, по всей видимости, свой апогей, так что теперь, когда уже не так много людей носилось с видом ошпаренных, в их действиях все более явно проступала осмысленность, из-под суеты начали проступать контуры плана.

В этот момент над головой раздалось громовое похлопыванье крыльев. Не было необходимости поднимать голову, чтобы понять, кто к нам пожаловал.

— Молодой человек, вас подвезти?

— Привет, Аврайа. Не откажусь.

Устраиваясь на ее спине, Руффус поймал себя на том, что гадает, в последний ли это раз. Он тут же решительно прогнал эти дурные мысли. С высоты драконьего полета поле предстоящей битвы казалось хрупким макетом, игрушкой. Крошечные фигуры воинов и вовсе были нереальными и воспринимались как песчинки, перекатывающиеся в сите золотоискателя, но постепенно это безумное столпотворение обретало форму, некий порядок. Руффус мог только еще раз поразиться, каким же образом Ринальду удавалось выстроить эту картину в своем уме, расставив многие тысячи тем единственным способом, который позволит использовать их с максимальной эффективностью.

Тем временем и во вражьем стане бестолковое движение начало упорядочиваться и обретать направление. Вперед стало выдвигаться черное на припорошенном снегом поле облако кочевников, которых первыми бросали в прорыв. Неужели весь этот кошмар, верить в который до последней минуты так не хотелось, уже начался?

Аврайа опустилась около форта, воздвигнутого на склоне западного холма. Из форта уже полетели первые стрелы, даже и не пытающиеся пока найти свои цели, а катапульты взводились, и на их чаши укладывались огромные камни. Бой начинался.

— Успехов тебе, — тепло и с надеждой сказал дракон.

— Спасибо, — Руффус опустил глаза, потому как не мог смотреть на друга без надрыва.

— Я полечу, — с легким оттенком вопроса произнесла Аврайа. — Мне тоже есть чем заняться.

— Да, конечно.

Руффус побрел к вершине холма по тропе, залитой кровавыми лучами восхода. К вечеру этот цвет станет естественной окраской всей округи, а не только отсветом пророческого солнца, подумалось принцу.

На вершине, куда Руффус поспел в аккурат к тому моменту, когда солнечный диск оторвался от линии горизонта, уже стоял Серроус, укутанный в длинный до пят плащ. Вниз удалялись тени, видимо, его телохранителей.

— Здравствуй, брат, — сухим, поскрипывающим голосом приветствовал его Серроус.

— Здравствуй, — примерно так же ответил и Руффус, поняв, что привычное «день добрый» — более чем неуместное приветствие.

— Начнем? — многословие не для такой ситуации.

— Да, — принц посмотрел на брата и по его лицу понял, что тому также не удалось ночью поспать. Трудно сказать, что он при этом испытал. Было в его ощущении и тоска, и некое сочувствие, и подобие облегчения…

«Один на один», о чем вчера поинтересовался Руффус, — был издавна заведенным протоколом магического поединка, так что им не было необходимости обсуждать какие-либо детали. Все подчинялось неизвестно кем принятым правилам. Они разошлись на десять шагов, сняли плащи, освободили себя от всех видов холодного оружия. Руффус почувствовал, как в момент расставания, потекла к нему обида от меча, лишенного возможности принять участие в поединке. Он не хотел оставаться безучастным свидетелем, рвался в бой и не понимал, почему хозяин отводит ему столь унизительную роль.

Затем братья прочертили носками своих сапог некоторое подобие круга и, встав в его центре, произнесли слова древней церемонии начала открытого поединка, держа перед собой открытые ладони. Казалось, сама земля в прочерченной бороздке вспыхнула, подняв к небу кольцо холодного лилового пламени.

Все. Даже надежд, что возможно избежать трагедии — не оставалось. Теперь ничто из внешнего мира не могло проникнуть внутрь огненного круга, а покинуть его сможет лишь один. Таков уж закон этой формы магического состязания, такова теперь участь двух братьев, стоящих друг перед другом, опустив руки и ища той степени сосредоточенности, что позволит им в полной мере призвать себе на помощь все доступные силы и умение.