Сумеречный клинок

— Я ничего не помню о том времени, — честно призналась Тина. Она и в самом деле никак не могла вспомнить, когда и как появилась в приюте и что происходило с ней до этого.

— Тебя подбросили на церковную паперть, — сказала после паузы дама Леонтина. — Знаешь, как это бывает? Корзинка, а в корзинке младенчик. Не помню, в каком городе это случилось, но, кажется, где-то на юге. И ведь к нам ты прибыла из приюта при монастыре Сестер Добронравия, так что да, скорее всего, юг…

— А имя? Кто дал мне имя? — осмелилась продолжить расспросы Тина, хотя и понимала, что сильно рискует — безумие и гнев уже отчетливо слышались в тихой, «воспитанной» речи дамы-наставницы.

— Кажется, мэр этого городка звался Ферен, ну а имя, наверное, подобрали по святцам…

— Еще одна, — сказал чей-то усталый голос за ее спиной.

От голоса пахло луком и чесноком, живой водой, потом и смертью. На самом деле смерть определяла теперь все, но человек этого еще не знал.

— Откуда ты, девочка? — спросил человек с мятым неопрятным лицом, сидевший за столом. Стол был завален бумагами и свитками, а человек, одетый в синее сукно, означавшее чиновничью службу, держал в руке перо. С кончика пера готова была сорваться капля плохих жидких чернил, а с оплывшего, похожего на картофелину носа, с толстого его кончика, — мутная капля пота. Пот тек по высокому выпуклому лбу человека, пересекал, словно ручьи в половодье, преграды глубоких морщин, терялся в зарослях кустистых бровей. Длинные волосы чиновника висели мокрыми прядями. Он был болен, и его близкая смерть читалась уже в особенной желтизне белков глаз.

«Лихорадка… повышенное потовыделение… боли в суставах…»

— Как тебя зовут? — человек за столом подался вперед, пытаясь, по-видимому, рассмотреть ее получше, и поморщился от боли.

«Плечи и локти, — отметила она равнодушно. — Запах крови в моче… Не жилец…»

— Молчит! — сказал мужчина за ее спиной. — Все время молчит. Я нашел ее на Страстной площади, но там было полно беженцев из провинции, и половина из них мертвы или умирают…

«Стражник, — вспомнила она мужчину, стоявшего за ее спиной. — Стражник… Страстная площадь?»

Однако вспомнить площадь не удавалось, да было и неважно. Неинтересно.

— Думаешь, городская? — спросил чиновник.

— Да, похожа на городскую, — подтвердил стражник. — Еще б заговорила…

— Ты говорить-то умеешь ли?

— Умею, — ответила она.

— Городская! — уверенно сообщил стражник. — Была б деревенская, сказала б «знаю».

— Ну, раз умеешь, то скажи, где ты живешь? На какой улице? С кем? — оживился чиновник.

— Там, — кивнула она на окно. — Где-то там.

Она смутно припомнила добротный дом с палисадником и задним двором, но вспомнить улицу уже не смогла.

— Не помню, — сказала она. — Там. Все умерли, я думаю…

Теперь она и в самом деле подумала, что все умерли, но кто эти «все», сказать бы не смогла. В памяти клубился туман, скрывая все новые и новые детали.

— А зовут вас, барышня, как?

«Зовут? Он спрашивает об имени? Имя…»

— Не помню, — сказала она вслух.

— Такое бывает вообще-то… — подал голос из-за ее спины давешний мужчина. — Небось натерпелась, пока другие отходили…

— Ну, да, — кивнул чиновник. — А лет ей, как думаешь, сколько?

«Он не меня спрашивает… Странно. Но сколько же мне лет?»

— Выглядит лет на семь-восемь, — предположил мужчина, стоявший за ее спиной.

— Вот и я так думаю, — кивнул чиновник и стал что-то быстро записывать на клочке плохой серой бумаги.

«Плохой? — вяло удивилась она. — Но откуда известно, что эта бумага плоха?»

— На вот. — Мужчина в синем кафтане закончил писать и протянул записку кому-то, чье присутствие угадывалось за ее спиной. — Отведи ее в приют «Длань Господня», знаешь где?

— Как не знать. — Мужчина выступил из-за ее спины и подошел к столу. Он был громадный и сильный, одетый в вареную кожу и черную сталь.

«Солдат?»

— Скажешь, что нарекаю ее Тиной Ферен. Если так и не вспомнит, кто и что, пусть будет Тиной в честь моей бабки, а коли так, то и фамилию мою пусть носит. Тина Ферен… По-моему, совсем неплохо!

«Тина Ферен?» — подумала Тина и поняла, что так оно и есть: это было ее имя.

— Уходи! — крикнула Гилда. — Уходи сейчас же. Тебя не должны найти в этом доме!

— Но почему? — нахмурилась Мета.

— Чему я тебя учила, девочка? — Гилда говорила, с трудом выталкивая слова из опухшего горла, одышливо, с хрипом.

— Я составлю яд…

— Поздно, — покачала головой женщина. — И ты это знаешь. Лихоманка добралась уже до кроветворного начала, а это верная смерть.

— Смерть, — как эхо повторила за Гилдой Мета, одновременно отпуская на волю задавленное страхом знание. — Ты умрешь в течение ближайшего часа.

— Верно, — кивнула женщина. — А вслед за мной умрут и все остальные. Агнет и Кло не встают со вчерашнего вечера, Джерт… Думаю, он уже испустил дух. Что скажут об этом «вороны»?

— Что вас убило черное поветрие.

— И все?

— «Темная волна»… — Слова сорвались с губ, и правда обрела наконец силу реальности.

— Нам не повезло, — хрипло подтвердила Гилда. — От черного поветрия есть много средств. Да и шанс на случайную удачу остается всегда, иначе все бы давно вымерли. Но «темную волну» человеку не пережить, а ты жива…

— Они решат, что я оборотень.

— Поэтому уходи сейчас, пока я еще могу оказать тебе последнюю услугу. Выпей это! — В дрожащей руке женщины возникла маленькая серебряная фляжка.

— Кислица, корень гореца, калган…

— Остановись! — приказала женщина. — Я знаю, на что ты способна. Ты последний мастер ядов по эту сторону Подковы, и тебе не надо демонстрировать свои умения. Пей!

«Вода забвения, — Мета приняла от Гилды фляжку и поднесла ее к губам. — Прощай, Мета, и… И до встречи!»

Горько-сладкое густое питье коснулось ее языка, скользнуло дальше, стремительно обволакивая пеленой забвения разум Меты, погружая его в сон наяву.

— Ну что ж, начнем, пожалуй. — Гилда подвела Мету к столу и указала на книгу. — Тебе предстоит выучить ее наизусть…

Книга была большая — ин-фолио — и очень толстая, в темном с вытертой позолотой кожаном переплете. На каждой странице помещалось аккуратно вклеенное высушенное растение, лист, цветок, стебель, реже — корешок, цветной рисунок этого растения, выполненный с удивительным мастерством и даже изяществом, и описание: приметы, места произрастания, особенности сезонных изменений и, разумеется, способы применения, иногда много, а иногда — нет…

Мета провела кончиками пальцев по листу, перевернула страницу, коснулась сухого лепестка золотой розы, втянула носом тонкий аромат цветка. Книга была чудесна: тончайший, высочайшего качества пергамент, запах сухих растений, ровные строчки каллиграфически выписанных букв, изумрудная зелень, золото, киноварь и кобальт, сурик и охра рисунков…

— Итак? — тихий, но властный голос, спокойный взгляд серых глаз. — Ты готова, Мета? Мы можем начинать?

— Не бойся, — сказала женщина, лицо которой скрывал капюшон. — Все хорошо. Здесь, в этом доме, тебя не обидят.

— Но…

— Не бойся, — повторила женщина, лицо которой никак не желало всплывать в памяти. — Когда наступит время, я вернусь и заберу тебя с собой. Прощай, дитя!

Женщина отвернулась, колыхнулся тяжелый, подбитый мехом куницы плащ.

— Постойте! А как же я?!