Чужие сны (полный вариант) (СИ)

И чего мне стоило ее "пометить"? Сейчас бы горя не знала. Вернее, знала бы, конечно, жизнь здесь далеко не сахар, а путешествия нелегки. И дороги. Но проблем было бы меньше, это без вариантов.

Да, "знала бы я только, где соломку постелить, не набила б столько синяков..."

...Звероящер явился прямо возле улитки, возник из небытия, как карающий ангел. Я невольно посмотрела, не сыплются ли перья. Выглядел он и впрямь сильно потрепанным. Видно, Саша с ребятами показали таки ему, почем фунт лиха оптом и с доставкой. Пальто у него было расхристанным, короткий ежик волос торчал дыбом, лицо перекошено то ли ненавистью, то ли болью... В руках он держал простую деревянную шкатулку.

Увидев на камне своего Чернова, он попытался с размаху прорубить щит ребром ладони. С головой у него, по ходу, было невесело. Силовые щиты вообще-то не рекомендуется вот так рубить. С ними лучше всего просто не делать никаких резких движений. Да и плавных лучше не делать. Тут так: если есть возможность, не дай своему противнику его поставить. А уж если прохлопал, прими его как реальность, данную нам в ощущения. И ищи обходной путь.

Щит вернул Бакшарову его же удар и тот зашипел, перехватив другой рукой запястье.

Боль его не отрезвила. Куда делось знаменитое хладнокровие Звероящера?

- Осорин, отдай Максима, - рявкнул он. Голос в пустом цеху прозвучал громко и неестественно, породив такое же неестественное эхо.

- Отпустишь Чернова, я отпущу вас. Уходите к своему Фениксу. Валите к черту! - сорвался Бакшаров.

И тут я заметила, что глаза его подозрительно блестят. Он плакал! Звероящер рыдал... Лера!, сообразила я. Шатора погибла. Вторая часть памяти вишу была утрачена безвозвратно.

Влад и ухом не повел.

Бакшаров упал на одно колено, поставил шкатулку на пол. Сделал мягкое движение руками. Пальцы его немного подрагивали, но подчинились. Я смотрела во все глаза. Вот так, именно сейчас я ее и увижу? Вещь, которая вполне могла положить конец этому миру?

Она вынырнула из недр шкатулки как рыбка. Немного покачалась над полом и медленно, подчиняясь пальцам и взгляду Бакшарова, поплыла вверх, под потолок, туда, где бился, слегка подрагивая, тонкий зеленый луч, сфокусированный зеркалами улитки.

Камень Чернова вдруг тихо загудел. И, я поняла это сразу, в первый раз дал полную мощность. Тело парня словно обнял прозрачный кокон, а луч, бивший вверх, и похожий на леску, обрел силу и плотность потока.

- Сволочь! - крикнул Антон, - сволочь, сволочь...

И все. По ходу, это была его последняя слабость. Он выпрямился. Лицо превратилось в каменную маску. Следы от недавних слез уже казались на ней недоразумением. ЭТОТ человек плакать не мог, просто не умел.

Кролик сверху свистнул и развернул улитку. Луч ударил в раковину.

Я боялась пропустить самое интересное, и даже не моргала. Мысль о том, что я вполне могу не сойти с этого камня, посетила, но как-то не задержалась. Похоже, с раковиной ничего плохого не происходило. Луч ничем не повредил ей, она просто впитывала силу, как акуммулятор, довольно потрескивала... или это мне уже слышалось? И, через некоторое время начала медленно поворачиваться. Сейчас начнется смерч, поняла я. Как в прошлый раз. Посмотрела на несколько десятков тяжеленных зеркал, подвешенных у нас над головой... И впервые мне стало страшно. До этого было просто очень интересно.

Он же питает ее, догадалась я! Необходимо его срочно отключить. Но можно ли сходить с камня? И как я... щит не пропустит. С того момента, как контур запущен, остановить его нельзя. Пока не отработает рассчитанное время, хоть земля тресни, не остановится.

А Бакшаров, похоже, думал иначе. Он сунул свою драгоценную раковину в наш контур, как собственную руку в механизм огромных часов. И теперь ждал, что окажется прочнее: перемелют ее шестерни, или ему удастся их заклинить.

Чернов упал на колени. И вдруг, сразу сковырнулся с камня. Луч, бивший из него, как маяк, снова превратился в тонкую нить. Звероящер даже глаз туда не скосил, а продолжал упорно наращивать обороты.

Была секунда промедления, или мне почудилось? Скорее, второе. Не мог Влад промедлить. Чернов - его враг, и какая разница, кем он был до того, как стал врагом? В тот же миг, как свалилось с камня его тело, вступили мы. Все. Одновременно.

Улитку заколотило. Я как-то не представляла, что свет может быть настолько материален. Но это был не свет. Сила. Зеркала крупно дрожали. Кролик наверху нервно и неприлично вспомнил давно вымерших мамонтов.

Что делать, я поняла сразу, хотя никто не потрудился мне это прояснить. Может и правда память крови? А скорее - логика. Есть такое простое упражнение, вроде бы на сосредоточение. Или еще на что-то, не суть. Сидя с закрытыми глазами, мысленно, раскрутить волчок по часовой стрелке. Потом остановить его. И запустить в обратную сторону. Иногда это легко. Иногда - чертовски трудно.

Сейчас это, похоже, было просто нереально. Я почувствовала себя пушинкой внутри урагана, пушинкой, которая пытается подчинить его себе.

Мощная линия тянулась от князя, такая же, если не ярче - от сестры. Своей я не видела. И даже особого оттока силы не чувствовала, наверное, от волнения. Или от страха. И вдруг в улитку ударил еще один луч. С того камня, который изначально был пуст. Конструкция аж покачнулась.

Я скосила глаза: камень был занят. На нем стоял мужчина, кажется, довольно высокий, вроде бы русый, коротко стриженый. Больше я ничего не увидела - его вклад в дело мира оказался таким весомым, что сверхпрочные зеркала пошли трещинами... Кажется, Данила Юрьевич переоценил свою продукцию.

Кролик больше не матерился, а с невероятной быстротой и точностью крутил зеркала, перераспределяя энергию так, чтобы освободить "сгоревшие". Их становилось все больше. Некоторые со звоном рухнули вниз, рассыпаясь стеклянными брызгами, но поток не ослабевал... И контур работал. Алик рассчитывал, а Кролик собирал улитку с большим запасом.

- Ничего себе, - отстраненно подумала я. Когда Кролик менял мне треснувший сифон под мойкой, казалось, он занимается жутко сложным делом.

А раковина под потолком вертелась, вертелась, вопреки нашим усилиям, и уже начала собирать мусор по углам. В центре, вокруг тела Чернова возник пока небольшой вихрь.

А потом вдруг пропал потолок. Сразу. Был - и нет. И я увидела небо. Не наше, ночное, с ковшом большой медведицы, а совершенно чужое небо. Лиловое. И даже как будто немного фиолетовое.

Такое ощущение - раковина вдруг словно сорвалась с невидимой резьбы и, так же стремительно вращаясь, ввинтилась в это небо. И исчезла в нем.

Улитка тоже накрылась. Зеркала посыпались вниз, одно за другим. Кролик еще пытался что-то делать, но потом бросил. Он тоже сообразил - родилась буря.

Железную основу мотало из стороны в сторону. Болты, которыми она была намертво прикручена к бетону, вырвало почти наполовину. Осколки зеркал зашевелились и быстро поползли к центру цеха.

Видимо, кокон как-то защищал нас, я не ощутила даже изменения давления. А вот Звероящеру пришлось туго. Он все так же стоял в жуткой близости от новорожденного смерча, лишь слегка изменил положение, повернувшись боком, словно пытаясь разрубить бурю плечом.

Фокусировать силу стало некому и нечем, и она, выпущенная, заметалась по пустому цеху, и, миг спустя, втянулась в воронку, где уже плясали упаковочная бумага, какие-то доски, осколки и даже целые куски зеркал, железки.

Чужое небо стало медленно тускнеть и отдаляться. И в эту секунду Антон шагнул прямо в центр урагана, подхватил тело Чернова и - честное слово, вдруг сам словно вытянулся в нить, стал частью воронки и взлетел к фиолетовым небесам.

Видно, это стало последней каплей. Кто-то на небесах решил, что с него хватит. Потолок вернулся на место, чужое небо пропало, меня "отпустило", словно веревка порвалась, и я носом вперед повалилась на бетонный пол. Ударилась больно, хорошо, не порезалась.