Знамение пути

храм, – сказал он весело, – скоро уподобят последнему среди городских кабаков! Там, как мне доводилось слышать от сведущих людей, вышибалы сменяют один другого, выясняя в поединке, который сильней. Теперь и у нас, я смотрю, зарождается сходный обычай. Что ж! Если нас будет наставлять лучший, мы только скорее приблизимся к истинам кан-киро. Принимаешь ли ты, Волкодав, вызов этого человека?

Волкодав медленно кивнул:

– Принимаю.

И, по-прежнему не торопясь, принялся развязывать ремешки, стягивавшие его косы. Так поступали воины племени веннов, готовя себя к величественным и грозным деяниям, требующим полного сосредоточения. И полного отрешения от обыденности жизни. Волк повторил движение Наставника с едва заметной задержкой – стороннему глазу показалось бы, что расплетать волосы они принялись одновременно.

Но вот что странно, как бы со стороны думалось Волкодаву. Когда на меня собираются нападать, я издалека вижу тянущееся ко мне красное томя угрозы… В том числе со спины и даже сквозь стену. Что же случилось теперь? Почему от Волка ничего подобного не исходит? Может, дело в болезни, поразившей меня?..

Он решил проверить себя и покосился на Хономера. От движения глаз всё кругом начало плыть, но венец недоброжелательства, трепетавший кругом жреца, никаких сомнений не оставлял. Волкодав ненадолго прикрыл глаза. Всё было как всегда. Даже при неглубоком сосредоточении он отлично чувствовал учеников. Кто-то отчаянно переживал за него и желал выскочке Волку остаться без рук и без ног, а заодно и без головы. Кого-то – это касалось новичков – просто снедало жгучее любопытство. А ещё у одного разболелся живот, так что исход поединка его заботил всего менее…

Что же касается Волка – его Средоточие лучилось ровно и светло, как у человека, постигшего высшую правду служения. Неужели и госпожа Кендарат ощутила нечто подобное, когда я оспорил у неё место Наставника? Что изменилось в тебе нынче ночью, мой ученик?.. Ещё вчера ты был совсем не таким… И что видишь ты сам, когда обращаешь на меня духовное око?..

Хономер поклонился им обоим и негромко сказал:

– Начнём же, во имя Старшего, благородного в битве, Младшего, милосердного к побеждённым, и Предвечного Отца их!

– И Матери их, – вдруг проговорил Волкодав.

Прозвучало это до того неожиданно, что Хономер промедлил лишнее мгновение, против обыкновения не сразу найдясь с достойным ответом. Хотя сказанное венном очень даже смахивало на святотатство. В самом деле, поклонение, завещанное от праотцов, вовсе не подразумевало особого почитания смертной женщины, выносившей во чреве своём сыновей Бога. Кто она такая была, чтобы её чтить? Любуясь великолепными статуями, мы очень мало думаем о глиняной форме, куда по воле мастера излился горячий металл…

Разум Хономера, привыкшего проповедовать и спорить о вере, немедленно породил эти и ещё иные, не менее сокрушительные рассуждения… Они так и остались непроизнесёнными.

– И Матери их! – глядя Наставнику в глаза, откликнулся Волк.

Освящённого обычаем