Стрела на излете (СИ)

В трактире почтенного Мартиноса в последнее время было немноголюдно. Криворукого замели в рудники, а остаткам его шайки было не до выпивки. А благопристойные граждане в такие беспокойные времена предпочитали пить домашнюю наливку у жениной юбки, а не шататься по трактирам. Указ короля о роспуске цехов подкосил многих. Мартинос тяжело вздохнул, подвигая по стойке очередную кружку своему единственному посетителю. Пожилой мужчина в добротном, но грязном и мятом костюме, залпом выхлебал половину кружки и продолжил жаловаться:

- Вот и жена пилит, что я пью много, а что еще делать-то? Вот ты мне скажи, что мне теперь делать? Раньше я кто был? Правильно, цеховой мастер Дэнейр, лучший перчаточник в этом городе! А кто лучший перчаточник в Суреме, тот лучший в империи! - Мартинос послушно кивал, за последнюю неделю он выслушал эту печальную историю уже трижды. - А теперь я кто, а? Я ж их, голодранцев, всему выучил, что знал, с улицы взял, мастерство в руки дал, десятую долю платил, все как по уставу, отцом родным был! А они? Все мои секреты вызнали и ушли, так даже мастерскую свою напротив моей открыли, и продают по дешевке, все, чтоб меня выжить! Лайковые, дамские, за две монеты! Ну, где это видано!

Мудрый трактирщик продолжал кивать - он уже побывал в новой лавке и купил жене и дочери по пять пар, разноцветных, из тонкой кожи, самых лучших перчаток. Он и старому мастеру сочувствовал - в одиночку тот за тремя своими бывшими подмастерьями не угонится, а сын у него еще мальчишка. Да и цену такую назначить не сможет. А все почему? Потому что по уставу цеха мастером только сын мастера стать может, эти ребята уже по двадцать лет у него в подмастерьях ходили, руку набили, выучились, деньжат отложили, а как только указ вышел - развернулись во всю ширь.

Старому мастеру они зла не желали, тот и впрямь был хорошим человеком, но на одной улице двум перчаточникам не ужиться, и почтенный Мартинос не сомневался, кто проиграет в этой схватке. Мастер Дэнейр разделит судьбу десятков других мастеров из самых разных цехов, в одночасье лишившихся верного куска хлеба. Хуже всего пришлось горшечникам, портным, плотникам - везде, где особых денег на обзаведение не требовалось, только простейший инструмент да мастерство, бывшие вечные подмастерья, пришлые умельцы из других провинций и деревень, просто ушлые ребята с золотыми руками, легко подсиживали стариков.

А вот в кузнечных, ювелирных и стекольных цехах все шло по-прежнему, несмотря на указ. Там можно по справедливости всю жизнь в учениках проходить. Устав у них был честный, не по родству, а по умению. Кто свой шедевр сделал, тот и мастер. А не сумел - учись дальше. Но старый трактирщик не сомневался, что и эти цитадели падут, слишком уж пьянил пряный запах свободы и шальных денег, тут уже не до чести и совести. А за свое дело Мартинос не переживал - пусть хоть десять трактиров рядом с его "Кружкой к обеду" откроют, все равно народ к нему ходить будет. Секрет целебного супа из бычьих хвостов он предусмотрительно не доверил даже собственной жене, так что страдальцам по утру одна дорога - к его столу.

А на Горшочной улице мастер Альвис въезжал в новый дом. Просторный, два этажа и чердак, хватит места и для семьи, и для мастерской, и для лавки. А на заднем дворе можно будет поместить печь для обжига. "Мастер" - он все еще не мог поверить своему счастью: двадцать лет ходил в подмастерьях, жениться успел, детей нарожать, а по-прежнему во всем зависел от хозяина. Тот и слышать не хотел ни о каких новшествах - как деды делали, так и им сойдет.

А ведь он сам, никогда Сурема не покидая, догадался, как делать фарфор из местной глины, не хуже кавднского. Но цеховой совет не позволил ему открыть мастерскую. Но теперь он сам себе хозяин, заказов на год вперед, рук не хватает, он уже троих помощников нанял, сам только обжигом занимается, а они месят и лепят по его рисункам. Альвис окинул новый дом взглядом и вздохнул - а ведь маловато будет. Не поместится здесь и лавка, и мастерская, да и работы столько, что еще двоих нанять можно. Почему бы не поставить сарай возле глиняного карьера, чтобы на месте делать заготовки, а здесь уже до ума доводить? И места прибавится, и дело быстрее пойдет, да и дешевле получится. И он, насвистывая, перешагнул через порог нового дома.

5

- Что значит эта бумага, господин министр, и почему ее обнаружили только сейчас?! - Король был в гневе и не считал нужным скрывать свой гнев. Его голос звенел от напряжения, губы побелели. Никто не смеет идти против воли короля, никто! Ни при жизни, ни после смерти!

Чанг давно уже научился читать по невозмутимому лицу Элиана его подлинные чувства, он знал, что золотовласый эльф способен и гневаться, и бояться, но впервые видел, как король гневается в открытую, и в глубине души испытал чувство облегчения. Эта фарфоровая сладкоголосая кукла все-таки уязвима. Он поддается гневу, а значит, рано или поздно совершит ошибку, нужно только не пропустить момент. А пока что следует сохранить свою незаменимость, ведь он и в самом деле незаменим - никто другой не справится с его эльфийским величеством, даже когда тот даст слабину. Чанг виновато кашлянул:

- Никто не мог предположить, что Хранитель оставил столь важные бумаги в обычной городской управе, ваше величество. В его комнате нашли только пепел, и я решил, что он все сжег. Завещание обнаружили случайно, оно могло пролежать в архиве сто лет.

- Но ведь он даже не был женат!

- В этом нет необходимости. Леар Аэллин взял эльфийку Далару в наложницы согласно родовому праву. Законы империи этого не запрещают, не было необходимости - обычай ушел в прошлое вместе с рабством и междоусобицами. Перестали захватывать пленниц и запретили покупать рабынь, а свободные женщины требовали законного брака. Но дети от таких союзов могут наследовать отцу, если тот признал их и принял в род. Леар Аэллин своих детей признал.

- Оставьте при себе свое знание варварских традиций! В моей империи нет и не будет никакого "родового права"! Эти бастарды дважды вне закона - и как ублюдки, и как Аэллины. Найдите женщину и ее щенков.

- Если то, что я слышал о Даларе-Плетельщице, правда, выполнить ваш приказ будет несколько затруднительно. Она наверняка покинула империю.

- Мне все равно, где вы ее отыщете. В империи, в Кавдне, в Зачарованном Лесу или на морском дне! Вы получили приказ, министр, вот и покажите, на что вы способны!

Чанг только вежливо поклонился. Право же, Леар Аэллин достоин восхищения. Он ухитрился и после смерти нанести удар, да так метко, что его величественное величество разве что ядом не плюются. Но Хранитель перехитрил сам себя, король в ярости, и у Чанга нет выбора, ему придется найти эльфийку, чтобы сохранить свое положение. Элиан слишком явно дал понять, что ему не нужен министр, не способный совершить невозможное. Если повезет, он сумеет спасти женщину, но детьми придется пожертвовать. Чанг только надеялся, что у короля хватит ума не устраивать из смерти детей такое же представление, как он устроил из казни их отца. Народ не поймет, а в Суэрсене тем паче не оценят.

Министр снова перечитал документ, посмотрел на дату и присвистнул - да господин Хранитель просто герой-мужчина! После всех его тайных развлечений с девицами, затащить в постель эльфийку, и тут же заняться наместницей! Но восхищение быстро сменилось злостью на самого себя - не доглядел, даже предположить не мог! Теперь ищи в море ветер, если у эльфийки есть хоть капля того ума, что ей приписывают (в чем он сомневался - с чего бы она тогда связалась с Аэллином), она давно уже сидит в какой-нибудь деревушке на Лунных Островах, а то и в новые земли подалась.