Адвокат мертвых (СИ)

В восхитительной и отвратительной вере люди открывают в мир дорогу тому, что лучше бы оставалось спящим, а лучше и вообще никогда бы не существовало. Официальная наука десятки раз на всех религиозных монументах поклянётся, что ни-ни, ничего подобного нет и быть не может, а люди приоткрывают окошечки и щелочки и впускают нечто в свою жизнь.

Сглазы, заговоры, проклятья.

Магия вуду и чёрная магия.

Отвороты, привороты.

И ледяной ад, бездна для тех, кто знает. Вышедшее из-за грани, так легко обратно не возвращается. Оно собирает свою жатву, столько — сколько нужно, столько, сколько потребуется для того, чтобы его насытить.

В серых коробках бездушных городов люди теряют огни своей яркой души, теряют свою индивидуальность, растворяются в пустоте. И для того, чтобы загнать нечто туда, откуда оно пришло — нужно всё больше и больше силы. Всё больше жертв!

Среди всего того, что не стоит вспоминать и призывать по ночам есть отдельная категория — проклятья. Жуткие и не очень, спонтанные и подготовленные. Проклятья — часть исконно людской магии, той, что ещё бродит в жилах некоторых, той, которая ещё иногда вырывается в словах, напитанной силой.

Той магии, в которую сами люди перестали верить, предпочтя заигрывать с потусторонней Гранью и её обитателями.

Алиску трясло, колотило, и Кирилл, преодолевая её сопротивление, обнял, прижал свою призрачную девочку к себе. Своё зазеркальное, нереальное, несуществующее счастье.

— Лисёнок… Лиска-Алиска, успокойся. Не понимаю ни слова!

Но говорить Алиса не могла, как заведенная повторяла только одно «прости».

Среди всего того, чему она его уже учила, было и то, как вернуть спокойствие и адекватность призрачной братии. Кирилл думал, что забыл — но слова легли на язык, как будто и не забывались, не уходили, не пропадали.

Она успокоилась, не то взяла себя в руки, не то помог простенький нашептанный на ухо заговор, но Алиса посмотрела твёрдо.

— А теперь, пояснение, — попросил мужчина, отстраняясь.

— Хорошо.

— И начни с того, что ты мне никогда не рассказывала. Начни со своего проклятья.

— Мне следовало понять, что ты догадаешься, — после небольшой заминки пробормотала девочка. — В конце концов, ты всегда был слишком понимающим. Да, — вскинула она гордо голову. — Я проклята. Правда, не таким проклятьем как ты. У тебя…

— Не про меня, Лиска-Алиска.

— Я должна была попробовать. Ты знаешь, что такое материнское проклятье?

— Ты объясняла. Исключительно неприятное и разрушительное воздействие на человека.

— Я была… нежелательным ребёнком портовой проститутки. Она… воспитывала меня. Недолго, правда. Била. Била. Не кормила. Одним словом, я была скорее брошенным котёнком… Долго. Она не знала, как меня использовать. Не видела во мне никакого прока. Пока кто-то очень умный не подсказал ей, что меня можно будет продать. Чистенькую куколку. Сделать из меня игрушку, и продать какому-нибудь богачу. Восемнадцатый век, тогда подобные развлечения были в ходу. И она, стареющая, решила, что да. Её тело, её красота увядали, а я была живым капиталом. Её взносом на бездетное будущее. Она, наконец, меня рассмотрела, увидела! Мелкая, я тогда не понимала, что происходит. Я считала, что мама меня любит. Мамочка… меня, наконец, любит… Я ничего не знала о её планах. Я верила в красивую сказку. Я хотела в неё верить. А потом мне исполнилось тринадцать лет, и в белом платье с кружевами, в белых туфельках и с завитыми в букли волосами меня доставили покупателю. Он… — голос девочки снова задрожал, но Кирилл положил руки на её плечи и сжал.

— Всё хорошо. Слышишь?

— Да… Я…

— Ты убила его.

— Да, — схватилась девочка за подсказку. — Да. Убила. А потом вернулась и убила её. Её предсмертное проклятье не имело конкретных слов. Она просто кричала «проклинаю», и этого было достаточно. Меня поймали спустя несколько часов в порту. Девочку в белом платье, с ног до головы покрытую кровью. Я тащила за собой мясницкий тесак. Меня даже убивать то не хотели. Стояли, смотрели и не знали, что со мной делать.

— Ты…

— Умерла сама. Дождь. Нервная горячка. Двухстороннее воспаление, как могли бы сказать сегодня. У меня не было особых вариантов, что делать. Да и… что я могла? Малышка… тринадцати лет и уже убийца… Я не знала только одного — что я не смогу уйти дальше, что я останусь привидением. Пройдёт несколько лет, и я пойму, что начинаю становиться мстительным духом. Тем, кто убивает людей. Тем, кому никогда не обрести спокойствия. Я не хотела идти по этому пути, поэтому искала способ избежать этого. И нашла. Мне нужен был призрачный медиум. Тот, кто согласится меня убить.

Кирилл промолчал, не желая ничего спрашивать, пока не получит полное пояснение и объяснение. А Алиса… замялась. Потом отвела стыдливо взгляд:

— Я познакомилась с человеком из твоего рода. Рода призрачных медиумов. Я никому не доверяла, но он смог… сделать так, чтобы я поверила в то, что люди бывают разными. И среди них есть хорошие… Я ему поверила. А потом он меня предал. Он поймал меня в клетку, сказал, что привидений много, а ему нужен карманный мстительный дух…

Пояснения Кириллу были не нужны, он легко сложил «А» и «Б» воедино, но уточнить было нужно всё равно:

— И уже ты наложила проклятье на род призрачных медиумов?

— Да.

— И что именно ты сказала?

— Что мужчины рода будут умирать в самом расцвете сил. Что на тринадцатом потомке род окончательно прервется. Но все закончится куда раньше или не начнется вообще, если меня убить.

— Так… И? Снять это как-то можно?

— Убив меня, — подсказала Алиса. — Ну, точнее не меня. Мстительного духа, который из меня получится. Это будет уже совсем-совсем не я. И… Просто…

— Ты не всё сказала.

— Есть кое-что ещё. То, что мы с тобой уже разбирали. Помнишь, дюжину? В проклятьях она значит очень, очень много. Совсем не нужно, чтобы ты умирал. Ты тринадцатый сын рода. Но у тебя есть сестра… и она тринадцатая дочь в роду.

— Женька здесь причём?! У неё же нет никаких сил!

— Нет, — девочка свела брови, вся съежилась, — но она тринадцатая.

Кирилл задумался. О том, что у него завтра занятия, что сейчас совсем не время заниматься подобным, он уже совершенно забыл. Пролистывая в памяти то, что он узнал уже от своей призрачной маленькой наставницы, он пытался вспомнить что-то, связанное с числом тринадцать. Знания словно потерялись между другими. Целые заклинания и экзорцизмы приходили в голову. Он даже легко вспомнил сложнейшую цепочку экзорцизмов по изгнанию эктоплазмы из одержимого, что никак ему не давалось. А банальный кусочек информации в голову не приходил.

Кирилл был слишком упёртым человеком, чтобы вот так сдаться на полпути. Он погружался в памяти все глубже и глубже, пока искомое не нашлось. Немного, небольшой кусочек информации, содержащий тем не менее, в себе все ответы.

Это был не раздел проклятий. Раздел нумерологии. Цифры для всех ведьм, магов, колдунов несли в себе сами по себе определённую информационную структуру. Так, исстари все знали, что седьмой сын седьмого сына — будет ведьмаком, а седьмая дочь седьмой дочери — ведьмой. Об этом знали, слышали, читали, видели в фильмах даже современные люди.

Но в нумерологии чисел было куда больше. Так, например, тринадцатый сын в роду — тринадцатый ребёнок в роду мужского пола, названный так же, как и тот, кто получил проклятье, мог его снять — смыв своей кровью и своей смертью. Но род при этом прерывался окончательно. Все, кто был связан с ним близкими кровными узами, умирали в течение нескольких лет. А вот тринадцатая дочь, при отсчете от последней ведьмы, была искупительным ребёнком. Она могла умереть, снимая проклятье со всех членов рода.

— Нет.

— Это уже происходит. Проклятье уже тянет к ней руки.

— Нет.

— Тогда убей меня? — предложила Алиса. — И всё закончится. Совсем всё. Сразу же.

— Я не могу, — Кирилл покачал головой укоризненно. — Даже не предлагай мне этого. Я знаю, что мстительный дух это будешь уже не ты. Но сейчас ты — это ты. Я не могу тебя убить просто так. Я вообще не могу тебя убить!