Серая магия. Колдовской мир. Паутина колдовского мира

— И среди них есть женщины! — перебил ее Корис. — Мы ведь здесь до сих пор не видели ту, что непременно должны были встретить — Алдис!

Волшебница нахмурилась.

— Алдис ведь откликнулась на наше послание в битве духов, перед атакой на Гром. Возможно, после этого в Карсе ей не было места!

— Есть лишь один способ выяснить это!

Симон торопливо подошел к столу, за которым сидел Ингвальд, записывая последние данные на портативной фономашине, оставленной сокольничьими — усовершенствованный вариант аппарата, которым сокольничьи снабжали своих разведчиков — птиц.

— Что говорят здесь о леди Алдис? — поинтересовалась волшебница.

— Очень мало, — едва улыбнулся Ингвальд. Он пояснил.

— Три раза приказания, которые вынуждали этих волков вцепляться друг другу в глотки, исходили от этой леди. И поскольку она, как им было известно, находилась в тесной близости с Ивьяном, то слова ее принимались за чистую монету. И какая бы там не плелась сеть, она к этому наверняка приложила руку, и весьма основательно.

Волшебница прошла на середину комнаты и тихонько потирала в ладонях драгоценный камень — символ своего ремесла.

— Я хочу взглянуть на комнату этой женщины. Скорее, — сказала она коротко.

Они пошли все вместе — волшебница, Симон, Корис и Ингвальд.

Роскошные апартаменты выходили в тот же самый холл, что и покои, где они нашли умирающего Ивьяна. В дальнем конце комнаты высокие окна выходили на большой балкон, свежий ветерок шевелил полог кровати и играл кончиком кружевного шарфа, свисающего из ящика комода. Резкий запах мускуса наполнил комнату. Симону стало от него дурно и он подошел к открытому окну.

Волшебница, по-прежнему крепко сжимая в ладонях волшебный камень, прошлась по комнате, простерев перед собой руки на уровне груди. Симон не догадывался, что она именно делает, но понимал, что все это серьезно и важно. Волшебница провела руками по воздуху над кроватью, над обеими комодами, над туалетным столиком с целым набором коробочек и пиал, вырезанных из драгоценных камней. Где-то на полпути руки волшебницы вдруг замерли в плавном движении и беспомощно упали, словно ударившись об что-то, невидимое Симону.

Она обернулась к мужчинам.

— Здесь был какой-то талисман-символ Силы, которой пользовались много раз. Но сила эта — не наша. Колдер! — она с отвращением сплюнула. — Это связано с превращением.

— Изменение облика! — воскликнул Корис. — Значит, та, которую принимали за Алдис, вовсе не была ею!

— Не совсем так, лорды-капитаны! — покачала головой волшебница. Это не изменение облика, к которому мы так давно прибегаем; это внутреннее превращение, но не внешнее. Разве вы не сами сказали мне, что Фальк не был прежним Фальком, хотя и не был полностью одержимым? Ведь он вел себя в битве совсем иначе, чем раньше. Он не стал сражаться вместе со своими воинами до конца, а сделал попытку скрыться. Потом же предпочел разбиться насмерть, чтобы скрыть от нас то, что было его частью. И точно так же обстоит дело с этой женщиной. Ибо я твердо уверена в том, что у нее внутри так же таится нечто, принадлежащее Колдерам.

— Колдер, — процедил сквозь зубы Корис.

Потом глаза его широко открылись, и он повторил, на этот раз совершенно другим тоном:

— Колдер!

— Что?… — начал было Симон, но Корис перебил его.

— Где же находится последняя твердыня этих проклятых похитителей? Айль! Говорю вам: то, что было когда-то леди Алдис, сейчас похитило Лойз, и они отправились в Айль.

— Это всего лишь догадки, — возразил Симон. — К тому же, даже если ты и прав. Айль очень далеко отсюда, и мы еще вполне можем догнать их…

И мысленно добавил: «Любой повод хорош, если только он уведет тебя, наконец, из Карса, пока мы еще не погибли…»

— Айль? — волшебница задумалась.

Симон молча ожидал ее соображений. Волшебницы Эсткарпа были отличными стратегами, и если она внесет какое-то предложение, то его стоит безусловно выслушать… Но она молчала. Симон знал, что задавать вопросы в такой ситуации совершенно бесполезно.

В том, что Корис, возможно, прав, они убедились еще до наступления ночи. Не желая оставаться в Карсе, рейдеры отступили к стоявшим в гавани кораблям, которые должны были увезти их на запад. Угрюмые матросы молча повиновались распоряжениям капитанов салкаров, работая под наблюдением охраны солдат из Эсткарпа.

Ингвальд одним из последних поднялся на палубу торгового судна и присоединился к Симону, который молча наблюдал за набережной, где бушевал ветер, вызванный волшебницей, чтобы помочь их отплытию.

— Мы оставляем позади себя бурлящий котел, — сказал пограничник.

— Ты ведь сама из Карстена, так, может быть, тебе все же хотелось бы остаться в этом котле? — спросил Симон.

Ингвальд рассмеялся неприятным и резким смехом.

— Когда убийцы. Ивьяна подожгли мой дом и застрелили отца и брата, тогда я поклялся, что эта земля больше не моя! Мы ведь не новое поколение Карса, и поэтому нам лучше присоединиться к тем потомкам древней расы, которые живут в Эсткарпе, мы с ними — одной крови, нет уж, пусть в этом котле жарится теперь тот, кто сам пожелает. Я присоединяюсь к охранительницам, которые считают, что Эсткарпу не нужно ни чужих стран, ни чужих народов, над которыми можно властвовать. Посмотри сам: разве ты стремишься сделать Карс нашим? Ведь тогда нам пришлось бы организовать не меньше сотни очагов восстания и пожаров по всей границе герцогства. И в этом случае нам пришлось бы сильно ослабить наши северные укрепления. А Ализон только этого и ждет…

— Мы избавили этот город от Ивьяна, сильного правителя, который удерживал в повиновении многих врагов. Зато теперь начинается грызня между шестью береговыми владетелями за власть. Они будут заняты этим, слишком важным для них делом, и перестанут быть нам угрозой на севере. Так что анархия сослужит нам службу даже лучшую, чем временная оккупация.

— Лорд! — Симон обернулся на зов капитана-салкара. — У меня тут есть один матрос, который кое-что знает. Возможно, его история представляет для вас интерес?

Он подтолкнул вперед мужчину в грубой, запятнанной матросской робе, который быстро преклонил колени в присутствии победителей Ивьяна.

— Ну? — спросил Симон.

— Вот как было дело, лорд. Эта самая шхуна… Она стояла в доке дня два, может больше, но команда вела себя странно, никто не сходил на берег. И груза они тоже не разгружали, да и по осадке не было видно, чтобы она была груженная. Ну, вот мы и стали приглядываться к этой посудине, уж больно странно нам все это показалось… Мой приятель и я. Но так и ничего и не заметили, ничегошеньки. Только когда в городе началась драка, только тогда они там оживились. Матросы взялись за весла и стали грести. Ну так же поступили и другие судна, так что мы не удивились. Только остальные-то судна так и отплыли, а вот эта посудина…

— Не отплыла? — Симон пока не видел причины, зачем ему выслушивать этот рассказ, но, вполне доверяя опыту капитана, решил дослушать до конца.

— Они только поднялись вверх по течению реки, — матрос кивнул на устье реки, почтительно не отрывая глаз от досок палубы, — там они остановили свои весла и стали чего-то ждать. И тут появился этот челнок — он просто плыл вверх по течению, словно оторвался где-то на реке от привязи. Вот тогда они заработали веслами и подплыли к челноку, загородив его от наших глаз. А после снова быстро заработали веслами и стали спускаться вниз по течению. А челнок куда-то исчез.

— Они кого-то подобрали с челнока, — довольно уверенно сказал Ингвальд.

— По-видимому, так, — согласился Симон. — Но только кого именно? Кого-то из своих офицеров?

— Этот самый челнок, — вмешался в разговор капитан- салкар. — Ты никого не заметил в нем?

— Вот в этом-то и вся штука, сэр, — проговорил матрос. — Там никого не было. У нас, конечно, не было подзорной трубы, да только мы ясно разглядели, что там валялась только тростниковая циновка… И все. Никто там не греб, и вообще никого не было… Если же там кто и был, то лежал на дне, под этой самой циновкой.