Сокровища зазеркалья

— Хорошо, — девушка закусила губу, — Я не знаю, как это объяснить…

— Что именно?

— Вы и лошади.

— Я и лошади? Я люблю лошадей, Джесси. Действительно люблю. В отличие от своих работников, которые вечно норовят навредить моим лошадям своей халатностью или глупостью. Вас я не люблю. Вас я терплю потому, что моим лошадям вы все-таки нужны.

— Я знаю, — Джесси вдруг задорно хихикнула, — Вы прощаете нам наше существование, потому что мы нравимся вашим лошадям.

— И, тем не менее, вы решили мне помочь. Старому толстому скандальному мизантропу, который дает вам право на существование только в угоду своим лошадям. Почему?

— Потому что, если бы не лишний вес, лучшим в мире наездником были бы вы.

— Что?!

— Понимаете, я вас боялась и ненавидела, — затараторила Джесси, заметив, что я опять готов разораться, — Я боялась подойти к вам и попроситься на работу. Целых три дня. А потом я увидела вас на Годзилле. Я — отличная наездница, я это знаю, но, боюсь, так я не смогу ездить никогда. Это органика. Вы не сидите на лошади. Вы сливаетесь с ней. Полностью. Вы с Годзиллой словно становитесь продолжением друг друга. Вы — не человек и конь. Вы человеко-конь. И, если бы вы смогли сесть не на медлительного шайра, а на настоящую скаковую лошадь, вы бы выиграли любую гонку. Потому что вы сами становитесь Годзиллой, делясь с ним своим человеческим разумом. Это чудо. Марк, я знаю, ваша полнота — генетическое отклонение. И поэтому я злюсь на Бога, когда смотрю на вас. Как он мог! Как он мог вложить такой дар в такое тело!

Я вздрогнул от ее резких слов и готов был уже отбрить вконец обнаглевшую девчонку. Я не люблю говорить о своей полноте. Это моя проблема. Только моя. И ни насмешки, ни сочувствие мне не нужны. Все кары небесные могли обрушиться на голову Джесси в тот момент. От лишения премиальных до увольнения. Но… уже набрав полную грудь воздуха, чтобы заорать на маленькую негодяйку, я вдруг увидел слезы в ее глазах. Злые слезы обиды на Бога. Той самой обиды, которую я сам носил в себе большую часть жизни.

Я пригнул голову к коленям и медленно выдохнул.

— Марк, — тихо позвала Джесси.

— Брысь отсюда, — приказал я, не поднимая головы.

— Марк, я вас обидела?

— Джесси, уйди. Просто уйди.

— Но я…

— Ты сказала больше, чем я был готов услышать. Я не в обиде на тебя. Я сам потребовал ответа на вопрос. А теперь уходи. Уходи, пока я не начал на тебя орать.

Лишь через несколько минут после того, как за ней захлопнулась дверь, я поднялся с дивана. Кожаная обивка, распрямляясь, издала протяжный вздох облегчения. Даже мебель не любит толстяков.

Серебряная леди Маргарита

Они — со мной. Почему? Почему они пошли против всех? Я хочу спросить, но боюсь. Наверное, я бы рискнула спросить Ренату. Гектора. Близнецов. Но остальные…

Грэм меня пугает. Он одержим желанием найти девушку, которую полюбил в нашем мире, и все свои надежды возлагает на меня. И хотя я уже нарисовала проход в свою квартиру, у меня странное чувство, что он ждет от меня чего-то большего. Впрочем, он ведь пока об этом не знает.

Штред — симпатяга. Казалось бы, такой крупный и спокойный мужчина должен вызывать доверие, но эта кунья хитринка у него в глазах меня настораживает, мешает полностью расслабиться в его присутствии.

Бриза слегка надменна, молчалива и слишком много замечает. Я чувствую в ней какое-то двойное дно.

Синдин. Ну, тут-то как раз все понятно. Он со мной потому, что со мной Рената. Может, еще немного потому, что я тоже оттуда. Надежный. Да, рядом с ним мне хорошо, я не чувствую напряжения.

Арианна почти по-эльфийски красива. Очень сильная личность. Но что-то ее беспокоит, все время оттаскивает на себя ее мысли. Совершенно не понимаю, почему она здесь.

Дилия — ведомая. Без Арианны она шагу не сделает. Но ведомый может дать слабину. Или слишком буквально следовать за ведущим.

Хандариф, по-моему, редкий разгильдяй. Но, тем не менее, я чувствую, как уважают его остальные. Сильный маг? Хороший боец? Мудрый друг? Рано судить.

Дашмир — брат Хандарифа. Все, больше о нем нет никакой информации. До сегодняшнего представления верховным я его в глаза не видела. И не рисовала. Он прибыл в свите огненного эмира, но сразу же присоединился к нам. Почему? Нет ответа.

Эврид. Ну, здесь я могу быть необъективной. В конце концов, он — единственный из моих моделей, кто пожелал меня отблагодарить за потраченное время. Он мне нравится. Он слишком стар и мудр, чтобы делать необдуманные шаги. Интуитивно я ему доверяю. Не ошибиться бы.

Шета мне нравится тоже. Оказывается, она была в той самой первой группе кентавров, которую я рисовала. Тогда еще совсем девчонка. Я не помню. От нее исходит доброта, хотя, наверное, это характерно для всех целителей.

Кантариэль и Зантариэль похожи как все однояйцовые близнецы. И все же теперь я их различаю. Даже странно, что раньше подумала, будто это один и тот же эльф. Нет, разница не в чертах их лиц. Только во взгляде и немного в поведении. Не знаю, понимают ли они это сами. Зантар чуть сдержанней в своих проявлениях, но при этом более озорной и легкомысленный, готовый смеяться по любому поводу, и в его взгляде это заметно. А Кант, наоборот, изо всех сил старается выставить себя разгильдяем и пофигистом, но печаль не уходит до конца из его глаз даже во время самых остроумных шуток. В том ли дело, что они, как и я, эльфы, или в том, что, как и я, они на прочих эльфов не похожи, но я чувствую свое сродство с ними. Они единственные кому мне очень хочется доверять. И если меня предаст кто-то из них, мне будет больнее, чем, если это сделает любой из остальных.

Риох. Даже не знаю, как объяснить, что нас связало. Что-то особенное. Меньше, чем за сутки, мы стали не просто друзьями. Мы словно принадлежим какому-то одному континууму, куда нет больше входа никому. Может, все дело в том, что мы вместе творили магию. Я не могу это объяснить, но знаю, что могу доверять гоблину так же, как самой себе.

Рената просто не может не вызывать симпатии и восхищения. Я пришла от нее в восторг, еще, когда рисовала ее портрет, но, только встретившись с ней, поняла насколько это светлая личность. Для Ренаты не существует полутонов. Если она любит кого-то, она предана до конца и отдает себя без остатка. Я вижу это в ее взгляде, когда она смотрит на Гектора или Грэма. Им повезло, что у них есть такой друг. Синдину повезло еще больше, вот только он то ли не знает об этом, то ли не хочет замечать, то ли просто боится поверить. Впрочем, похоже, и сама Рената прибывает в неведении относительно чувств рыжего гнома. Какая прелесть!

Ну, и Гектор… Гектор, Гектор, Гектор… Ничего не понимаю. У него есть тайна. Что-то, что он скрывает от меня. Но эта тайна для меня не опасна. А она меня касается? Возможно. Но, если так, она меня скорее обрадует, чем огорчит. Странная не моя тайна обо мне. Почему я так в этом уверена? По его взгляду. По его улыбке. По… Гектор… вчера он мне даже не понравился, а сегодня… Стоп! Марта, окстись! Ты больше не пожилая, больная диабетом одинокая женщина, а юная эльфийка. А он — старый человек. Ему за девяносто! Но, черт возьми, он даже на пятьдесят не выглядит! Все! Хватит фантазий, Марта! Ты уже обожглась на своих глупых фантазиях. Пошли знакомиться с маленьким чудом, сидящим у него на плече.

— Привет, — говорю я и не смотрю на Гектора.

— Привет, Марта, — отвечает маленькое чудо.

— Привет, Марта, — вторит ей Гектор.

— Ты кто? — спрашиваю я, невольно расплываясь в улыбке.

Она — ребенок. Она — женщина. Она — квинтэссенция какого-то запредельного счастья. И радости. Я радуюсь, глядя на нее.

— Гектор, ты не обидишься, если я тебя брошу? — спрашивает маленькое чудо, — Нам с Мартой нужно поболтать о своем, о девичьем.

— Конечно, маленькая, — Гектор тоже улыбается, — Я понимаю, что у вас свои секреты.

Радужные стрекозиные крылышки расправляются, щекоча Гектору ухо, и цветочная фея перелетает ко мне на плечо.