Величайший дракон

Сам Холлейн рассматривал ситуацию скорее как любопытную, чем пугающую.

Вытянувшись вдоль северной стены города, ближе к Башне, сверкали зеленые огни, любимые в Квартале Эльфов. Великое искусство эльфов в металлургических ремеслах превращалось в большую коммерцию. Производство эльфийских клинков, топоров, прочего оружия и инструментов, равно как и металлических орнаментов, позволяло другим производствам увеличить число квалифицированных и полуквалифицированных рабочих.

В последние дни в городе царила суматоха, которая в основном была связана с решением столетней давности, в котором говорилось о необходимости поощрить лесных эльфов горы Красного Дуба заключить союз с Аргонатом. Больше ни один город не связывал себя так тесно с народцем эльфов.

Холлейн взглянул на юг и вздохнул. Несмотря на все эти хорошие новости, количество проблем не уменьшалось. Аргонат постоянно усиливал свое влияние благодаря силе Кадейна, одного из крупнейших южных городов. С населением, в четыре раза превосходящим население Марнери, Кадейн далеко разросся за границы своих старых стен. Марнери все еще стоял за каменными стенами, которые защитили его в черные годы Опустошения и войны с Мач Ингбоком, повелителем демонов.

Но теперь Марнери задыхался в этих границах. Близлежащие городки и деревни срослись в один большой пригородный круг, шел тот же процесс, который Кадейн пережил столетием раньше. Все граждане, живущие в стенах города, были равны, хотя, конечно, прекрасные дома на Фолуранском холме производили совсем не такое впечатление, как те, которые стояли в Западной гавани. Тем не менее, они все равно чувствовали защиту окружающих их стен и единый боевой дух Марнери. Сохранить живым такое чувство в городе, разросшемся, как Кадейн, будет непросто.

И Холлейн знал, что именно этот дух и стал главной причиной, из-за которой и проявилось настоящее лидерство Марнери в Аргонатском союзе. Марнери никогда не сможет поспорить с Кадейном количеством населения, сколько ни разрастайся.

Холлейна передернуло, он плотнее запахнулся от холодного ночного воздуха, повернулся и начал спускаться по лестнице во внутреннее помещение Башни. Город менялся, а с ним менялось и все остальное, и он почти ничего не может с этим поделать. Он продолжал спускаться, пока не достиг этажа, где располагались покои Тарчосов. Кивнув Хабу, служанке, он вошел и проследовал по залу в покои жены.

Он нашел ее сидящей на кровати и шьющей при свете свечей.

Его рубашки принесли из прачечной с частично разошедшимися швами, а он должен был одну из них завтра надеть. Прибыли сановники из Чардхи, королевства Хентилдена, и в честь них был назначен парад.

— Все в порядке? — спросила она.

— Когда они возвращались в Драконий дом, они орали во всю глотку.

Холлейн снял свой мундир и сел, чтобы снять сапоги.

— И все равно, Холлейн, я волнуюсь.

— За Релкина?

— Да. Интриги против него все множатся. Командир Хейс из первого полка Первого Легиона выдвинул обвинения и отказался их снять.

— М-м-м…

Он знал, что в Легионах еще попадаются люди, симпатизирующие Аубинасу, но его удивляло, что они открыто выступили — так скоро после поражения бунтовщиков.

— Это те, кто симпатизирует аубинасским бунтовщикам, и они нашли союзников в лице антидраконовской коалиции среди высшего командования. Сама знаешь, кого я имею в виду. Генерал Свинг, адмирал Ледимор.., в основном кавалеристы и моряки.

— О да, они хорошо известны своими взглядами. А есть еще и такие, которые считают, что некоторые дракониры получили больше, чем заслуживают, и им воздаются слишком большие почести.

— Такая ревность унижает, — Лагдален тяжело вздохнула, подумав о ничтожности и бессмысленности усилий аубинасских бунтовщиков и их последователей. — Релкин пролил много крови за Аргонат, но в этой истории с золотом у него есть слабые места.

— Он никогда не пытался скрыть его. Он зарегистрировал его, как только прибыл в город.

— И все равно это можно считать грабежом. Мы не получили известий из Мирчаза.

— Но получили из Ог Богена.

— Это правда, пылкие похвалы от самого великого короля Хулапута. Он без всяких околичностей ручается за Базила и Релкина.

— Во всяком случае, это легализует большую часть золота.

— Но проблема-то в золоте из Мирчаза.

Холлейн взял кувшин с элем, который внесла Хабу.

Лагдален кончила чинить его рубашку и начала прибирать иголки и нитки. Холлейн видел, что ее беспокоило что-то еще. Когда она взглянула на него, в ее глазах стоял вопрос.

— И все же я считаю, что это уже не имеет никакого значения, — сказала она. — Ведьмы все равно заберут его, и это не зависит от того, каким будет приговор суда. Ему уже никогда не увидеть нормальной жизни.

Холлейн нахмурился.

— Ты в этом уверена?

— А ты что, ожидаешь чего-то иного? Они должны выяснить, что ему известно. Каким образом он может делать то, что делает.

— Релкин будет жить в Андикванте?

— Полагаю, да. Под постоянным надзором и контролем.

— Он возненавидит это.

— Но на самом деле выбора у него нет.

А в конце аллей, за Рыбным холмом, в самой старой части города, крысы почувствовали начало болезни. Они стали безразличными ко всему. Их глаза потускнели. На телах появились язвы, вскоре они умерли. По мере того, как они остывали, их покидали блохи и устремлялись в поисках других еще теплых тел.

Глава 7

Сразу после рассвета под низким небом и по темной воде бриг «Лилия» вошел в Марнерийскую гавань. За волнорезами вода была поспокойней, но ветер

— все таким же острым и надоедливым. Остальные корабли стояли на якоре на внешнем рейде. Но матросы «Лилии» были не новичками. Они моментально взяли рифы на парусах, прикрылись огромным корпусом белого корабля «Овес», а там уж проскользнули и во внутреннюю гавань, чтобы пришвартоваться у пристани Водяных Ворот.

Релкин сошел на берег, в знакомую суматоху Марнери.

Пивнушки на Рыбной улице работали на всю катушку, а цветочницы на углу Крепостной на все голоса хвалили свой товар. Он закинул за плечо свой походный мешок и принялся выбираться из толпы, переполненный радостью, что вернулся в город, который для него ближе всего подходил под название «дом». Он поднялся по Крепостной улице, мимо рынка, забитого покупателями, через Фолуранский холм с его прекрасными зданиями и далее, к парадной площади над Водяными воротами.

Охрана его узнала и приветствовала подчеркнуто четким салютом. У него могли быть свои трудности с законом, но, несмотря на это, драконир Релкин из Сто девятого марнерийского оставался в Легионах одной из самых уважаемых личностей.

Релкин отвечал на салюты по всей форме, стараясь изо всех сил, но при этом с его лица все равно не сходила улыбка. Не часто дракониру воздают такие почести.

В Драконьем доме вокруг него вскоре собралась толпа ребят, но ему хотелось увидеть только одну большую морду… И тут из стойла со счастливым ревом вырвался Базил и чуть не лишил парня жизни, прижав к своей огромной груди.

Вновь обретя дыхание, Релкин попросил, чтобы его поставили обратно на пол.

— Очень хорошо, что мальчик вернулся.

— Здесь хорошо.

Не обращая внимания ни на какие протесты, Базил вновь его обнял и унес в стойло.

— Я скучал по дурацкому мальчишке. Много времени прошло.

— Это только так кажется, что много, старик. Я горел желанием вернуться сюда с того самого момента, как уехал.

Опытный глаз Релкина сразу заметил некоторые изменения, которые заставили его нахмуриться. Шкура Базила выглядела так, как будто ее какое-то время не чистили. Когти были подстрижены, но не очень-то тщательно, вверху, на правом бедре, была царапина, которую вообще даже и не пытались обработать!

— Как это произошло? — тут же спросил он, указывая на рану.

— Все так же, старик! — голос Базила был переполнен радостью. — На тренировке. Все уже зажило.