Запретная Магия

— Пожалуйста, — кивнул Каландрилл, думая о том, что, если бы эта просьба исходила от Тобиаса, слуга уже давно бы бросился ее исполнять.

— В какой последовательности, господин?

Каландрилл с трудом сдержал вздох — надо все-таки быть построже — и сказал:

Сначала есть, затем мыться. Стрижка в конце.

Слуга кивнул.

— Будет исполнено, господин.

Слуга ушел, и Каландрилл вновь принялся за книгу. Преимуществом Медифа были более современные карты, более точная, чем у Сарниума, картография. Секка лежала на востоке Лиссе, более или менее на той же параллели, что и Альдарин; Вессиль — к северу, а еще выше раскинулся большой залив, где, огражденные от морских бурь, работали верфи Эрина. Эйль и Кандахар расположились на другом берегу Узкого моря; Альдарин занимал очень выгодное географическое положение, как раз на пересечении торговых путей всех городов на обоих берегах моря; Секка же торговала в основном с городами Лиссе и далекой Джессеринской равнины. При желании домм Альдарина мог бы перерезать все торговые пути Секки, так что ей очень важно заключить договор о морских путях до Кандахара.

Кандахар расположен на южной оконечности полуострова, врезающегося в Южный океан, и, хотя формально он поддерживал мир с Лиссе, здесь находили пристанище кандийские пираты, державшие в напряжении всю торговлю Лиссе. Так что морской союз, борьба единым фронтом против корсаров — в интересах и Секки, и Альдарина.

Удовлетворенный своими выводами, он поднял глаза от карты и опять задумался о предсказанном ему Ребой путешествии в далекие края. Эйль и Кандахар не так уж и далеко от Секки, но даже Медиф ничего не пишет о землях более удаленных. По ту сторону Ганнских островов, охранявших северные подступы к Лиссе, лежала земля Керн, которая, судя по описанию Медифа, была прерией, бескрайним полем, покрытым травой, вокруг огромного леса Куан-на'Дру; к западу возвышались горы Валц, а еще дальше на север, за провалом Кесс-Имбрун, раскинулась Джессеринская равнина. Об этой загадочной стране ничего не было известно; купцы не забирались дальше Нивана, труднодоступного города в устье Марля. Полуостров, на котором, разделенные пустыней Шанн, лежали Эйль и Кандахар, делился пополам хребтом Кхарм-Рханна, а западная его оконечность почти полностью терялась в джунглях Гаша. На северо-западе от великого хребта Валц до самого моря тянулся Гессиф, о котором Медиф писал: «Это — заповедная земля, о которой лучше не вспоминать. Она сплошь покрыта вонючими топями, в которых, без любви человеческой, прозябают странные, забытые богом существа. Трое из моих людей погибли там, да и сам я едва не скончался от болезни». И больше ничего.

Каландрилл вспомнил, что у него есть еще одна, более подробная карта, хранившаяся где-то в дворцовых архивах. Как-то, копаясь в поисках карты Лиссеанского побережья, он натолкнулся на нее, но тогда не обратил внимания. Надо будет поискать. В случае, если Надама отвергнет его…

Слуга принес на медном подносе тарелку с холодным мясом и фруктами. Каландрилл закрыл книгу и отложил ее в сторону.

— Сейчас займутся приготовлением ванны, — объявил слуга и вышел, даже не удосужившись поклониться.

Каландрилл почувствовал, что голоден. Только он надкусил яблоко, как вошли еще двое слуг с чаном дымящейся воды; за ними две служанки несли ведра с холодной водой. Мужчины вылили горячую воду в ванну, а женщины встали в стороне, ожидая приказаний. Он отпустил их. Позволять кому-то мыть себя казалось ему убожеством, а любовь к Надаме не позволяла думать о других услугах, предоставляемых женщинами.

Когда Каландрилл выбрался из ванны, его уже поджидал парикмахер, и, сев на стул, он, односложно отвечая на вопросы, наблюдал за падавшими около его ног локонами. Приведя в порядок волосы, парикмахер принялся брить Каландриллу щеки; наконец он позволил осмотреть результаты своего труда.

— Спасибо.

Жестом Каландрилл отпустил парикмахера и уставился на свое отражение в зеркале. Теперь он выглядел явно опрятнее, хотя, может, и не намного привлекательнее. Что поделаешь? Без божественного вмешательства красивее ему не стать. Каландрилл взглянул на песочные часы — они показывали, что до банкета оставалось совсем немного. Он пошел в гардеробную.

Обычно Каландрилл не придавал одежде никакого значения, но сегодня он долго думал о том, что надеть, вытаскивая и отбрасывая в сторону то одну, то другую вещь. Наконец юноша остановил выбор на свободной рубашке из секкийского шелка и темно-синих штанах с темно-бордовым поясом, с которого на серебряной цепочке свисали ножны; рукоятка кинжала была украшена огромной жемчужиной, а синие кожаные ботинки прошиты серебристыми нитками, гармонировавшими с ножнами; на плечи Каландрилл накинул тунику, расшитую темно-бордовыми и синими ромбами. Он еще раз критически осмотрел себя в зеркале и, довольный своим необычным видом, налил чашу альданского вина.

Три бокала придали Каландриллу необходимую уверенность в себе. Когда раздался гонг, он еще раз оглядел себя с ног до головы, решаясь покорить Надаму. Едва сдерживаясь, чтобы не побежать, он решительно спустился по лестнице.

Оказавшись на первом этаже, он по кафельному полу прошел в Малый банкетный зал. Для послов обычно не устраивались грандиозные пиршества, это — привилегия доммов или равных монархам гостей. Сегодня на банкете собрались только те из родовитых жителей города, кто непосредственно имел отношение к переговорам, и их семьи; но и их оказалось достаточно — зал был переполнен. Отец Надамы, Тирас ден Эквин, тоже должен быть здесь с женой и дочерью. От этой мысли сердце Каландрилла заныло.

У входа в зал часовые приветствовали Каландрилла, и он махнул им в ответ рукой. Перед аркой он остановился. На улице сгущались сумерки, и поэтому вдоль стен уже горели факелы; сандаловое дерево, тлевшее в медной жаровне, наполняло воздух ароматным дымом. Билаф сидел за Высоким столом, стоявшим на черном мраморном возвышении в три ступеньки, лицом к арочному входу; по правую руку от него восседал посол, по левую — Тобиас. Справа от посла стул был пустой. Каландрилл задержался в дверях, осматривая зал. Все наиболее важные советники домма сидели за столом у подножия Высокого стола; там была и Надама.

Она выглядела восхитительно. На ее каштановых, высоко забранных, чтобы подчеркнуть бледную стройность шеи, волосах играли золотистые блики, отбрасываемые факелами. Глаза ее светились, она широко улыбалась, а когда повернулась к матери, белый шелк так выразительно натянулся на груди, что у Каландрилла даже перехватило дыхание. Глубоко вздохнув и пытаясь придать лицу достойное выражение, он ступил в зал.

Когда он подошел к Высокому столу, Билаф коротко взглянул на него и что-то пробормотал человеку, сидевшему по правую руку от него. Посол — высокий, стройный, с красивым орлиным носом и коротко подстриженными волосами — сидел прямо, и его темные глаза поблескивали на загорелом лице, оттененном бледно-голубой и золотистой одеждой. Он взглянул на Каландрилла и кивнул. Тобиас тут же с улыбкой что-то добавил ему в другое ухо, и Каландрилл понял, что они говорят о его опоздании. Юноша покраснел и инстинктивно ускорил шаг. Проходя мимо Надамы, он поймал на себе ее взгляд и улыбнулся, довольный ее молчаливым приветствием.

— Наконец-то.

Билаф смотрел на сына холодными серыми глазами, задумчиво теребя медаль, свисавшую с его шеи. Каландрилл покраснел еще сильнее и, пробормотав что-то в свое оправдание, сел.

— Мой младший сын, Каландрилл, — представил его послу Билаф. — Каландрилл, этот господин — Варент ден Тарль из Альдарина.

— Очень приятно.

Каландрилл вежливо поклонился, и Варент приветливо улыбнулся в ответ.

— Зачитался наверняка, — заметил Тобиас с издевкой.

— Ученье не такая уж плохая штука, — пробормотал Варент, и Каландрилл бросил на него благодарный взгляд.

— Но бессмысленная для того, кому уготована судьба священника, — заметил Тобиас.

Варент слегка пожал плечами и погладил бороду, как бы раздумывая.