Остров мечты

Теперь в ворота протискивались уже всадники. Вблизи они нисколько не напоминали небесные создания: мокрые лица, запаленное дыхание, белые одеяния порваны и густо измазаны кровью. Безоружная троица, вцепившаяся в одну лошадь, вызывала настороженность, но и только. Туго пришлось Эскобару. Крайний из отступавших здраво рассудил, что кроме своих кругом исключительно чужие, и набросился на гердонезца. Иигуир слышал, как друг старался между ударами докричаться до воина, однако грохот сражения глушил слова. Поддержка пришла с неожиданной стороны — лучники и копейщики герцога устремились на выручку одинокому бойцу. Миновав ворота, Бентанор попытался придержать лошадь, но их уносило неукротимо. Где-то сзади Эскобар угодил в ряды противника, сражался на чужой стороне, все больше отставая от товарищей...

Могучий воин в шлеме с золотой чеканкой покидал неприятельские укрепления последним. Казалось, его не заботило количество врагов, сокрушительные взмахи меча отгоняли осторожных и валили зазевавшихся. Достигнув узкого проема ворот, воин и вовсе встал, намереваясь дать соратникам время для отхода. Несколько минут это получалось. Словно воскресший герой древних легенд, смельчак закупорил собой переполненный войсками лагерь. Латники Марха ломились валом, но каждый раз с потерями откатывались вспять. Потребовалось признать в одиночке противника, достойного ратных ухищрений, и двинуть против него полноценный сомкнутый строй.

Волею судеб Овелид-Кун, так потрясший когда-то Срединные Острова грандиозными массами конницы, позднее вынужден был оттачивать и способы противодействия им. Что-то перенимали у вчерашних врагов, многое создавали сами. Сплошная стена щитов, рожденная Первой Империей, обросла щетиной копий еще в Валесте. Овелид-Кун отрастил эти жала длиннее, гуще, но, главное, изменил саму суть работы строя. Отныне копьям предписывалось лишь остановить и удержать обвешанного железом всадника на безопасной дистанции. Пока же продолжалась эта борьба, основная атака шла на лошадь. Не слишком по-рыцарски, но и благородные витязи в пеших полках попадались нечасто. Бедным животным кололи глаза, били по ногам, резали животы и сухожилия. Как всегда, человек изобрел для работы удобные инструменты: гизармы, глефы, крюки, алебарды, боевые молотки и прочие хитроумные составляющие кровожадного арсенала. Никакие попоны не могли уберечь коня от хорошего мастера, а спешенный рыцарь становился легкой добычей черни. Уязвимым местом самого строя, царившего в какой-то момент на полях сражений, оказалась его собственная мастеровитость — образцовый строй надлежало учить постоянно, годами, доводя слаженность действий сотен человек до потрясающих высот. Это стали считать чересчур накладным. Благородное сословие пешей муштрой брезговало, простонародье к ней не допускали, а наемники редко собирались достаточной массой, чтобы совершенствовать навыки. Страшное оружие медленно покрывалось пылью и ржой, потому-то так вздрогнула Поднебесная, заслышав подзабытый мерный топот с севера, из Мелонгеза...

Возможно, созванное Мархом разноплеменное воинство и не дотягивало до идеала. Тем не менее, народ подобрался опытный, с азами знакомый, а следовательно, у одинокого рыцаря шансов не оставалось никаких. Он рубил тянущиеся смертоносные жала, но их были десятки. Наконец, уязвленный конь взвился на дыбы, метнулся в сторону, назад, открывая себя и всадника для новых ударов. Сильное животное еще сумело, прихрамывая, вырваться на волю, рыцарь же мешком повалился вниз. По рядам отходящих защитников Хоренца пронесся многоголосый стон. Некоторые воины даже начали разворачиваться, однако нашлись и командиры, твердо приказавшие отступать в крепость: схватка позади завершилась. По крайней мере, так все сочли. Герой принес себя в жертву, теперь преследовать заметно поредевший отряд врагу смысла не имело.

— Где же он? Господь Всемогущий, где он? — дрожал за спиной Иигуира девичий голосок.

Старик и сам, увлекаемый потоком, поминутно оглядывался. В другое время можно было сказать, что вылазка удалась на славу. Машины серьезно повреждены, среди устилавших склон тел белоснежные плащи встречались лишь редкими вкраплениями. Однако сейчас лица едущих рядом были не только усталы, но и мрачны. Пожалуй, для Хоренца потеря пары десятков доблестных воинов едва ли окажется легче, чем для герцога — двух-трех сотен наемников. И для крохотного отряда беглецов Керхшонта потери невосполнимы...

Надежда угасала, но старик продолжал упрямо оборачиваться. Поэтому первым разглядел, как из толпы копошащихся у ворот солдат стрелой вылетел всадник. Ни шпор, ни плети он не жалел, конь набирал ход тяжело, надрывно, точно перегруженный сверх меры.

— Смотрите! — крикнул кто-то поблизости.

Это не была погоня. Даже ослабевшего зрения Иигуира хватило опознать в седоке Эскобара. А поперек седла гердонезец вез другого человека, в лохмотьях белого плаща... Мгновение обе враждующие стороны с изумлением наблюдали за неожиданной выходкой. Раньше прочих опомнились лучники Марха, их оперенные иглы вспороли воздух. К счастью, расстояние было уже велико — стрелы лишь взбили щебенку у дороги. Следом показались верховые, но нехотя, будто понимая тщетность преследования. Зато всадники Хоренца теперь кинулись навстречу стремглав, чем сызнова привели противника в смятение. Разумеется, об атаке речь не шла, плотный гомонящий круг оградил Эскобара.

Только когда за спиной завизжали цепи поднимаемого моста, Иигуир по-настоящему уверовал в чудесное спасение. Тесный дворик бурлил суматохой, на чужаков пока внимания не хватало. Беглецы воспользовались минутой, дабы опять сойтись вместе.

— Я уж отчаялся когда-нибудь увидеть тебя, друг мой, — с дрожью в голосе признался старик.

Эскобар, на плече которого всхлипывала девушка, улыбнулся:

— Напрасно, мессир. Творец не так прост: если уж взялся пособлять, то делает это на совесть.

— Но ты был в самой гуще солдат!

— Ерунда. В шлеме меня приняли за своего, даже грузить беднягу помогали. И потом долго не могли оправиться от моей наглости.