Северные горы (СИ)

Теригута действительно колола спину. Еще хуже был каблук, впившийся в правую ягодицу. Но остановиться было совершенно невозможно.

Когда они летели в темноте на площадь Зеленых фей, обнявшись в тесной кабине, Карина задумчиво сказала:

— За один вечер ты любил меня на штурвале, на одеяле, на теригуте и на моей левой туфле. Или на правой?

— Если хочешь, мы подложим в постель что-нибудь еще интересное, например, кастрюлю, и я полюблю тебя на кастрюле, — засмеялся Артан.

— Не хочу на кастрюле, — запротестовала Карина. — Обычная простыня меня вполне устроит.

Но на обычной простыне они обнялись и моментально уснули.

--

Когда-то Артолия была мощной воинственной державой, перед которой трепетал весь континент. Рассказывают, что король Намангет VIII, великий полководец, расширивший пределы Артолии от Моря Тысячи островов на юге до турепанских предгорий на севере, первую половину жизни проведший в завоевательных походах, а вторую в попытках удержать захваченное, на смертном одре отмахнулся от Великого Омна, главного жреца Туип-Таа, и прохрипел: "Я не боюсь, что Создатель спросит с меня за пролитую кровь. Я боюсь, он спросит, почему Северные горы и Тысяча островов не исповедуют истинную веру в Него".

Уж не знаю, что говорят об этом на островах, а у нас в горах всегда считали: наш Огненноликий сильнее Туип-Таа, но не такой жадный. Он не хотел, чтобы его народ спускался на жаркие равнины Артолии, где всегда лето, и становился там слабым и ленивым, как бледные изнеженные артолийцы в своих южных городах. Но и войска Намангета на наши земли не допустил.

Рассказывают, что когда несметные полчища молодого еще короля подошли к Северным горам и встали, сверкая броней, на берегу Миэрге-рра-иу, пастух из рода Нгаинараре, потомок драконов, не успел увести своих бестолковых овец вовремя, и солдаты Намангета схватили его. В ту зиму в горах было много снега, и Миэрге-рра-иу разлилась шире обычного, воды ее побурели и мчались к Восточному морю с бешеной скоростью, все в хлопьях пены. По реке, кружась, плыли смытые постройки прибрежных поселков, вывернутые с корнем деревья и трупы утонувших животных. Генералы артолийского короля боялись соваться в разбушевавшуюся реку даже на танках, что уж говорить о пехоте.

"Покажи нам переправу", — потребовал Намангет от пастуха, когда того притащили к нему. Пастух был сильно избит и плохо стоял на ногах — его уже весьма энергично спрашивали о переправе люди ниже чином. "Я глупый человек, простой пастух, — сказал он. — Я не понимаю, чего ты хочешь". — "Ты умудрился перебраться через поток со стадом безмозглой скотины, — сказал король. — Значит, ты знаешь, как вернуться обратно. Покажи моим людям, где ты переходил реку". Но пастух был потомком драконов, и в груди его билось сердце дракона, хоть он был и не самый умный и не самый храбрый в сильном клане Нгаинараре. Он сказал так: "Ты большой человек, король южного народа. Твои воины сильны и отважны. Огненноликий простит меня, глупого и трусливого, если я помогу тебе перейти реку. Пусть твои люди идут за мной". Намангет поверил пастуху, ибо тот говорил, опустив голову, будто ему стыдно. На самом деле пастух боялся, что глаза выдадут его раньше времени.

Он привел людей короля к тому месту, где русло Миэрге-рра-иу разделял прежде остров. Когда-то на этом острове была крепость, затем она разрушилась, но острые обломки клинков, вил и копий все еще скрывались под водой там, где их воткнули давным-давно наши предки. Сам же остров залило водой, и его не было видно, хотя по бурунам можно было понять, где он. Но люди артолийского короля ничего не понимали в реках и не знали языка течения. Они послушно полезли вслед за пастухом в воду. Выше острова была отмель почти до середины русла, и, видя, что в этом месте турепанин едва замочил колени, солдаты совсем успокоились. Они шли за пастухом, не особо глядя под ноги, а за ними следом поползли уже тяжелые бронемашины. Несколько раз пастух оступался и падал в воду, потом вставал, отряхивался, как собака, и брел дальше. Солдаты очень веселились, видя это. И когда турепанин оступился последний раз, они ничего не поняли и шагнули за ним следом. Миэрге-рра-иу подхватила их и швырнула с размаху на смертельную отмель, ощетинившуюся железом. Несколько танков, ползших за пехотой, успели затормозить, но три или четыре из них, шедшие впереди, не удержались на мелководье, их поволокло и бросило на затопленный остров поверх собственных солдат, напоровшихся на колья.

Пастух погиб первым. Его уже нельзя было ни пытать, ни казнить. Потери Намангета были невелики: сорок человек и четыре танка — мелочи для многотысячного войска. Но все артолийцы видели, как это случилось, и страшная смерть на переправе подорвала дух армии. Король Намангет был великим полководцем и знал, когда войско с радостью пойдет на гибель, а когда не стоит и пытаться посылать его вперед. Среди солдат уже пошли разговоры: кто-то будто бы слышал, как пастух перед смертью призвал на помощь дух реки, кто-то будто бы видел, как вода приняла форму хищной когтистой лапы и сгребла все танки, до которых смогла дотянуться. Шептались, что пастуха чудовищной волной выбросило на другой берег. А один парень сказал: "Черномазый снял с шеи свои амулеты и бросил в воду, прежде чем в нее ступить". Побежали к отмели и увидели связку языческих побрякушек, зацепившуюся за ивовый куст.

Намангет понял, что Миэрге-рра-иу отныне непреодолима для его войск. Даже если рядом есть безопасный брод, ни один солдат не сунется в реку.

Так и вышло, что ценой жизни одного пастуха и стада баранов — их артолийцы, разумеется, моментально сожрали — были спасены Северные горы. Намангет до конца своих дней мечтал снова прийти сюда и перерезать горцев вместе с их баранами, но волнения в собственной разросшейся державе не позволили ему вернуться к нашим горам.

Имени пастуха уже не помнят, но каждый человек из рода Нгаинараре при удобном случае ввернет: "В нашем клане даже пастухи — и те драконы".

Оревалат Аартелинур

"Сказания Северных гор"

--

Летели ночи безоблачного счастья, тянулись дни нетерпеливого ожидания сладкой ночи, Артан каждое утро подвозил Карину в контору и каждый вечер забирал ее с работы. Иногда они отправлялись прямо домой, в постель; иногда летали на озеро — называлось: "искать лифчик", но поскольку он так и не нашелся, всегда был повод поискать еще. Артан учил Карину плавать; в результате она научилась любить его в озере ничуть не хуже, чем на турепанском одеяле, но так и не научилась держаться на воде.

Но через две декады начались неприятности. Сначала явилась домохозяйка. Она долго трезвонила в дверь; когда Карина открыла, мадам Теплиц решительно отстранила квартирантку и строевым шагом вошла в комнату, где на широкой кровати, принадлежавшей мадам Теплиц, на варварском турепанском одеяле лежал варвар-турепанин в одних трусах и читал толстую книгу. Неизвестно, что больше возмутило мадам Теплиц: наглое присутствие голого варвара на ее драгоценной кровати или то, что белоглазое отродье позволяет себе притворяться грамотным (сама мадам читала с трудом) — но домохозяйка побагровела, задохнулась, а потом взорвалась гневным ором. У нее приличный дом! Она не сдает черномазым жилья! Она не потерпит противоестественного разврата под своей крышей! Чтоб через час духу турепанского в доме не было! Что, если, не приведи Создатель, другие жильцы узнают, что дура-девчонка спуталась с белоглазым! Вон, немедленно вон! Подстилка турепанская! И будь добра денежки за этот месяц отдать сейчас же! Что? Месяц не кончился? Ничего, заплатишь, иначе мадам Теплиц пойдет к твоему начальству в твою гребаную контору и расскажет всем и каждому, с кем ты трахаешься, бесстыдница, позор артолийской расы!