Ритуал тьмы

— Да, такова его природа, — улыбнулась Валентина. — Но сможете ли вы помочь мне, милорд?

— Посмотрим, что я смогу сделать, — пообещал Шатобриан.

— Благодарю вас, — Валентина встала. — Пожалуйста, сообщите мне, если вам что-либо станет известно.

Никколо смотрел вниз. Монастырь, в который его привели Катя и Гристо, был построен на высокой скале. Когда они пришли сюда ранним утром, скалы были укутаны туманом, и казалось, что это место получило свое название не зря — с болгарского оно переводилось как «Плывущий в воздухе».

Монахи подняли их наверх, сбросив вниз сетку на канате, и, следуя христианским заповедям о любви к ближнему, предоставили скромную пищу и жилье. Никколо благодарил их от всей души, мучаясь, впрочем, угрызениями совести — если бы монахи знали об истинной природе своих гостей, вряд ли они проявили бы такую доброту.

Вымывшись и побрившись, итальянец впервые за долгое время почувствовал себя тем человеком, каким был раньше. Конечно, его раны давно зажили — Катя при помощи Гристо объяснила, что это проявление его дара, — но шрамы напоминали Никколо о шахте и о борьбе…

Он услышал запах Людовико еще до того, как вампир приблизился. С каждым превращением чувства Никколо становились острее, и он не знал, какие еще перемены ему предстоят. «Может быть, когда-то и в человеческом облике в моих чертах будет проглядывать волк, как у Кати?»

— Солнце скоро сядет, — заметил Людовико, облокачиваясь о выступ стены. — Поразительно, и как они построили этот монастырь на такой высокой скале? — Он залюбовался долиной.

Итальянец лишь кивнул. Близость вампира изматывала, и Никколо не знал, в том ли дело, что ему известно о природе

Людовико, или же запах вампира вызывал в вервольфе чувство опасности. Юноша старался не выказывать неприязни, хотя и понимал, что чувства графа настолько остры, что он и так все замечает.

— Нам нужно поскорее уезжать, — заметил вампир. — По крайней мере, мне. Наверное, моя… жена уже беспокоится обо мне.

Никколо сглотнул, но промолчал. Ему показалось, что Людовико неприятно упоминать в разговоре с ним Валентину, к тому же юноша просто не знал, что на это ответить.

— Я тоже должен вернуться на родину. Нужно позаботиться о семье. Но сперва я предупрежу Байрона, и это дело не терпит отлагательств. Монахи сказали, что он по-прежнему в Месолонги, но турки уже сняли осаду с крепости. После встречи с Байроном я сяду на корабль и вернусь в Ареццо.

— А как же наши новые друзья? Вернее, твои новые друзья, — Людовико улыбнулся. — Эта волчица готова разорвать мне горло, да и Гристо нельзя причислить к моим горячим поклонникам, но он хотя бы старается скрыть свое отвращение.

— Мы с ними договоримся о встрече. Я вернусь, как только Марцелла будет в безопасности. Мне столько всего нужно узнать, и наконец появились люди, которые помогут мне в этом.

— Первые недели самые тяжелые, — мягко сказал Людовико, словно он мог понять состояние вервольфа.

«Хотя, скорее всего, он-то меня и понимает, ведь и сам был когда-то человеком», — подумал Никколо.

— Так значит, вот и все? — тихо спросил он. — Мы попрощаемся, пожелаем друг другу доброго пути и пойдем каждый своей дорогой?

Людовико провел ладонями по накидке, которую дали ему монахи, и улыбнулся.

— Нет сигар, как жаль. Мои запасы остались в Иоаннине, — граф обвел взглядом скалы, окаменевшими гигантами возвышавшиеся к самому небу. Солнце садилось. — Да, наверное, именно так и будет. Мы с тобой очень разные. Ты начнешь новую жизнь, возможно, даже здесь, или в каком-то другом месте, я же вернусь к жизни старой. Конечно, я буду помнить наши приключения в Албании. Такое быстро не забывается.

— То, что ты сказал о моем отце…

— Забудь, — резко перебил его Людовико, отворачиваясь. — Я просто хотел сделать тебе больно. Такова уж моя природа. Он был безупречным человеком.

Никколо чувствовал, что вампир лжет, но решил не задавать больше вопросов.

Они стояли рядом на скале, нежась в последних лучах солнца. Долина внизу наполнялась темнотой, и скоро тень легла и на монастырь.

51

После поездки хотелось пить, и Валентине казалось, что в горле у нее пересохло от всех этих бессмысленных бесед, которые она вела в Париже.

Выйдя из кареты в Клиши, девушка вошла в дом, сняла шляпку и пальто и приказала Эмили подать воды. Усевшись в гостиной за стол, Валентина посмотрела через окно на сад. Садовник следил за травой, но многие клумбы стояли пустыми — она так и не дала указания, какие цветы там посадить. Печальное это было зрелище.

«Ничего я не добилась, — разочарованно подумала она. — Полушутливое согласие Шатобриана навести справки о Людовико, да еще пара предложений о помощи от всяких карьеристов, которых и всерьез-то воспринимать нельзя. Вот и все, что я получила».

Валентина не знала, что предпринять. Возможно, следует отправиться в Османскую империю на поиски Людовико и Никколо? Марцелла уже предлагала, но до сих пор этот план казался Валентине невыполнимым. Они просто не знали, где искать своих родных.

«Потом нужно будет написать Марцелле и сообщить, что я так ничего и не выяснила. Бедная девочка…» Валентина знала, что Никколо оставил младшую сестру на попечение какой-то цыганки, и много раз думала о том, что же толкнуло его на такой неподобающий поступок.

Войдя в гостиную, Эмили поставила на стол графин и стакан. На подносе высилась стопка писем.

— Это пришло за время вашего отсутствия, мадам, — объяснила служанка, неуклюже сделав книксен.

— Спасибо, я сейчас посмотрю.

Напившись с жадностью, Валентина протянула руку к письмам.

«Наконец-то!» — пронеслось в ее голове, когда она увидела такой знакомый почерк. Разорвав дрожащими пальцами конверт, она развернула письмо.

Сообщение было коротким и каким-то безличным, словно Людовико опасался, что прочесть его может кто-то посторонний.

Муж писал, что возвращается в Италию вместе с Никколо Вивиани. Заканчивалось письмо так:

«Если это возможно, встреть нас по дороге. Сперва мы направимся в Ареццо, в поместье Никколо Вивиани, и будем ждать тебя там. Не медли! Как только получишь это письмо, тут же отправляйся в дорогу.

Твой Людовико»

Внезапно силы оставили Валентину, и она выронила письмо. Бумага медленно опустилась на пол. «Никколо еще жив. И Людовико жив».

В голове вертелись тысячи вопросов. Что так надолго задержало Людовико? Где он нашел Никколо? Почему она должна ехать в Ареццо? Может быть, Никколо болен или ранен?

Но девушка понимала, что из этих коротких строк ей ответа не получить.

— Эмили! — громко крикнула она. — Эмили, не распаковывай чемодан. Завтра мы уезжаем. Скажи кучеру, что мы едем в Тоскану.

Под дождем бухта выглядела серой и мрачной. Маленькая шхуна вошла в порт. Перед Никколо возвышались стены крепости, на которых виднелось множество солдат. В дороге итальянец выяснил, что османы сняли осаду крепости только в конце прошлого года и греки вместе со своими союзниками ожидали нового нападения. Стены ощетинились дулами пушек.

Войти в порт было нелегко, так как бухта часто засорялась песком и появлялись опасные мели. Еще с корабля Никколо заметил, что город окружает болото.

Вид этой мрачной крепости посреди мрачных хлябей не произвел на юношу особого впечатления. Он ожидал чего- то большего от центра греческой борьбы за свободу.

В порту было полно моряков, торговцев и обычных горожан, в этой толчее Вивиани не сразу удалось сориентироваться. Как и полагается, он попытался доложить местным чиновникам о своем приезде, но после короткой перепалки с явно уставшим таможенником пожалел о своем решении. Документы юноша все равно потерял и пришлось дать чиновнику взятку, потратив большую часть денег, одолженных ему Катей и Гристо. Впрочем, Никколо не беспокоился о том, как с этим жалким остатком сбережений будет добираться до Италии. После злоключений последних лет это казалось лишь мелкой неприятностью, которую легко преодолеть.