Концепция силы. Юлька (СИ)

Кажется, нет. Влад ответил ободряюще:

— Свечи не бери. У меня их достаточно. К шести комната будет к твоим услугам. До свидания, Юлия.

Из телефонной трубки неслись унылые короткие гудки. Над головой размеренно и чётко отсчитывали время большие настенные часы.

Юлька положила трубку и посмотрела наверх. Полчетвёртого. Если ехать не на троллейбусах с пересадками, а на автобусе, до Влада полчаса. Значит, остаётся часа два на всё про всё: раскрасить перерисованные знаки, проверить хотя бы две пачки тетрадей — остальное утром. Ладно ещё пообедать успела.

Пообедать… Усевшись за стол и усердно заработав карандашами, девушка насмешливо вспоминала: она боялась, Олег отвезёт её в какой-нибудь ресторан — он привёз её в убогую забегаловку. В ответ на её насмешливое изумление он с интонациями заядлого гурмана объявил: «Здесь абсолютно необыкновенно готовят мясо!» Когда он поставил перед ней тарелку с этим мясом, она с трудом удержала челюсть на месте: кусок тянул где-то на полкилограмма — не меньше! «Боже, мне столько не съесть!» — панически подумала Юлька, а её нос восхищённо ловил великолепные запахи, торжественно вздымавшиеся над тарелкой. И они ели «необыкновенно приготовленное мясо», запивая горячие, сочащиеся прозрачным соусом ломти томатным соком, который можно было наливать из необъятных размеров керамического кувшина.

«И я съела всё! — с восторгом и ужасом вспомнила Юлька, и облизнула губы, и смутилась: — Эх, я! А ещё твёрдо считала себя вегетарианкой!»

Благодарный вздох — и Юлька с сожалением вернулась к реальности.

Карандаш застыл над схематическим рисунком. Работа дальше не продвигалась. Того гляди, тетради и впрямь придётся проверять рано утром.

Отогнала от себя образ Олега («Какой он всё-таки огромный — как скала!») и сосредоточилась над выбором цветных сочетаний. Владу нужны были цветные пентакли, а интуитивному чутью Юльки в цвете, как сам часто говорил в последнее время, он доверял.

Пентакли ему рисовали и профессиональные художники из кружка, но месяц назад Влад провёл эксперимент, предложив всем раскрасить копии, и в беседе с глазу на глаз с Юлькой объявил: «У них у всех вышли детские рисунки, а ты уловила настоящую гамму собственно пентакля. Его ауру. Ты видишь цвет этого рисунка? Как ты подбирала его?» Юлька тогда впервые оказалась с Владом наедине, жутко стеснялась его, чуть не заикалась: «Не знаю, как у меня вышло. Просто казалось, эту часть надо чёрным карандашом, а эти полоски — зелёным…» Он пытался добиться от неё большего, показывал другие пентакли, спрашивал, что она видит, просил назвать цвета. Юлька старалась, честно таращила до боли глаза — и ничего не видела.

Тем не менее пентакли продолжала раскрашивать так, как было необходимо. В конце концов Влад отступился, но за рисунки скостил кружковую плату, а вчера даже предложил платить за них.

Краем уха Юлька слышала, что он хочет по-новому оборудовать комнату для занятий, а её интерьер отделать вставками из пентаклей. Об их включении в действие, да и о самом действии Юлька, несмотря на знакомство с книгами-источниками, имела смутное представление. Практические дисциплины её интересовали больше, чем увлечённость Влада магией.

… Наконец сосредоточенность появилась. Девушка словно плавно перетекла из одного состояния в другое. Черты лица разгладились, как в глубоком сне, а движения стали немного марионеточными: чётко и быстро раскрасив одним карандашом часть рисунка, она дёргано откладывала карандаш, хватала другой. Работала она достаточно жёстко и целеустремлённо.

Один за другим переходили листы из одной стопки в другую, с трудом умещаясь на столе (Влад давал ей четвертинки ватмана). Для одного из листов она уверенно и без эмоций использовала фиолетовый цвет. Положила нарисованное затем в стопку готовых пентаклей и ни единым движением окаменелого лица не откликнулась на цвет, недавно вызывавший у неё ужас.

Лицо девушки не просто каменело. Оно обострилось, будто побледневшая кожа, сжавшись, крепче обтягивала скулы. Двигались лишь светло-карие, прозрачно-чайного оттенка глаза.

За окном ссутулилась ворона. Она внимательно смотрела на работу девушки и не обращала внимания на свой полуоткрытый клюв, из которого редко, но равномерно падала на карниз алая кровь, разбиваясь в выпуклые, тёмные в вечернем свете кляксы.

… Начиная оживать, Юлька машинально перевела взгляд на часы. Долго не могла понять того, что видит. Дошло. Она слабо ахнула, схватила охапку готовых листов, запихала в пакет. В момент переоделась.

Пуговицы плаща вредничали. Потом завредничала входная дверь. Обнаглевший замок не желал открываться. Юлька пробовала и так и этак — не хочет, и всё.

Первоначальное нетерпение мигом вспенилось в свою высшую стадию: Юлька рассвирепела. Сдавленно рыча, она лупила по двери кулаком и снова пыталась сдвинуть с места замочный язычок. Даже сбегала на кухню за крепким ножом и долго ковыряла им в прорези. Да, нож оказался замечательно крепким. Он оставлял короткие, но приличные царапины на металле, но язычок даже не шевельнулся.

Юлька с подвывом застонала, как вдруг услышала за дверью:

— Юленька, поставь «собачку» в нормальное положение.

Она чуть не расплакалась от счастья, узнав голос мамы.

— Мама, милая! Поскорее! Я опаздываю, а замок не открывается!

Мама вошла со словами:

— скажи спасибо, что бабушки дома не было. Мы бы точно приехали поздно. Странно. Я открывала — ключ как по маслу шёл.

Юлька чмокнула маму в щёку: «Избавительница моя!» и вылетела на лестничную площадку.

Одна, другая лестница… Ступенька за ступенькой… Вниз… Быстрее…

Ступень в середине лестницы внезапно пропала. Юлька машинально собралась перешагнуть на другую — ту тоже словно выдернули из-под ног. Девушка схватилась за перила удержать движение по инерции вперёд, встала, как вкопанная.

Зажмурилась до белых искр в закрытых глазах, ощущая торопливыми толчками дёргающие в виски жилки. Постояла и снова с опаской вгляделась в лестницу. Нормальная лестница. С нормальными ступеньками. Юлька нерешительно опустила ногу на ступеньку ниже. Вроде всё в порядке… Поставила другую. Постояла. Лестница не двигалась. Тогда Юлька вспомнила бесшабашное детство — и прыгнула в самый низ.

Оглянулась — никаких кошмаров, да ещё наверху открылась дверь. Кто-то спускаться собирается.

«„Блазнится“ — кажется, так это называется. Или называлось в старину, — размышляла девушка, торопясь по дороге к остановке. — Можно, конечно, сказать — „привиделось“, но „блазнится“ лучше. Привиделось — это долго. А блазнится — и мелькает время от времени, и соблазн, и даже блеск. А соблазн точно есть. Посмотреть, потрогать. Было бы время, вернулась бы постоять…»

… Олег едва не прозевал её. Сидел в машине, поглядывал на подъезд и прикидывал: зайти не зайти. И вдруг она сама выскочила и так явно спешила, что он вспомнил её предупреждающую реплику: «Жду звонка».

Итак, ей позвонили. Видимо, позвали. «Какое мне дело, кто и куда позвал? — убеждал себя Олег, пристраивая свою машину за автобусом. — Подружка попросила чем-то помочь, родственники…»

На конечной остановке, где Юлька вышла, он сообразил, куда он идёт И это ему не понравилось. Коттедж, скромнее остальных, безо всяких архитектурных выкрутасов, Олегу был неприятен. А поскольку он был склонен к точному выражению своих мыслей, то его неприязнь быстро оформилась: «Потому что туда вошла Юля».

… Маленькие изящные руки Влада бережно перебирали принесённые листы пентаклей. Он бегло просматривал их и раскладывал перед собой. Сидели и он, и Юлька на ковре в комнате для медитаций.

— Отлично, просто великолепно, — бормотал он. — Вот этот положим рядом с этим… Отлично! Правда — отлично!

И ожидавшая похвалы, Юлька сияла: как здорово услышать такую оценку! Да уж, много ли человеку для счастья надо…

— Какой колоритный получился, — прошептал Влад как бы самому себе.

Юлька заглянула в тот лист, который ему понравился больше остальных, — и похолодела. Фиолетовый в электрическом свете резко и неприятно ударил по глазам. Она хотела что-то сказать, но только сипло вздохнула. Фиолетовый рос ей в глаза, плавно подпрыгивая зонтиками-фонтанчиками. Цвет уже заполонил комнату грузными жирноватыми слоями, и Юлька почувствовала, что он сушит ей глаза и перехлёстывает горло.