Туннели

Реджи сидел один на деревянной скамье в тени здания и потягивал свою пинту пива — четвертую за день. Он немного опьянел, но решил не отказывать себе в удовольствии, раз уж других планов на сегодня у него не было. Он запустил руку в миску с сушеными анчоусами, стоявшую рядом с ним, и задумчиво захрустел мелкой рыбкой.

— Привет, Реджи! — сказала одна из официанток, нагруженная пустыми стаканами, которые она собирала со столов.

— Привет, — нерешительно ответил он, так и не вспомнив ее имя.

Девушка дружелюбно улыбнулась ему и, толкнув дверь бедром, ушла внутрь паба. Реджи много лет появлялся в заведении, но в последнее время превратился в завсегдатая и почти каждый день заходил отведать любимых закусок: сушеных анчоусов или жареной трески с картошкой.

Это был спокойный и замкнутый человек. Помимо того, что он всегда оставлял чрезмерно щедрые чаевые, он выделялся из череды клиентов своей внешностью. У Реджи были роскошные белые волосы. Иногда он, словно стареющий байкер, заплетал их в косу, сползавшую на спину обесцвеченной змеей, а иногда распускал и становился немного похож на пуделя после купания. В любую погоду он носил черные очки и нигде их не снимал. Одежда его была замысловатой и старомодной, как будто он одалживал ее у театрального костюмера. Обсудив эксцентричного гостя, работники бара сошлись на том, что он безработный музыкант, бывший актер или даже непризнанный художник, каких в этом районе попадалось немало.

Реджи откинулся на стену и довольно вздохнул. В паб вошла миловидная худенькая девочка в цветастой косынке и стала ходить от стола к столу со своей ротанговой корзинкой, продавая черенки вереска, обернутые снизу фольгой. Эта картина могла бы служить иллюстрацией к роману викторианской эпохи. Реджи улыбнулся и подумал, как же удивительно, что цыганки до сих пор торгуют такими невинными вещами, когда вокруг на плакатах огромные компании беспрестанно рекламируют свои товары.

— Имаго.

Это имя донес до него легкий ветерок, оно послышалось в скрежете колес помятой машины, завернувшей за угол. Реджи вздрогнул и с подозрением поглядел на старика с тростью, бредущего по тротуару. Его щеки покрывала серая щетина, как будто он забыл побриться с утра.

Девочка с вереском прошла мимо со своей корзинкой. Имаго рассмотрел старика, потом окинул взглядом других посетителей паба. Наверное, он просто стал слишком нервным. Ничего не было. Ему почудилось.

Имаго поставил миску с анчоусами себе на колени и съел еще горсть, запив ее пивом. Вот это жизнь! Он улыбнулся и вытянул ноги.

Никто не видел, как внезапный спазм прижал его к стене, а потом заставил упасть со скамейки, чудовищно исказив его лицо. Когда он рухнул на землю, глаза у него закатились, рот раскрылся, а потом закрылся, на этот раз навсегда.

Он был мертв задолго до приезда скорой. Поскольку он мог свалиться с носилок, два медбрата потащили окоченевший труп на руках, поддерживая под локти. Толпа зевак с интересом наблюдала, перешептываясь, за тем, как тело Имаго, застывшее в сидячей позе, словно статуя, погрузили в машину скорой помощи. Как ни пытались спасатели разжать крепко вцепившиеся в миску с рыбой мертвые пальцы, у них ничего не вышло.

Бедняга Реджи! Работники паба редко беспокоятся о здоровье клиентов, но его смерть взволновала их всерьез. Особенно после того как кухню закрыли и часть персонала уволили. Через некоторое время им сообщили, что в еде погибшего обнаружили редкое соединение с высоким содержанием свинца. Вероятность того, что оно образуется в теле анчоуса, крайне мала — на миллион рыбок придется в крайнем случае одна ядовитая. Организм Реджи просто перестал функционировать — реагируя на токсический шок, его кровь моментально свернулась, словно быстрозастывающий цемент.

На дознании коронер не особенно распространялся о природе яда. На самом деле он был совершенно сбит с толку, обнаружив в теле следы сложных химических соединений, о которых никто не имел ни малейшего представления.

Только девочка, смотревшая на скорую помощь с другой стороны улицы, знала, в чем дело. Она развязала косынку и бросила ее в канаву, встряхнув угольно-черными волосами. С довольной улыбкой она надела темные очки, подняла голову и посмотрела на безоблачное небо. Уходя, она тихонько напевала:

— Ты мое солнышко… Ты мое солнышко…

У нее было еще много дел…

Посвящение

Мы посвящаем эту книгу нашим многострадальным семьям и друзьям, которые неизменно поддерживали нас в этом безумном начинании, Барри Каннингему и Имоджен Купер из издательства The Chicken House за то, что содействовали нам и не дали сойти с пути истинного, Питеру Штраусу из Rogers, Coleridge and White за то, что он помог двум парням, бродившим под дождем, Кейт Игэн и Стюарту Уэббу, а также нашему другу Майку Парсонсу, продемонстрировавшему чудеса храбрости.