Шесть Царств (СИ)

В девять позвонила тетя Галя и сказала, чтобы Сашка шел домой. Когда друг ушел Пашка открыл шкаф с инструментами и нашел папин фонарик.

***

Бабу Люсю, бабу Настю и бабу Валю на первый взгляд ничего не связывало. Жили они на разных концах Заветов и никогда не встречались. У всех разная пенсия, баба Люся подрабатывала сторожем, баба Настя торговала на рынке ширпотребом, а баба Валя свободное время тратила на собирание бутылок. Но имелись у них и сходства. Ну, например, все любили рано ложиться спать - в девять уже дремали. Далее, все, в принципе, здоровы, но у каждой небольшая болезнь. У Любы барахлило сердечко, она принимала валерианку; Настю беспокоили камни в почках, иногда она не могла заснуть без снотворного; Валя страдала ожирением, ибо любила вкусно поесть и главное --  умела вкусно приготовить. И еще все держали кошек.

Если внешне старушки отличались, то кошки были как на подбор - черные и резвые. Сегодня всех бабулек как обычно сморило и они, кто в кресле, кто на диване, задремали перед телевизором. И снилось им, очевидно, что-то похожее, потому как все во сне разговаривали, а вернее, запели. И самое удивительное --  пели хором, хотя находились на километры друг от друга. Да и песенка не отличалась сложностью - такую разве что дети поют.

Тебя мы накормим,

Тебя мы напоим.

Достойный прием

Тебе мы устроим.

Мальчишка наестся,

Мальчишка уснет,

И Ветер его навсегда заберет!

Старухи пели тихо и хрипло, но разборчиво. И те, кому предназначалась песенка, услышали. Три черные кошки закрыли глазки и поднялись. Каждая с закрытыми глазами пошла по своим делам. Кошка бабы Люси залезла в сервант и достала крошечное блюдце из тонкого хрусталя. Она мотнула головой, проверяя, сможет ли его удержать и побежала к окну. Кошка бабы Насти залезла в коробку с лекарствами и взяла пузырек снотворного. И наконец, кошка бабы Вали побежала на кухню и залезла в шкаф, где собственноручно испеченные пирожные. Она взяла один эклер в тонкие зубки и побежала к окну. Все три кошки на несколько секунд положили свою ношу, подпрыгнули и ударом лапки открыли защелки на форточках. А потом, взяв блюдце, снотворное и пирожное, выпрыгнули в форточки и устремились в ночь.

***

Пашка вышел на улицу, одетый в теплый пуховик --  дул не по-весеннему холодный ветер. Он даже надел шапку и шарф. В руках карта и фонарик, в такой экипировке он робко пошел к мастерским. Подойдя вплотную, Пашка остановился в нерешительности. Что-то в завывании ветра показалось зловещим. Но любопытство одолело, он вошел в темный зев здания.

В мастерских только один этаж и Пашка в принципе не нуждался в фонаре, чтобы там сориентироваться. Он уже давно излазал их и знал каждый закуток. В брошенных и недостроенных зданиях есть что-то завораживающе притягательное для детей. В них есть загадка, но сегодня ночью они казались Пашке особенно таинственными. Голые женщины, нарисованные старшеклассниками на стенах, представлялись почти живыми, а изображения детей яркими, в свете фонаря. В пустых окнах выл ветер и складывался в унылую мелодию. Пахло сыростью и едва отдавало мочой. Пашка еще раз посмотрел на карту. Полуприкрытый глаз, что бы это значило? И почему цифра один? Он направил луч фонаря на лица рисунков, но ничего интересного не нашел. Он видел эти рисунки много раз и для него они ничего не значили.

Вдруг в темноте мелькнула тень. Пашка вздрогнул и перевел луч на то место.

--  Фу-ух, --  облегченно вздохнул Пашка, когда фонарь высветил лишь черную кошку. Она посмотрела на него зелеными глазами и, как показалось Пашке, сама не поняла, что произошло. Впрочем, уже спустя секунду она нырнула в проход и пропала в темноте. --  Нет, надо отсюда уходить. Что-то страшновато...

Пашка уже развернулся, но луч освятил угол комнаты. Там, рядом с осколком кирпича, на маленькой тарелочке лежало заварное пирожное.

Будь Пашка менее любопытен, или чуть старше, он никогда не сделал бы то, что сделал. Но в голове пробежали строки стишка из карты, он подошел к пирожному, рука сама взяла его. Вроде нормальное пирожное, ничего особенного. "Поешь, усни и сразу вот, оно тебя само найдет!". Так кажется, звучал стишок.

Вдруг особенно мощный порыв ветра прогудел в открытых окнах, словно труба. Порыв занес вместе с пылью странные запахи. Аромат пустыни. Пашка никогда не был в пустыне, однако ноздри затрепетали, а в голове поднялась, быть может, какая-то скрытая генетическая память. Да и порыв этого ветра был вовсе не холодным, напротив, он прикоснулся к лицу мальчика теплой, приятной струей. Так должна пахнуть пустыня и так должен пахнуть песок --  пылью и восточными пряностями...

В животе заурчало. Внезапно накатил страшный голод. Пашка пожал плечами и откусил пирожное. Вкус оказался потрясающим, определенно баба Валя готовила просто супер. А Пашка еще сильно проголодался с перепугу и от возбуждения. И не почувствовал побочный вкус.

В голове замутилось. Мысли запутались, потом распутались, но лишь для того, чтобы разбежаться. Пашка почувствовал себя очень уставшим. Ему захотелось присесть, но ничего подходящего вокруг не нашлось. Он уселся прямо на пол, в голове звучало лишь: "Мальчишка наестся, мальчишка уснет и ветер его навсегда заберет!". Пашка положил голову на холодный пол мастерских, глаза закрылись. Последнее, что он помнил, как у него погас фонарик. Наверное, сели батарейки.

***

Пашка очнулся и не понял, где он. Он сначала даже не понял кто он, не говоря уж о где. Но мысли были ясны. То есть кроме вопроса о том, кто он и как сюда попал, всё нормально. Но тут словно кто-то защекотал его мозг и он начал вспоминать. Мастерские, карта, пирожное, потом это. А что это?

Пашка поднял голову с песка и открыл рот вместе с глазами насколько мог широко. Тот же час в рот залетела муха и он начал отплевываться. Но, что интересно, в рот попала муха, а выплюнул он кузнечика. Тот посмотрел на него фасеточными глазами, подмигнул неизвестно откуда взявшимся веком и в один прыжок улетел в далекие дали. Пашка проследил его взором и теперь предпочел оставить широко открытыми лишь глаза.