Бремя Бездушных (СИ)

- Но я не хочу! - запротестовала демоница, однако южанка уже завершила формулу принудительного изгнания, силой воли преградив прислужнице путь к возвращению в этот мир. - Сестрица... - Миаджи исчезла в клубах черного дыма и ее голос стих.

- Разумно ли? - спросил сидонит.

- Если во время моей смерти она будет здесь, то окажется запертой в этом странном мире, я этого не хочу, она дорога мне.

Дрэтон Брин понимающе кивнул, делая шаг навстречу южанке.

- Ты добра, Говорящая. Думаю, ты сможешь взять его. - Он бережно положил свою ношу на протянутые руки Кисары.

Девушка едва удержала неожиданно тяжелый сверток. Но она мгновенно забыла о его весе ноши, когда ее душу захлестнуло ни с чем несравнимое чувство трепета и благоговения. Волна тепла коснулась пальцев Кисары, протекла по рукам и, кажется, коснулась самого сердца.

- Что это? - непонятно откуда взявшиеся слезы навернулись южанке на глаза.

- Наша надежда, - серьезно ответил Дрэтон. - Ты должна пронести ее сквозь эту стену.

- А потом?

- Ты все поймешь, а теперь - уходи. - Топот нарастал, дикий рев и богохульства смешанные с угрозами стали слышны уже явственно, поэтому сидониту пришлось повысить голос. - Я сдержу их столько, сколько смогу, а ты - не мешкай.

- Мне бы вашу храбрость, - с трудом поднявшись на ноги, Кисара подошла к стене, внушающей ей стойкое чувство отвращения.

- Храбрость нужна лишь тем, кто испытывает страх и не может изгнать его из своего сердца, - слова Дрэтона Брина заставили южанку обернуться и встретиться взглядом с сидонитом. - В наших же душах нет места сомнениям. - Правая рука мужчины сжалась в кулак, похожий на тот, что он носил на своем табарде. - Нас ведет пламя Возмездия! Латная перчатка гулко ударилась в нагрудник, и массивную фигуру в красных доспехах охватило багровое свечение, пугающее и прекрасное одновременно. Взяв тяжелую секиру наизготовку, храмовник повернулся лицом к наступающим противникам.

Больше Кисара ничего не видела. Зажмурившись и воззвав к своей магии, она сотворила несколько фигур ослабления, небрежно швырнув их на пульсирующую преграду перед собой. Что было сил прижав к груди твердый предмет, сокрытый от ее взора лентами грязных тряпок, девушка задержала дыхание, словно хотела нырнуть под воду. Разом отбросив все свои сомнения, Кисара широко шагнула вперед.

Обереги в украшениях девушки предупреждающе обожгли ее кожу и погасли. Южанке показалось, как откуда-то издалека до нее доносится шум битвы, но он быстро отдалялся, становясь почти не различимым в пульсации плотно облегающей ее плоти.

Кисара задрожала от неприятных склизких объятий, леденящих кожу, замутняющих разум и не дающих дышать. Она с трудом делала шаг за шагом, а в ее голове билась мысль о том, чтобы повернуть назад.

Застыв в нерешительности, девушка уже хотела обернуться, но усилием воли сдержалась, сделав очередной шаг. Чтобы не было в свертке, что дал ей сидонит, оно согревало душу Кисары, вселяя в нее уверенность в собственных силах. До боли впившись пальцами в свою ношу, она, уже задыхаясь, почти упала вперед, неожиданно не обнаружив перед собой преграды.

Рухнув на мягкий, гноящийся и противно вздрагивающий пол, девушка, словно выброшенная на берег рыба, широко открыла рот, шумно глотая скверный воздух этого места. Из миндалевидных глаз текли слезы, непрерывно дрожащие руки и ноги будто принадлежали тряпичной кукле, а мысли путались в абсолютном беспорядке.

Кисара просто растянулась на полу, спиной вжимаясь во что-то липкое, позабыв обо всем и не в силах даже пошевелиться. Только сверток, лежащий на ее груди, был единственным, что привлекало ее и не давало забыться.

Застонав от усилия, южанка с величайшим трудом подняла собственную руку, чувствуя, как тело перестает ее слушаться. Ухватившись негнущимися пальцами за край одной из тряпок, она слабо потянула за нее, скрипя зубами от натуги.

Грязная ткань нехотя поползла в сторону, и между ее расступающимися краями прорезалось мягкое свечение, схожее с тем, что охватывало фигуру Дрэтона Брина перед тем, как Кисара закрыла глаза.

Свечение становилось ярче по мере того, как ткань, следуя за рукой девушки, соскальзывала вниз. Глядя на этот свет, Кисара чувствовала, как силы возвращаются к ней. Это было сравнимо с теми чувствами, что она испытывала когда смотрела на реющее на ветру знамя Гирита, что нес капеллан Грегор. Но, в то же время, эти схожие чувства отличались.

Обретя контроль над собственным телом и поспешно сев, девушка судорожно принялась разворачивать ткань, отбрасывая оторванные лохмотья в стороны, пока удивленный возглас не сорвался с ее губ.

На коленях Кисары лежал золотой клинок, лишенный рукояти. Широкое, в две человеческие ладони лезвие источало багровое свечение, мерно танцевавшее вдоль кромки острия. Не потерявший своей остроты клинок был неровно сломан у основания, где Кисара различила надпись на древнеимперском: Для воздающей длани - вот рукоять моя. Для оскверненных душ - сталь острия.

Южанка сразу же вспомнила эти слова. Именно они, согласно легендам, были выгравированы на Аренвире Вершителе Возмездия, алебарде самого Аларда Дария! Не веря своим глазам, Кисара, едва касаясь теплого лезвия, провела по нему рукой и почувствовала, как клинок завибрировал на ее коленях, словно призывал южанку к чему-то.

Кисара поднялась на ноги, бережно держа тяжелое лезвие на ладонях. Ее дрожащие руки едва выдерживали такую тяжесть, но южанка не смела относиться к бесценному артефакту без должного трепета. Заклинательница отчетливо слышала в голове крепнущий зов Аренвира, манящий ее вглубь зала, в котором она очутилась, миновав стену из плоти. Ступая по таким же отвратительным полам, окруженная пульсирующими стенами, под потолком из тысячи находящихся в непрерывном движении глаз, девушка сделала неуверенный шаг.

Она сразу же ощутила, как зов обломка стал явственнее, а лезвие будто затрепетало в руках. Свет, исходящий от клинка освещал путь, разгоняя мрак, и Кисара увидела, как из кровоточащих стен к ней оборачиваются лишенные кожи лица, взглядами пустых глазниц провожая ее фигуру. Глаза на потолке перестали двигаться и мигать, пристально уставившись на девушку, а неведомые голоса наперебой зашептали ей о страхе, отчаянии, смерти и боли.

Мысленно отрешившись от всего, южанка шла вперед, глядя лишь на обломок Аренвира. Она окружила себя множеством защитных формул, чувствуя, как артефакт в ее руках возвращает ей силу.

Шаг за шагом, Кисара продвигалась к тому месту, куда звал ее Аренвир, пока прямо перед ней не оказалась еще одна стена, во множество раз более мерзкая, чем те, что окружали ее до этого. На новой преграде непрерывно открывались красные злые глаза, гнойные отростки тянулись навстречу южанке, а раскрывающиеся перед ней рты роняли к ее ногам капли едкой слюны и кровавой пены.

Обломок алебарды завибрировал в руках Кисары, когда она поднесла его ближе к стене. Щупальца сразу же отпрянули назад, вжавшись в податливую, изъеденную язвами и покрытую струпьями плоть. Красные глаза зажмурились, словно от нестерпимо яркого цвета, а рты зло зашипели, бессильно скаля множество желтых клыков.

Треск лопающихся сосудов и рвущейся плоти гулким эхом пронесся, отражаясь от стен, подхваченный разинутыми на них пастями. Что-то за спиной Кисары тяжело шагнуло к ней и пол под ногами, судорожно затрясся.

Едва не упав, девушка обернулась, встретившись взглядом с единственным глазом драконоподобной твари, выползающей из кровоточащего разлома в полу. Сотканное из плоти и костей чудовище оскалило изогнутые клыки, вытянув склизкий раздвоенный змеиный язык, словно ощупывая им воздух перед собой.

Уродливая морда мотнулась из стороны в сторону и полный злобы глаз, расположенный точно в центре покатого усеянного рогами лба, впился в застывшую от страха Кисару.

Выбравшаяся из-под пола тварь была огромна, и заняла собой почти все свободное место. Она хлестала себя по крутым бокам, кое-где сокрытым под бурой чешуей, остроконечным хвостом, оставляя на тлеющем мясе яркие отметины.